Последняя крепость. Том 2 - Корнилов Антон. Страница 44

Где-то над ним вспыхнул свет.

Он моргнул, потом моргнул еще раз. И, когда лохматые желтые пятна, плававшие в глазах, растаяли, увидел склонившегося над ним человека. Человек держал над головой масляный светильник, в плошке которого плясали язычки бледноватого пламени.

Некоторое время он смотрел на бесстрастное лицо склонившегося над ним, на его тонкие, плотно сжатые губы, глубоко запавшие глаза, обладавшие, казалось, способностью видеть гораздо больше, чем положено всем. Потом он заметил, что человек был одет в расшитый диковинными знаками балахон, — и понял, что перед ним маг.

Черты действительности медленно проступали сквозь небытие. Он, мучимый болью, понял, что лежит внутри крытой движущейся повозки — впрочем, лежал на чем-то мягком, что позволяло почти не замечать тряски.

Маг, подняв выше светильник, заговорил. Голос его был под стать лицу: холодный, ничего не выражающий.

— Рука прекрасно прижилась, — говорил маг, — словно бы и не была отсечена… Но за это я и не беспокоился. Равно как и за перебитые ребра, сломанные кости ног и глубокие раны на груди, животе и спине. А вот с пробитой головой пришлось повозиться. Мы сделали все, что могли, но я до последнего сомневался, что он будет жить, и, признаться, до сих опасаюсь, что он не сможет говорить, думать и чувствовать, так же, как и до… того, как его убили. Впрочем… я смотрю в его глаза и, кажется, вижу там мысль…

Маг говорил явно не с ним, только что вынырнувшим из небытия. А с кем-то другим.

Чуть повернув голову, очнувшийся увидел, что за спиной мага стоит еще один человек. Это оказался невысокий юноша с очень нежными, почти женскими чертами лица и курчавым светлым облаком волос. Юноша походил на весенний цветок, и очень странно было видеть, что он облачен в настоящие боевые доспехи. Лет юноше минуло — ну никак не больше пятнадцати.

Должно быть, паж. Но почему его лицо казалось незнакомым?

— Удивительно, — выдохнул паж. — Он… он живет! Он ведь был мертв, когда его нашли! Совершенно мертв!

— Всего несколько часов, — невозмутимо подтвердил маг. — Нам удалось вернуть душу в его тело… Вернее, в ту груду нарубленного мяса, которое представляло собой его тело. Но только боги ведают, чего нам это стоило.

— Воды… — попросил очнувшийся, глядя на пажа, — принеси мне воды…

— Заговорил… — с удивлением, прорезавшимся в бесстрастном голосе, молвил маг. — Я полагал, он уже никогда не будет говорить… Сильный человек. Очень сильный.

А паж, услышав слабый голос раненого, возрадовался совершенно по-детски.

— Он заговорил! Значит, он поправится. Правда ведь, Араир? Ты ведь говорил: если он заговорит, значит, обязательно поправится. Сэр Эрл, — обратился он, отстранив мага. — Вы поправитесь!

Сэр Эрл! Эрл! Это имя впилось в мозг раненого, словно игла. Вот тогда он по-настоящему пришел в себя. Потому что осознал себя — собой.

Спустя мгновение воспоминания облепили его разум черным пчелиным роем.

— Каков исход битвы? — захрипел Эрл, силясь приподнять голову. — Как корпус генерала Иврида — он укрепился на позициях? А сэр Бранад? Ему удалось отвести своих всадников на холмы? Постойте… — Эрл наморщился, припоминая. — Он… жив? А я… мои люди — сколько уцелело из отряда, которым я командовал?

Треклятущий Харан! Последние-то минуты той схватки окутывал плотный туман.

— Боюсь, из вашего отряда, сэр Эрл, не уцелело ни одного человека, — ответил паж. — Не считая, конечно, вас. А корпус, который столь безрассудно врезался в ряды пехоты марборнийского войска, был окружен с флангов тяжеловооруженными конными рыцарями королевской гвардии Марборна и тоже уничтожен.

— Иврид?! Генерал Иврид? Основная часть моего войска? Им удалось?.. — Эрл не сумел договорить, его задушил кашель — болезненный, какой-то огненный, рвущий внутренности.

— У Вороньего леса основная часть вашего войска была атакована кастарийским корпусом, — с явным сожалением проговорил паж.

— Кастарийским… — откашлявшись, едва слышно просипел Эрл. — Значит, и правда… Ублюдок Орленок… Мало ему своего сонмища ратников… Мало ему отряда магов… Он еще и кастарийцев склонил на свою сторону…

— Последовавшая затем лобовая атака ударных сил войска Марборна довершила разгром гаэлонских войск, — сказал еще паж, глянув на Эрла как-то странно. — И, надо заметить… боюсь, относительно кастарийцев вы не правы… Кастария первой предложила Марборну военный союз…

— Да что теперь Кастария… — горько выдохнул Эрл. — Значит… битва проиграна?

— Боюсь, не только битва. Вся война. Войско Марборна уже на полпути к Дарбиону. Со дня битвы на Ривенстальской равнине прошло одиннадцать дней. Вы были очень серьезно ранены, сэр Эрл, вы были почти мертвы. Только чудо и магия исцеления вернули вас к жизни.

— Но… — Эрл прикрыл быстро воспаляющиеся от света светильника глаза и тут же снова открыл их. — Но… Одиннадцать дней! Во имя Светоносного! Как же тогда… Если я жив и, кажется, в безопасности…

— В полной безопасности, сэр Эрл, — заверил юноша.

— …то какая-то часть моих войск спаслась от разгрома? — договорил король. — Где я?

— Боюсь, вы не совсем верно представляете себе ситуацию, — сказал паж.

Эрл скрипнул зубами. Его очень раздражало это постоянно проскальзывающее в речи юноши словцо «боюсь»… Робкий юнец… Сопляк с кудрявой башкой на тонкой шейке. Да кто он такой?

— Ты кто, демоны тебя раздери? — хрипнул на пажа Эрл.

— Я?

Юноша чуть пожал плечами и голосом, каким сообщают не являющиеся ни для кого новостями сведения, ответил:

— Король Марборна его величество сэр Ганас Осагский. По прозвищу Орленок, — чуть смущенно добавил он.

Три всадника въехали в деревню. Уставшие кони их шли неровной трусцой друг за другом, увязая в жидкой грязи на каждом шагу.

Деревня казалась совершенно безлюдной. Сырой ветер обсасывал голые черные ветви деревьев, лизал гнилую солому крыш. Бледные извивы дыма поднимались из труб только двух лачуг.

Под стеной одной из лачуг сидела женщина и, по-старушечьи сгорбившись, качала на руках сверток тряпья. Даже за добрую сотню шагов было видно, как грязны и засалены лохмотья, в которые обернут ребенок. Через несколько домов от жилища женщины на дороге показался голоногий оборванец. Приложив ладонь ко лбу, он глянул в сторону приближающихся всадников.

Из лачуги, у которой сидела женщина, вышел долговязый мужик, кутавшийся в плешивую волчью шкуру. Что-то с раздражением сказав женщине и не получив никакого ответа, пнул ее ногой. Та мотнула головой, не прекращая качать ребенка. Тогда мужик выхватил из ее рук сверток, несколькими дергаными движениями размотал его, бросил лохмотья на землю… В свертке оказался никакой не ребенок, а короткое полено. Мужик унес полено в лачугу. А женщина, посидев немного неподвижно, снова принялась раскачиваться — руки она держала у груди, словно и не заметила того, что в них уже ничего нет. Когда всадники поравнялись с ней, дым из трубы ее лачуги пошел гуще.

Оборванец разглядел наконец белые повязки на головах всадников. А разглядев, подпрыгнул на месте, развернулся и со всех ног бросился бежать к древнему замку, наверное, уже не одну сотню лет криво враставшему в холм, нависший над деревней.

— Все как всегда, — кивнув вслед улепетывающему оборванцу, проговорил один из всадников, крутолобый, крепкий в плечах, в груди, во взгляде… вообще весь очень крепкий, — хоть бы раз как-то по-другому нас встретили.

— Не боись, старший рекрут Барац! — не оборачиваясь, хохотнул ехавший первым Оттар. — Сегодняшним вечером все будет по-другому. Так я говорю, старший рекрут Якоб, или не так? — выкрикнул он.

Последний всадник ответил:

— Да… — но твердой уверенности в его голосе не ощущалось.

— Это владения твоего отца, ага! — догадался Барац. — Правда, что ли?

— Да, — подтвердил Якоб.

— Небогато, — насмешливо оценил Оттар, — но налоги в королевскую казну платить все равно надо… — уже серьезно добавил он.