Охота на охотника - Николаев Андрей. Страница 47

– Ну а теперь вы… ты куда? – спросил Полубой.

– Хочу к ван Хорну наняться. Его клан на подъеме, и платит он, говорят, прилично. Это, кстати, его сектор, – Лив повела вокруг рукой, – Сигевару с ним на ножах, но напрямую связываться боится. Силы не те. Так что здесь вы в безопасности, а назад возвращаться не советую.

– Это, Лив, как получится, – невесело усмехнулся Сандерс.

Лив доела мороженое и блаженно потянулась. Полубой, не скрывая восхищения, смотрел на нее. Иногда у мужчин бывает такой взгляд при знакомстве с женщиной. Это он только восторгается новой знакомой. Потом взгляд преобразуется в туманно-масленый, что означает – мужчина уже дал понять, каковы его чувства, и ожидает решения, ну и ведет себя соответственно: осторожно и предупредительно. Сандерс усмехнулся: до этой стадии обольщения Полубой еще не дошел и вряд ли дойдет, так как знакомство было полезным, выгодным, но интересы дела заставят мичмана расстаться с надеждой завязать более тесные отношения. Лив поднялась из-за стола.

– Ну что, мальчики, мне пора.

Полубой громыхнул стулом, поднимаясь. Банальный румянец принял на его лице багровые тона.

– Как я… мы можем связаться с тобой?

– Из любой будки телекома наберете вот этот номер. – Лив взяла салфетку и написала на ней несколько цифр. – Если я в машине – тотчас отвечу.

Полубой осторожно взял протянутую руку, неловко покачал на весу, а потом, к изумлению Сандерса и смущению Лив, склонился и коснулся тыльной стороны ладони губами. Надо отдать должное, получилось это у него вполне светски, признал Дик.

Пожимая руку девушке, он задержал ее ладонь, перевернул вверх запястьем и приподнял рукав.

– Давно вы сделали этот рисунок? – спросил он.

– Как начала работать на Сигевару, – просто ответила Лив. – У него совершенно дикие понятия о долге перед кланом, и подобные картинки есть у всех, кто на него работает. Он считает, что таким образом люди сильнее ощущают свою ответственность перед организацией. Насколько я помню, это символ времени, но Сигевару придал этому еще одно значение: человек, замысливший предательство, пусть лучше убьет сам себя. Как змея укусит себя за хвост и сдохнет от собственного яда, потому что иначе смерть покажется предателю желанной, но недостижимой.

Они вместе вышли из ресторанчика и проводили Лив до парковки. Она помахала рукой, послала лично Полубою, как показалось Дику, воздушный поцелуй и, усевшись в глидер, взвилась со стоянки и исчезла в потоке машин.

Мичман, сунув руки в карманы плаща, долго смотрел ей вслед, и Сандерс не решился нарушить молчание. Сам он расставался с женщинами легко, тем более что обычно это происходило после того, как он получал желаемое. Так что чувства Полубоя были ему непонятны, но внушали определенное уважение.

– А что за история с татуировкой? – наконец спросил Полубой.

– Где-то я такую видел, причем совсем недавно, – задумчиво сказал Сандерс, – никак не могу вспомнить…

– Бывает, – согласился Полубой.

Глава 13

Провал

Ван Хорн поднимался чуть свет независимо от того, во сколько удалось вечером лечь спать, по старой привычке, а вернее, свято следуя девизу, который ему вбил в голову ван Хорн-старший: кто рано встает – тому Бог подает. Небо над небоскребами Нижнего города едва посветлело, чуть приглушив буйство рекламы. Ван Хорн заканчивал еженедельный ритуал бритья, когда запищал сигнал вызова. Парикмахер уже смыл с его лица пленку, нейтрализующую аминокислоты, содержащиеся в луковицах волос, и готовился освежить помолодевшую кожу одеколоном, но ван Хорн жестом остановил его и выслал за дверь. До завтрака его мог беспокоить только секретарь и только по исключительно важным вопросам.

– Слушаю вас, Сеймур. – За короткие часы сна ван Хорн успел остыть и даже выспаться, несмотря на то что выпил почти бутылку полынной настойки.

Новых мыслей относительно мисс Салливан в голове не родилось, зато появилось ощущение, что нити этой игры он держит в своих руках. Вряд ли Виктория догадывалась, что «жучок», так ловко поставленный на пиджак ван Хорна, был обнаружен.

– Доброе утро, господин ван Хорн, – учтиво начал Уэйнстейн. – Согласно вашему распоряжению мы провели нынешней ночью операцию в секторе клана Сигевару.

– Следов не оставили, надеюсь?

– Как можно? – Уэйнстейн всплеснул руками. – Подставили одну из местных банд, с которой у Сигевару напряженные отношения. Кое-что любопытное удалось выяснить по вопросу, который мы вчера затронули, – осторожно продолжал секретарь. – Я могу говорить или лучше зайти к вам?

– Зайдите после завтрака, – распорядился ван Хорн, но тут же поправился: – Нет, лучше через десять минут.

Парикмахер как раз успел закончить работу, и ван Хорн удобно расположился в кресле с первой чашкой кофе, которую пил натощак. Уэйнстейн покосился на кофейник, однако ван Хорн сделал вид, что не заметил, и даже не предложил ему присесть. Он был зол на себя за вчерашний срыв и отчасти винил в этом секретаря, который довел его почти до истерики своим докладом. Конечно, это было несправедливо, но где сказано, что босс должен быть справедливым к своему подчиненному?

– Нам удалось м-м… пригласить для беседы одного из приближенных господина Сигевару, некоего Роджера Мышкуна, – начал Уэйнстейн, – он отвечает, вернее, отвечал за доставку из Развалин органического материала, то есть под его руководством проводились рейды в Развалины. Также каботажники, работающие на Сигевару, находились под его командой. Вчера что-то случилось, и Мышкун, по слухам, получивший от Сигевару предупреждение, напился в стельку, так что нейтрализовать его было несложно.

– Предупреждение? Ах да, припоминаю. Господин Сигевару предупреждает один раз, после чего очередной прокол становится последним. Однако избавьте меня от подробностей, Сеймур, – я еще не завтракал. – Ван Хорн налил еще чашку. – Продолжайте.

– Из всего мусора, что высыпал на нас под ментоскопом Мышкун, внимания заслуживает вот что: шесть месяцев назад в Развалинах произошел очередной всплеск необоснованных убийств. Мышкун организовал рейд, добивая выживших и подбирая трупы. Как вы знаете, сбор органики был основной частью дохода клана Сигевару, поскольку лаборатории по клонированию, по его мнению, обходятся слишком дорого. Один из тех, кто выжил, оказался абордажником из команды последнего корабля Агламбы Керрора. Помните такого?

– Еще бы, – ван Хорн насторожился, – но, кажется, он пропал несколько лет назад?

– Абордажник сообщил Мышкуну, что знает, где скрывается Керрор, и под этим предлогом предложил обмен: вы мне жизнь, я вам – Керрора. Пират был нетранспортабелен, Мышкун побоялся принимать решение и вызвал на место… кого бы вы думали?

– Викторию Салливан, – проворчал ван Хорн, – и прекратите задавать мне ваши дурацкие загадки. Что еще удалось узнать?

– Абордажника поместили в один из модификационных госпиталей, и мисс Салливан в присутствии Мышкуна провела допрос. Пират отказался отвечать, пока не получит гарантий, и ей вроде бы тоже пришлось отступить, а через несколько дней она уволилась от господина Сигевару. Если это можно так назвать.

– Можно, Сеймур, можно, – проговорил ван Хорн.

– К сожалению, это все, что нам удалось выжать из Роджера Мышкуна, – Уэйнстейн сокрушенно развел руками, – видимо, алкоголь во взаимодействии с ментозондированием отрицательно повлиял на мозговые функции.

– И что?

– Он э-э… скончался, – едва слышно пролепетал секретарь.

– Черт бы вас подрал, Уэйнстейн! – Ван Хорн со стуком поставил чашку на стол, расплескав кофе. – Мне что, по примеру Сигевару ввести у себя предупреждения? Он еще что-нибудь успел сказать?

– По-видимому, он бредил, господин ван Хорн. Из его бормотания немного можно было понять. То ему мерещились какие-то чудища, то он утверждал, будто абордажник знает не только, где скрывается Керрор, но и некое существо, обитающее ниже Каналов в окружении оживших покойников, – секретарь понизил голос до шепота, – и будто бы это и есть тот самый Смотрящий… И вроде бы Керрор и это существо договорились о взаимодействии.