Орел расправляет крылья - Злотников Роман Валерьевич. Страница 41
– Но… с чего вы взяли, что она страдала?
Бэкон покачал головой.
– Да-а-а… как часто мы, даже те, кто способен разглядеть великое и грядущее, не замечаем того, что находится у нас прямо перед глазами… Ну подумайте, ведь самая главная обязанность супруги монарха – рожать ему и его народу наследников. А ваша супруга – чрезвычайно ответственная женщина.
– Но… она мне никогда и ничего… – в приступе отчаянно жгучего раскаяния прошептал я.
– Я же сказал, царица Мария – чрезвычайно ответственная женщина. И не хотела отвлекать вас от государственных дел своими проблемами. Ибо она считала, что все дело в ней. И потому пыталась решить вопрос самостоятельно. Посещая монастыри и скиты и даже обратившись ко мне…
– К вам?! – Я побагровел. – Ну, сэр Бэкон… неужели вы не могли сказать мне…
– Нет. – Ректор мотнул головой. – Не мог. И даже не собирался. И помогать ей в этом деле тоже не стал. Ибо был уверен, что дело совершенно не в ней. А именно в вас. Причем в вашем желании. Мне… ну то есть до меня дошли слухи, что вы до свадьбы… ну что у вас уже была какая-то крестьянка… – Тут Бэкон, заметив, что я готов взорваться, вскинул руки. – Простите, ваше величество, в этом нет ничего оскорбительного. Просто научное исследование. Это было необходимо сделать, чтобы сформулировать рекомендации для вашей супруги… Так вот, она также не имела от вас никаких детей, причем на протяжении многих лет. И судя по тому, что мне удалось от нее узнать, вы сами каким-то образом добились этого результата. – Он замолчал.
Я же несколько мгновений сидел, стиснув зубы. А потом не выдержал и рассмеялся. Так, Митрофана мне… сразу же после того, как уйдет Бэкон. Это что же, оказывается, можно вот так вот запросто собирать информацию обо мне, а моя секретная службы при этом ни сном ни духом?..
– Тем более, – вновь заговорил Бэкон, – что какой-то из этих ортодоксальных христианских мистиков, которые у вас называются starets, уже сказал ей, что все будет в порядке. Как точно это звучало, я не помню, но что-то типа: не волнуйся, дева, все исполнится в свой срок… Так что мне оставалось лишь повторить эти слова.
Я некоторое время переваривал услышанное, а затем глубоко вздохнул. Ладно. Проехали. Впредь не буду таким идиотом. Да и поздно уже что-то исправлять. Машка на сносях, и срок уже совсем близко. Ой, бедная моя, как же ты настрадалась из-за одного тупого идиота…
На мгновение кольнула мысль о Настене, но тут же развеялась. Что было – то прошло. Да и было ли? Так, марево. Не могло у нас быть детей, а без них – не может быть семьи. Просто не может. В принципе. Баба на содержании – да, может быть, а семья – нет. Как бы это ни называлось. И потому сожалеть не о чем… Хотя мне и кажется, что есть в том, что я отослал Настену в Уральскую вотчину и там выдал замуж за одного из управляющих моими рудниками, некая… подлость, что ли. Несмотря на то что все это вполне в духе этого времени…
– Друг мой, – негромко подал голос Фрэнсис, когда я вдоволь настрадался.
Я встрепенулся.
– Извините, друг мой, просто…
– Я понимаю, – Бэкон вздохнул, – в моем возрасте волей-неволей становишься философом…
Волей-неволей?! Я едва не задохнулся от такого заявления, прозвучавшего из уст… Фрэнсиса Бэкона!
– …и я нередко ловил себя на мысли, как часто мы делаем нашим близким больно просто потому, что считаем, что лучше них самих знаем, как будет лучше для них…
Да уж… не поспоришь.
– Но… я хотел бы поговорить с вами не об этом… вернее, не только об этом. – Бэкон сделал паузу, собираясь то ли с мыслями, то ли с духом, и продолжил: – Мне уже немного осталось…
Я протестующее вскинул руки, но Фрэнсис остановил мои возмущенные крики одним мягким, но властным (да уж, вот что значит бывший лорд-канцлер Англии) движением ладони.
– Не спорьте, друг мой. Я знаю. Более того, то, что я покинул сырой и стылый Лондон, а главное, что благодаря вам я взялся за дело, да еще такое, – явно продлило мои годы. Дома я бы умер гораздо раньше… Но все когда-нибудь приходит к своему пределу. А… мне очень не хочется лишать вас так милых вашему сердцу вечерних бесед. – Бэкон замолчал, глядя на меня с некоторой хитринкой.
Я тоже молчал, ожидая, что придумал этот великий ум.
– Я нашел вам нового ректора.
Я напрягся.
– И уже вызвал его сюда. – Бэкон снова вскинул ладонь, призывая меня потерпеть еще несколько мгновений, дав ему возможность закончить мысль. – Не беспокойтесь. Я сам оплатил ему дорогу. И я не собираюсь уходить со своего поста до тех пор, пока Господь дает мне силы оставаться на нем. До этого момента этот человек будет просто моим гостем. – Он несколько неловко развел руками. – Дело в том, что этот человек, этот воистину великий ученый сейчас подвергается преследованиям у себя дома, и я хотел бы предоставить ему убежище и создать условия для работы. К тому же я уверен, что вы не откажетесь поближе познакомиться с господином… Галилео Галилеем!
Я замер, ошарашенный прозвучавшим именем, но тут дверь кабинета внезапно распахнулась, и в проеме возникла голова Аникея.
– Государь! Беда!
– Что? – раздраженно развернулся я, не успев отойти от магии имени Галилео.
– Весть голубиная пришла. – Аникей вошел в кабинет и протянул мне узкую полоску голубиного письма. – Свеи войну учинили. Корелу, Ям и Копорье взяли. Ивангород в осаду сел. К Ладоге и Пскову двигаются…
2
Я сидел на коне и осматривал из-под ладони окрестности, внутренне продолжая кипеть от возмущения. Ну, Густав Адольф, ну, сука, ты у меня за это поплатишься! Ну чего тебе, уроду, не сиделось в своей Швеции? Тебя что – трогал кто? И так уже оттяпал от Польши всю Лифляндию с Курляндией. Чего тебе еще надо-то?
– Государь! – Ко мне рысью подлетел Мишка Скопин-Шуйский, на которого я возложил командование войском, двинувшимся навстречу шведам. Ну не мне же, в самом деле, ими командовать? Какой из меня генерал… – Татары Селим-хана свеев отыскали.
– Где?
– А эвон. – Мишка указал рукой. – Верст за двенадцать отсель. Много. Лагерем стоят.
– Король там?
– Не ясно пока. Но войско большое. Может, и там.
Я глубоко вздохнул и выпустил воздух. Между зубов. Нет, надо успокоиться. Нельзя так заводиться. А то в самый неподходящий момент поддамся эмоциям и точно как-нибудь напортачу. Скажем, влезу и примусь отдавать распоряжения…
К Ладоге мы успели. Густав II Адольф не учел скорости прохождения информации и сбора войск, увеличившейся вследствие создания сети голубиных почтовых станций. Так что Москву и ближайшие губернии удалось исполчить за полторы недели. Ну а Ладогу, к которой также вследствие быстрого получения известия о начале войны успело подойти подкрепление из Новгорода и окрестных земель, а ее воевода – возвести вокруг города дополнительные укрепления, взять с ходу, как те же Корелу и Копорье, шведам не удалось. Но в ее окрестностях они порезвились знатно… И не скажешь, что цивилизованные европейцы. Впрочем, чего это я… это только у наших западноподлежащих интеллигентов Европа, мол, всегда была, есть и будет светочем цивилизации и непременного соблюдения прав человека. А на самом деле они сейчас режут и грабят ничуть не меньше, чем те же крымчаки. Даже еще хлеще. Те просто полон имали да мошну набивали, вырезая народ лишь в рамках этой задачи, а эти уроды-протестанты ведут себя так, будто землю от недочеловеков-православных очищают. Давить, давить гадов! Уф, нет, надо успокоиться… Но перед глазами стояло грубое распятие из растущей во дворе березки и прибитой к ней жерди, на котором повисла уже немолодая русская баба. С распоротым животом. И ее годовалый ребятенок, насаженный на тот кол забора, от которого и была оторвана жердь. Я даже сначала поверить не мог, что оно вот так вот… думал, просто какой-то садист попался. Ну, мол, солдаты, ремесло такое, и времена ноне суровые – так что встречаются… А потом снова нечто подобное увидел. И еще… А уж затем мне отец Исидор все и разъяснил. Мол, для их богословов все, кто не их веры, вроде как и не люди вовсе. А грязь. Вот они, мол, землю от грязи и очищают. А я еще в подтверждение этому вдруг вспомнил рассказ того же Легионера. Ну мы как-то на охоте разговорились, отчего у вроде как отсталых и забитых русских все народы, что они под свою руку взяли, – на месте. Как по описи. Да еще и умножились числом… Нет, сейчас многие сокращаются, но опять же в соответствии с общероссийской тенденцией, вызванной массовым падением рождаемости. А так – жили себе и множились. А вот во вроде как куда более, как считается, цивилизованной и правовой Америке индейцев вытравили почти поголовно. И Легионер выдал. Оказывается, в начале колонизации Америки все конфессии столкнулись с необходимостью определиться по отношению к индейцам. В смысле – считать ли индейцев людьми. Так вот, испанцы, рассмотрев этот вопрос, пришли к выводу, что индейцы все-таки люди. Ну или как минимум могут ими стать, пройдя таинство крещения. А англичане решили, что нет. Индейцы не люди. И потому можно совершенно спокойно освобождать землю от этой «грязи» для расселения настоящих людей. Вот такая вот чисто протестантская этика… А с другой стороны – вполне себе правовой подход, коим лаймы всегда так гордятся. Есть решение, что индейцы – не люди, значит, какие вопросы-то? Права, гуманизм или хотя бы справедливость и милосердие – это ведь только по отношению к людям… А мы-то, идиоты, считаем, что расовую теорию в широкое, так сказать, обращение Гитлер ввел…