Последний Рейд - Злотников Роман Валерьевич. Страница 51

Ив усмехнулся и, демонстративно поднеся к глазам наручный коммуникатор с экраном в режиме показа времени, произнес:

– Время пошло, – после чего отключил связь.

Ровно через пять часов «уничтожители» тремя совмещенными залпами разнесли терминал-крепость на атомы. Спустя полчаса они в том же ордере нависли над вторым терминалом, где Счастливчик выдал ту же тираду, правда сократив время ожидания до четырех часов. Начальник этого терминала-крепости оказался немного поумнее, так что спустя полчаса из шлюзов вынырнул первый транспортник и устремился к поверхности планеты…

Через четыре часа в небе над Реймейком на несколько секунд вспыхнула вторая рукотворная звезда, после чего эскадра рассыпалась над планетой, выискивая планетарные батареи, замаскированные генераторные станции локальных щитов, заводы, на которых собиралось тяжелое оружие, казармы, склады сил территориальной обороны. Персоналу каждого объекта давалось от двадцати минут до часа, чтобы покинуть территорию объекта, после чего на него с орбиты обрушивался огненный смерч. Общее число погибших за время подавления мятежа составило около пятнадцати с половиной тысяч человек, из них почти пятнадцать в первом терминале. И НИ ОДНОГО из числа солдат и офицеров королевства.

И пэры еще посмели ворчать, что, дескать, усмирив Реймейк только руками «чужаков», он лишил славы воинов королевства! Впрочем, Счастливчик достойно ответил на эти обвинения, заявив, что Реймейк – территория королевства, а в усмирении собственных граждан флот чести не наживет. Что же касается эскадры «уничтожителей», то они теперь ТОЖЕ часть флота королевства, причем ее, королевы, ЛИЧНАЯ часть. А когда перешли к тому, как и чем наказать виновников и зачинщиков мятежа, внезапно предложил не наказывать их совсем.

– То есть как? – опешила Сандра.

– Да просто. – Ив пожал плечами. – Объявить, что королева принимает на себя вину за мятеж, поскольку оказалась непростительно близорука, слаба и мягкотела. А граждане Реймейка все поголовно подпадают под амнистию.

– И что же – никто так и не будет казнен? – возмущенно воскликнула барон Ириния.

– А разве раньше, во время предыдущих мятежей никого не казнили?

– Ну как же! – встрепенулась Ириния. – После Маросского мятежа казнили восемь тысяч человек, а после того, как реймейкцы поддержали притязания Карсавен на трон, было казнено полторы тысячи. – Ириния даже вскользь не взглянула на королеву, но интонация, с какой она произнесла последнюю цифру, явно показала, как неодобрительно барон относится к столь явной «мягкотелости».

– И что, – поинтересовался Ив, – в результате мятежи прекратились?

Барон только возмущенно фыркнула и отвернулась. Счастливчик усмехнулся:

– Вот именно. А сейчас… простите. Да, еще дайте денег на восстановление.

– Должна вам доложить, что казна королевства пуста, – ядовито пробурчала Ириния.

Ив на мгновение задумался.

– Ну что ж, это поправимо, – сказал он. – На благое дело деньги найдутся.

– У вас? – не сдавалась барон.

Ив улыбнулся:

– Я могу за два часа мобилизовать финансовые средства в размере ста триллионов таирских кредитов – это, если я не ошибаюсь, порядка двадцати годовых бюджетов королевства. – Он помедлил, весело оглядывая ошеломленные лица присутствующих (королева, по правде говоря, тоже остолбенела, но ее лица он не видел, поскольку она сидела за его спиной), и добавил: – Но дело не в этом. Вы КАЗНИТЕ если не всех, то большинство виновных. Но… позже.

– Как это? – оторопело спросила барон Ириния, все еще не пришедшая в себя после предыдущего заявления.

– Очень просто. Люди, которые сейчас находятся у власти на Реймейке, – это крепко спаянная команда сепаратистов. Они впитали склонность к мятежу с молоком матери, а то, что они называют «свободой», – их мечта, сладкий сон, смысл всей их жизни. А теперь представьте – они остались совершенно безнаказанными, да еще и получили деньги «на восстановление Реймейка». На что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО они их будут тратить? – Ив замолчал, глядя, как лица пэров проясняются – до них наконец дошло.

– А через два года мы их казним… – пробормотала барон.

– Как казнокрадов, растративших деньги, которые королевство с ВЕЛИКИМ трудом, наделав долгов, изыскало для восстановления нормальной жизни реймейкцев, а не как героев и борцов за свободу планеты, – закончил эту мысль Счастливчик и с усмешкой добавил: – У них, наверное, есть и некое святое место, обелиск там или стена, на которой занесены имена тех, кого вы уже казнили.

– Стена героев у Дворца бурь, – буркнула Сандра и прыснула. – Нет, это ты славно придумал, консорт. Пожалуй, нам всем не помешает держать ухо востро, а то кое-кто из присутствующих тоже может оказаться не мятежницей, а казнокрадом или, скажем, прелюбодейкой и закончит свои дни на плахе именно в таком виде…

По Палате прокатился несколько принужденный смех. Но Счастливчик даже не улыбнулся. Когда смех затих, он обвел Палату холодным взглядом (от этого взгляда у некоторых пэров заломило в висках, а по спине пробежал холодок) и спокойно произнес:

– Возможно… Кто знает, как повернется жизнь. – Он немного помолчал, потом заговорил снова, понизив голос: – Но я могу дать совет, как исключить малейшую вероятность такого исхода. Воспитать в себе абсолютную верность. Верность королевству и королеве. Не слащавое лизоблюдство, не верноподданнические страсти по праздникам да в моменты триумфа, а ту верность, что останется с вами навсегда – в Палате и в бою, во славе и в унижении, на дыбе и на плахе. И которая не помешает вам возразить королеве, если вы считаете, что ее действия пойдут в ущерб королевству и ей самой.

После этого до самого конца заседания Палаты он не произнес ни слова. Но когда пэры уходили, они очень старательно отводили взгляд от легкого креслица, на которым сидел этот крупный мужчина с легкой улыбкой на губах. После его первого появления в Палате многие озаботились узнать о нем побольше, и то, что они узнали, отнюдь не прибавляло им хорошего настроения. И всем было ясно, что этот человек не шутил…

Тэра чуть повернула голову и вгляделась в слабо различимые в темноте черты мужа. Когда он спал, тяжесть, возложенная на него, как будто уходила куда-то, и его лицо снова становилось прежним, спокойным и простым лицом дона Ива Счастливчика, которому только и надо-то было в жизни, что набить брюхо, хорошо выспаться, да еще чтобы рука не подвела и шпага не переломилась… Но сейчас, по прошествии полутора месяцев, она уже вошла во вкус произошедшей перемены, и ей нравилось быть женой ДРУГОГО Ива, который может парой как бы невзначай брошенных фраз или одним коротким звонком решить проблему, казавшуюся и ей и всем остальным неразрешимой в принципе. Наверное, те, что раньше обвиняли ее в мужеподобии, все-таки были правы. Она действительно испытывала удовольствие от того, что рядом есть мужчина, который САМ принимает решения…

Церемонию бракосочетания провели в центральном кафедральном соборе Святой Евы неделю назад. Поскольку мужем королевы не мог быть простолюдин, Сандра самолично посвятила его в дворяне, а титул и земли перешли ему в наследство от самозваной герцога Эсмеральды. Она с Сестрами позаботилась, чтобы на этот титул не осталось наследников ни первой, ни второй очереди. А те, кто имел хотя бы теоретические права претендовать на титул, узнав, КОМУ он предназначался, сочли за благо не выдвигать никаких претензий. Единственное условие, которое поставил Ив, было передать ему всех захваченных в плен Сестер атаки. Но поскольку ни Тэра, ни Сандра, ни вся Палата пэров в полном составе так и не смогли придумать, что делать и куда девать несколько сотен тысяч пленных (после того, как «уничтожители» разбили в пух и прах эскадру, а флот надежно прикрыл подходы ко Второму Форпосту, оставшиеся в живых Сестры атаки прекратили сопротивление и сложили оружие), это условие было принято даже с радостью.

Ив стоически вытерпел пятичасовую церемонию, спокойно перенес даже пять ритуальных ударов кнутом, произведенных невестой, дабы муж знал, кто есть и пребудет истинным хозяином семьи, под громогласный возглас первосвященницы: «Да убоится муж жены своей!» Затем был четырехчасовой пир, где слегка подпившие пэры изрядно оторвались, изощряясь в остротах, возглашая тосты «за образец скромности и кротости» и советуя королеве «держать мужа в строгости» и не потакать «извечной мужской тяге к нарядам и сладостям». В принципе, это были обычные свадебные здравицы, но применительно к человеку, сидевшему сейчас по левую руку от царственной невесты, в устах пэров они звучали как мелкая месть.