Орел расправляет крылья - Злотников Роман Валерьевич. Страница 60

– Ай! Дяденька, пусти!

Но Аким, ухвативший воришку за локоть, только сильнее сжал пойманную руку и подтянул к себе мальца, попытавшегося разжиться часами.

– Пустить, значит… – усмехнулся государев розмысл. – А кто ко мне в карман полез?

Мальчуган прекратил вырываться и, сурово насупившись, пригрозил:

– Пусти, дядя, а то хуже будет.

– Хуже? – удивился Аким. – Этот как же? Поколотишь меня, что ли?

– Я-то – нет, – с угрозой в голосе пообещал мальчуган. – А вот мои соватажники…

Аким удивленно покачал головой. Эвон как… значит, новая ватага на Москве появилась. За последние двадцать лет Москва, как, впрочем, и вся страна, планомерно и неуклонно очищалась от воров и разбойников. Закладываемым на Урале рудникам и шахтам постоянно требовались люди, так что ватаги столичных и придорожных татей старательно вылавливались, имались в железа и скорым маршем отправлялись на Урал. Отчего в Москве и других крупных городах, а также на дорогах и водных путях с каждым годом становилось все спокойнее и спокойнее. Так, Москва, например, уже лет десять как успела забыть о рогатках, коими на ночь перегораживались улицы, и вооруженной страже, ходившей между ними… Нет, совсем, конечно, от ворья избавиться не удалось, но единственной относительно многочисленной и сплоченной корпорацией в Москве остались токмо папертные нищие. Остальные ватаги долго на Москве не жили…

– А ну, пусти мальчонку-то… – угрожающе произнес дюжий мужик, нависая над Акимом.

Государев розмысл усмехнулся:

– А то что будет?

– А вот ужо тогда увидишь… – еще более угрожающе донеслось из-за его спины.

Малец бросил на Акима торжествующий взгляд… почти сразу же сменившийся испуганным. Спереди и сзади от Акима раздалось несколько хлестких ударов, и оба ватажных с легкими всхлипами рухнули на снег. Аким оглянулся. Двое его охранников, что были приставлены ему службой государева постельничего взамен сопровождавших его раньше, но привлекавших излишнее внимание воинов сначала царева холопского, а затем царева кирасирского полка, сноровисто вязали обоих ватажников.

– Вот оно как бывает-то… – эдак слегка извиняясь, сообщил Аким пареньку. Тот вздрогнул, захлопнул разинутый рот и, поняв, что помощи ждать неоткуда, изо всех сил дернул руку, попытавшись освободиться. Но Аким держал крепко. – Ну будет, будет… – примирительно сказал он пареньку, когда тот наконец умаялся вырываться. – Не бойся, ничего с тобой худого не случится. Эвон ты какой тощий. Когда ел-то?

Паренек наконец совсем прекратил вырываться и, тяжело дыша, уставился на Акима.

– Вчерась… – нехотя отозвался он. – А куда это моих ватажных поволокли?

– Да рыночной страже сдадут, – пояснил ему Аким. – А чегой-то у тебя говор эдакий… не московский совсем. Откель будешь-то?

– С Литвы мы… – буркнул мальчуган и тут же испуганно закрыл рукой рот.

Именовать вновь присоединенные западные земли Литвой не разрешалось. Литва она и есть Литва. И ныне эвон существует себе запросто. А то все земли русские, той самой Литвой захваченные. В Киеве эвон и первая русская столица была, и первый русский митрополит сидел. Потому то – Русь. Самая обыкновенная и ничем от той же, скажем, Новгородчины или Смоленщины не отличающаяся. Просто некогда от страны той же Литвой отторгнутая, а ныне – обратно возвернутая…

Но Аким сделал вид, что сей оговорки не заметил.

– С Полоцка, – поправился мальчуган. – От войны бежим, – заученно произнес он.

– От какой такой войны? – удивился Аким. – Она же еще в прошлом годе окончилась. А в Полоцке ее так и вообще вроде как не было.

Мальчонка насупился. Как видно, ранее это заявление срабатывало безотказно. О том, что идет или, ныне, уже победоносно закончилась Польская война, – в народе знали. Но подробности – где стоят войска, какой город взяли, как ноне еще воюют, доносились до страны редко, от случая к случаю. И потому для большинства людей все земли, что западнее Смоленска или Новгорода-Северского, были «под войной».

– А не твое дело.

Аким покачал головой.

– Ну ладно, пойдем со мной.

– Куда?

– Увидишь.

– Не пойду! – заорал парнишка. – Ой, помогите, люди добрыя, ой, тати от отца-матери забирают!

Аким остановился и несколько мгновений смотрел на разорявшегося мальчонку.

– И не стыдно? А ну замолчи, а то велю вот им, – он показал на молодцев, уже передавших задержанных ватажников подоспевшей рыночной страже и теперь снова занявших свое место неподалеку от Акима, – заткнуть тебе в рот твой же онуч и волочь тебя на руках… да еще кверху ногами.

Мальчонка отшатнулся и испуганно покосился на охранников. Они сурово насупили брови, как бы подтверждая, что все исполнят, не помилуют… А Аким произнес уже гораздо ласковей:

– Я ж тебе сказал, что ничего худого с тобой не случится. Пойдем, покормлю хоть.

– И отпустишь?

– Коль захочешь уйти – отпущу, – кивнул головой Аким. – Токмо вот идти тебе куда?

– А найду куда, – упрямо заявил мальчуган.

– А вот и не найдешь, – поддразнил его Аким. – Ватажников-то твоих небось уже городскому капитану-исправнику передали. Он их живо разговорит. Так что еще до вечера всю твою ватагу уже в железа поимают. А кого нет – тот в бега ударится. – Аким сделал паузу и, покачав головой, сообщил мальчонке, на глазах которого от нарисованной перспективы навернулись слезы: – Тут тебе, брат, не Литва…

Мальчонка всхлипнул. Его жизнь ну вот только что разлетелась в мелкие дребезги. Еще час назад он был пусть самым маленьким и забитым, но все же членом сильной и хищной стаи, коя прибегла на Москву, соблазненная рассказами о тех богатствах, которые крутятся на торгах и в посаде этого самого большого города их новой страны. У него был угол, где его ждали кус хлеба и привычная дерюга, на которой он спал. И вот все это, если этот странный споймавший его мужик говорит правду, исчезло без следа…

– Ладно, не реви, – пробурчал Аким, от детских слез у него защемило сердце, – я же сказал, что ничего с тобой не случится, – повторил он уже в третий раз. – Пошли!

Дарья встретила их улыбкой.

– Замерз? – поинтересовалась она у мальчугана, ошеломленно уставившегося на нее. – Ну беги вон к печи, погрейся. А я пока на стол соберу.

Мальчуган недоверчиво покосился на Акима, потом снова перевел взгляд на Дарью и осторожно, бочком, двинулся к печи.

– Па-а-а-апка пришел! – с визгом скатились по лестнице две Акимовы младшенькие. – Ой, а кто это? – защебетали они. – А ты тоже с папкиной мастеровой школы? А ты новенький, да? А ты с приюта бо городской?

Мальчуган лишь ошарашенно вертел головой. Аким вскинул руки.

– Ну-ну, егозы, угомонитесь. Мужики с мороза пришли. Нам по первости отогреться надо, поснидать, а потом уже и начнете пытать…

Обед прошел шумно. Младшенькие все время стреляли глазками в сторону мальчугана и наперебой рассказывали отцу, как ходили «с дядькой» на торг, а на обратном пути зашли к брату в мастерские. И что он подарил им по блестящей цепке о семи звеньях, коими они тут же и похвастались. Аким усмехнулся. Такие обрывки цепок оставались, когда в лавке подгоняли часовую цепочку под конкретного клиента. Брюхи-то у всех разные, кому цепочки еще и надставлять приходится. А мальчуган хлебал молча, но сдержанно, хотя было видно, что есть ему хотелось. Дарья ела с ласковой улыбкой. Она уже привыкла, что муж время от времени приводит домой вот таких невесть откуда взявшихся голодных галчат. Первые из них уже выросли и стали видными мастерами. Свои дома и семьи имеют. Иногда по старой памяти в гости заглядывают…

А началось все тогда, когда одной вьюжной зимней ночью Бог забрал у них первенца. Он в лихоманке за три дня сгорел. Вот такого ж возраста был, родимый… может, чуток постарше…

Всю вторую половину дня мальчуган провел, косясь на дверь и ворота. Дарьюшка накормила его так, что у него пузо раздулось, будто ротный барабан, а потом отправила на двор – «отрабатывать», велев собрать нарубленные одним из охранников, кои, когда Аким торчал дома, частенько помогали Дарье по хозяйству, дрова и сложить в поленницу. А потом еще накормила киселем из брусники, вместе с младшими дочерьми, кои совсем мальца загнобили своим щебетанием…