Охота на охотника - Николаев Андрей. Страница 19

Даже подумать было страшно, каково сейчас там, внизу, на уровне моря. Уолш только два раза спускался в преисподнюю, которую по недоразумению называли городскими кварталами: первый раз, когда прилетел на Хлайб и, согласно дипломатическому протоколу и собственным убеждениям, был обязан ознакомиться с местом сосредоточения основной части населения Хлайба, и второй – когда его секретарша вздумала полетать и порхнула вниз с крыши башни. После случая с секретаршей и натянули невидимую грависеть – уж очень повадились суицидники летать с башен. Уолш попытался посчитать, сколько будешь находиться в свободном полете, пока не размажешься по земле, сбился и плюнул. Не очень-то и хотелось. Тогда его пригласили опознать тело в полицейский участок. Он опознал секретаршу по родинке под грудью, чем вызвал усмешки проводившего дознание следователя и патологоанатома. Оба раза он возвращался к себе, на четыреста семидесятый этаж, полностью занятый посольством, и неделю валялся, мучимый жестокой аллергией. Видно, что-то такое было в воздухе Хлайба, что он исходил соплями и кашлем, даже выбираясь на крышу башни, на полуторатысячеярдовую высоту над городом. Уолш даже здесь, в кондиционированном, биологически исправленном и постоянно проверяемом на предмет бактерий воздухе посольства каждый месяц испытывал приступы аллергии. А сегодня придется подниматься на продуваемую всеми ветрами посадочную площадку для встречи какого-то специального агента, некоего Ричарда Сандерса, чтоб он сдох по дороге. У посла в предвкушении этой встречи уже с утра начали слезиться глаза и першило в горле, но ничего не поделаешь – служба. Пятнадцать лет, как одна монета, киснул он на Хлайбе, а что поделаешь, если рылом не вышел и все волшебные места в посольском корпусе расхватали выходцы из так называемой аристократии. Понятно, их родители пробили им места в престижных колледжах и вели по жизни, взяв за ручку и отряхивая пыль с коротких штанишек, а он, Ян Уолш, собственной башкой пробивался в жизни. Посол невольно поднял руку и погладил себя по лысине, будто проверяя, не осталось ли там синяков. Может, он и полысел от здешнего климата? Ну и черт с ним. Осталось три года, а там и волосы нарастим, и душу и тело вылечим! Три года прятаться в кондиционированных покоях, улыбаться на приемах, спать с постылой любовницей, а где взять другую, если никто, заслышав про Хлайб, лететь сюда не хочет? Флоранс, и та согласилась разделить с ним компанию, когда он твердо пообещал и подкрепил обещание соответствующими документами у нотариуса, что обеспечит ей безбедное существование на все оставшиеся годы жизни. Флоранс он подцепил во время последнего отпуска, который позволял себе раз в два года. Обычно он проводил месяц на Вионе, нежился на пляже, купался в ласковом море, пустом и чистом, как бассейн, заводил подружку на пару недель, а вот от Флоранс отлепиться не сумел. Она была перелетной бабочкой, порхавшей с курорта на курорт в поисках богатых клиентов. У нее было всего в меру: в меру пышное тело, в меру амбиций, в меру ума. Вот этого ума ей и хватило, чтобы понять – век потаскушки, пусть и из полусвета, короток, как век бабочки-однодневки, и Уолш привез ее сюда, на Хлайб, в качестве референта черт знает по каким вопросам. Сейчас и не вспомнить, да и не важно. Было это три года назад, но за три года любая женщина может надоесть, и Уолш все чаще задумывался: не отпустить ли ее с миром и не найти ли ей замену – отпуск намечался через два месяца. Денег жалко, но с другой стороны, терпеть эту слезливую, раздобревшую от безделья особу уже не было сил. Уолш прикинул, что если с очередным кредитом, который выдает его банк, конечно, открытый через подставное лицо, под дикие проценты, все сложится удачно, то о деньгах можно не беспокоиться. Он даже повеселел. Что, специальный агент? Да и черт с ним! Встретим, окружим заботой, подсунем ему Флоранс. Главное – чтобы отчет агента понравился в министерстве. Можно даже будет устроить ему экскурсию по злачным местам. Естественно, только не в Нижнем городе. Если с этим парнем что-то случится, голову снимут вместе с выслугой, а терять выслугу после пятнадцати лет пребывания на помойке очень не хочется. По всему видно, правительство озабочено, чтобы все прошло гладко, даже сообщение, которое пришло неделю назад, раскодировать будет сам агент, в присутствии посла. Интересно, по какому ведомству числится этот Сандерс? Если не по министерству финансов, тогда наплевать. Сказано: оказывать полное содействие. Ну, это мы еще посмотрим. Видимость деятельности создать несложно: сделаем, что в наших силах, господин Сандерс; окажем любую помощь, уважаемый сэр, но видите ли в чем дело. Каждая башня – считай отдельный город, я не могу настаивать на содействии, я могу лишь просить. Что? Нижний город? Да вы с ума сошли, дорогой мой! Это же клоака, вертеп на вертепе, бандит на бандите, даже если он президент компании. Что ж, запретить я не имею права, но в таком случае я снимаю с себя всякую ответственность. Да, сэр! О чем непременно поставлю в известность министерство! Да, только так!

Запищал зуммер, напоминая о том, что пора приступать к делам. Посол вставил в нос фильтры, вызвал секретаря – относительно молодого и пронырливого, а главное, не подверженного приступам депрессии человека – и направился к лифту. Секретарь семенил чуть позади, преданно дыша в затылок. Нет, этот с крыши не спрыгнет. Слишком любит жизнь, да и долю в делах имеет. Кто знает, если бы Джанет была в деле, может, и подумала бы, прежде чем шагнуть в пустоту…

«Глория» висела над Хлайбом, сцепившись силовым каркасом с «Ганимедом», который и приволок яхту к конечной точке маршрута. В шлюз, провожая Сандерса и Полубоя, набилась вся команда, за исключением вахтенных, первого помощника Петреску и второго помощника Мелори – наконец-то Сандерс узнал фамилию парнишки. Бывший первый помощник находился под арестом в собственной каюте, а Мелори в криогенной камере – вылечить его на Хлайбе возможности не было, и Мерсерон решил доставить его на Таир, где, как он сказал, порвет любого, кто встанет между вторым помощником и лучшими врачами номинальной столицы республики. Пассажиры тоже были в числе провожающих. Конечно, те, кто выжил. После абордажа и последующей схватки было решено, что приключений с них хватит, и они решили вернуться на Таир.

Команда выстроилась в коридоре пассажирского отсека, пока капитан в присутствии пассажиров толкал речь в рубке, благодаря «господ археологов». Речь транслировалась по корабельной сети и была, на вкус Сандерса, слишком выспренна, а на взгляд Полубоя – просто ни к чему. Путь до шлюза напоминал дорогу, по которой проходили римские триумфаторы. Сандерса и Полубоя награждали дружескими тычками, каждый норовил пожать руку, Анжела Янсен пылко поцеловала обоих, а Эльжбет просто разрывалась, обнимая то одного, то другого. Паоло не препятствовал.

В шлюзе Сандерс сказал ответную речь, в которой просил по мере возможности хранить молчание о происшедшем, иначе, мол, по университету поползут нежелательные в ученой среде слухи. Впрочем, он был уверен, что все это бесполезно, так что их экспедиция, скорее всего, окончится гораздо раньше, чем предполагалось. А чего не можешь изменить, по поводу того не стоит волноваться… Полубой стоял рядом красный, как зовросский тюльпан. С трудом удалось уговорить его сказать несколько слов, но лучше бы он промолчал.

– Господа! – начал мичман. – И дамы, – добавил он, вспомнив о приличиях, – напрасно вы все это… да. Чисто случайно все получилось… а я и не хотел.

Собравшиеся грохнули дружным и несколько нервным смехом. Полубой покраснел еще больше, хотя казалось, что больше некуда. «Сейчас он тоже похож на медведя, – подумал Сандерс, – только не на того, который вылетел из каюты, разнося в щепки дверь, а на другого, циркового. Неуклюжего, для смеха одетого в приличный костюм с галстуком».

Полубой махнул рукой и потянул шлейку с риталусами, чинно сидящими возле него. Зверьки поднялись и деловито потопали за ним в челнок.