Прекрасный новый мир - Злотников Роман Валерьевич. Страница 22

Первые сведения о родственниках конюха Батилей сумел раздобыть через неделю. У того действительно оказался брат, причем близнец, который несколько лет назад покинул Кадигул и отправился попытать счастья на север. Последняя весточка, которую семья от него получила, пришла из Таммельсмейна. Так что удивительное сходство лиц получило объяснение. Хотя, каким образом тот сделался Безымянным, оставалось неясно. Но версии появились. В свете того, что Батилей рассказал Грону о том, как появляются Безымянные… На самом деле точно никто этого не знал. Скажем, в памяти Собола Грону удалось раскопать две версии. Одна из них заключалась в том, что Безымянных создает сам Владетель, напрямую. Ну как Первый Творец, сотворивший небо и землю, создал людей из первородной глины, замесив ее морской водой (отчего кровь у людей до сих пор соленая), слепив из нее фигурки и вдохнув в них жизнь. А потом, когда новые игрушки ему наскучили, подарил их Владетелям. Другая была вариантом первой и заключалась в том, что сам лично Владетель Безымянных не создавал, а использовал для этого женщин-варварок из племени горных людоедов, зачаровав их чрева, из которых и появлялись Безымянные. Версия Батилея, показавшаяся Грону более похожей на правду, заключалась в том, что Безымянные – обычные люди, которые вызвали какое-то неудовольствие Владетеля, и он в наказание их лишил души и разума, взамен наполнив своей силой. Этим и вызвано не только их абсолютное послушание и столь невероятная живучесть, но и ставшая уже притчей во языцех ограниченность, или даже откровенная тупость. И короткий опыт общения с Безымянными, имеющийся у Грона, лишь подтверждал эти предположения.

А еще через месяц ему наконец-то удалось за весь часовой вечерний спарринг не пропустить ни одного укола Батилея. В тот вечер он как-то резко, рывком, поймал ритмику схватки длинным и узким клинком, так сказать, врубился, как часто бывает, когда долгое время упорно занимаешься одним и тем же делом, не опуская руки и не давая себе поблажек, и, похоже, перешел на следующий уровень. Так что в тот вечер всякий раз, когда Батилей пытался нанести укол, Грон успевал принять выпад на лезвие, гарду или уйти. Правда, самого Батилея он так ни разу не достал, но это было совсем не важно. С его прошлым богатым опытом реальных боевых схваток и очень неплохой теоретической подготовкой, которую он приобрел еще на Земле, когда изучал различные виды оружия и стили фехтования от дестрезы до кен-дзюцу, это было делом времени, причем очень непродолжительного. Так что, когда Батилей сделал шаг назад и, отсалютовав клинком, обозначил окончание самой последней тренировочной схватки за вечер, Грон почувствовал, как его охватило ощущение победы. Он уже почти забыл подобное ощущение. Ибо в прежнем мире последние несколько лет схватка велась на таком уровне, который можно было бы охарактеризовать расхожим штампом «Победа или смерть», и это означало, что каждый выигрыш всего лишь давал шанс ввязаться в новую, следующую схватку, а здесь у него пока еще не было никаких побед.

– Поздравляю, Грон, – как-то особенно, можно сказать торжественно, произнес Батилей, – ты прогрессируешь просто невероятными темпами. Я думал, что до подобного результата тебе придется работать года полтора-два, и это при том, что я изначально считал, что ты обладаешь большим потенциалом. Несмотря на твою ногу.

– Вашими трудами, учитель. – Грон отсалютовал Батилею клинком, а затем склонился в низком поклоне. И это был еще один шаг к их большей близости, постепенно перераставшей в дружбу.

Следующий шаг навстречу друг другу они совершили около двух недель назад. О своей прежней жизни Батилей заговорил сам. Однажды вечером. Когда они сидели у камина с кувшином сидра.

Кувшин опустел почти на две трети, Батилей на некоторое время замер, уставившись на почти погасшие угли в камине, а затем тихо и будто бы про себя произнес:

– Совсем как в моем замке.

Грон застыл, опасаясь неловким словом или несвоевременным движением оборвать эту новую тонкую ниточку доверия, внезапно возникшую между ними. А Батилей тихо продолжил:

– Я был первым сыном, наследником герцога Садерай. Мой отец был могущественным властителем, а наше герцогство считалось самым богатым и обширным доменом во всем Владении Владетеля Огенида. Наша семья правила герцогством уже на протяжении двухсот лет, неизменно пользуясь благосклонностью Владетеля и любовью и уважением подданных. И я все разрушил… – Он замолчал.

Грон тоже молчал. Батилею не нужно было никаких вопросов. Более того, вопросы могли бы сбить его, заставить вновь закрыться в своей скорлупе, а ему надо было выговориться.

– Я считался самым завидным женихом во всем Владении и был сильно избалован женским вниманием. Не было в герцогстве женщины, которая отказала бы мне. Женщины – существа эмоциональные и подверженные порывам, но и весьма прагматичные. Так что та крепость, которая не выкидывала белый флаг перед юной красотой, страстным напором и искусством галантного обольщения осаждавшего ее полководца, часто принимала решение сдаться, собираясь воспользоваться плодами вспыхнувшей страсти в будущем, когда наследник станет герцогом. Тогда я не понимал много из этого, да и, если честно, совершенно не собирался во всем этом разбираться, с юношеской самоуверенностью считая, что я сам по себе весь такой желанный и неотразимый… – Батилей протянул руку и, ухватив кувшин с сидром, налил себе стакан, залпом выпил и продолжил: – Ее звали Аздея. И она тоже привыкла к тому, что ей все дозволено. Ну еще бы, она была младшей и самой любимой дочерью герцога Корама, самого богатого властителя Владения Эгина, соседнего с нами, да к тому же яркой красавицей. Поэтому, когда она узнала, что ее собираются выдать замуж за графа Адиата, который был старше ее на двадцать восемь лет, она закатила дикий скандал, думая, что и на этот раз отец отступит и сделает так, как ей хочется. Но отец лишь сказал ей, что вся та роскошь, в которой она выросла, принадлежит их семье не просто так, а в обмен на обязательства всеми способами делать жизнь подданных более счастливой. И необходимость избирать супруга не по порыву души, а по велению долга – одна из непременных обязанностей каждого, кто принадлежит к семье властителя. Так что ей остается только подчиниться, причем не столько даже решению отца, сколько ее собственному долгу одной из властительниц. Но Аздея не привыкла подчиняться, ведь она с младых ногтей лишь повелевала, а ее отец, ослепленный любовью и обожанием, не смог научить ее повиноваться ни себе, ни долгу, ни хотя бы обстоятельствам. Поэтому она принялась всеми силами расстраивать нежеланный ей брак, а когда не удалось, всем сердцем возненавидела мужа. – Батилей горько усмехнулся. – Свадьба была пышная. На нее были приглашены самые знатные семейства трех соседних Владений. Так что без меня там никак не могло обойтись. И на свадебном пиру она увидела меня. – Он замолчал и прикрыл глаза.