Русские сказки - Злотников Роман Валерьевич. Страница 23

Ответом ему были пренебрежительные взгляды захватчиков, один из них смачно сплюнул, ловко попав слюной ему на ботинок. Юрий презрительно улыбнулся и покачал головой:

— Посмотрите, господин Кройф, на первый взгляд — вроде приличные люди, а на самом деле — шваль подзаборная.

— Что-о-о? — Все четверо в изумлении уставились на пилота.

В мгновение ока они были уже на ногах, и тот, что плюнул, с шутовской серьезностью обратился к своим товарищам:

— А что, господа, как вы смотрите на то, чтобы примерно наказать этого нахала и заодно слегка согреться?

Юрий, не дожидаясь, что за этим последует, мягким кошачьим движением скользнул вперед. Первого он отключил жестким ударом в кадык. Второй получил короткий удар ногой в пах и два одновременных хлопка по ушам раскрытыми ладонями. Третий попытался ударить русского тростью, но вдруг обнаружил, что его собственная трость торчит у него между осколками зубов, и, видимо пораженный этим открытием, закатив глаза, рухнул на нары. Так что не прошло и пяти секунд, как мастер по плевкам и обогреву вдруг обнаружил, что остался один. Несколько мгновений он изумленно пялился на валявшихся соратников, потом поднял глаза на Юрия и, растянув губы в боязливой улыбке, рассыпался мелким смешком:

— Прошу прощения, господа, мы как-то не поняли, что эти места заняты столь достойными людьми. Мы, конечно, с радостью…

— Заткнись. — Юрий прошелся между поверженными противниками, коротким пинком привел в чувство типа с разбитыми зубами и снова повернулся к своему собеседнику. — Встать! — негромко приказал он.

Трое поверженных, постанывая, поднялись на ноги. — А теперь осторожно положите нашего друга на его место.

Все четверо, пыхтя и суетясь, поспешно выполнили распоряжение. Юрий взглянул на любителя согреться:

— Снимай пальто.

Тот покорно скинул добротное драповое пальто и замер, выжидательно глядя на Юрия. Тот выставил вперед ногу и, кивнув на ботинок, сказал с усмешкой:

— У меня случайно запачкалась обувь. Маклер молча рухнул на колени и с остервенением принялся за дело. Когда было покончено со вторым ботинком, русский кивком позволил ему подняться и, окинув всех четверых взглядом, от которого они покрылись гусиной кожей, тихо произнес:

— Я преподал вам урок. Возможно, этого достаточно, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Ну, да бог с вами. Но если я однажды, совершенно случайно, просто замечу вас где-нибудь поблизости, я… продолжу наши занятия.

Они жили в бараках уже две недели. Круифф не переставал удивляться тому, как люди умеют приспосабливаться. Пассажиры поезда представляли сливки высшего общества и делового мира древней столицы. Аристократы, купцы, биржевые дельцы и высшие чиновники, финансисты и инженеры, землевладельцы и заводчики, они в большинстве своем владели немалым состоянием и домами, держали многочисленную прислугу, а теперь как ни в чем не бывало занимали очередь к параше, переругивались у корыта, где стирали носки и носовые платки, с деловым видом обсуждали гастрономические достоинства сегодняшней баланды по сравнению с тем, чем кормили вчера. Офицеры и добровольцы из гражданских довольно быстро подавили всякие попытки установить «право сильного», да и среди пассажиров оказалось не много желающих его установить. После стычки, случившейся в день приезда, по слухам, была предпринята еще только одна такая же попытка. Так что к исходу второй недели их быт уже совершенно устоялся. Все это время Круифф настойчиво искал возможности для побега. Однако ничего путного пока не подворачивалось.

Все кончилось внезапно серым морозным утром, когда тяжелые двери барака с противным скрипом распахнулись и на пороге появились солдаты со штуцерами наперевес во главе с тем самым солдатом с пистолетом, которого они запомнили еще по встрече в первое утро на перроне. Как рассказал Айвену ротмистр, частенько захаживавший в гости, этот тип был заместителем председателя Комитета действия и теперь его именовали соратник Брузь. На этот раз его пистолет был упрятан в громоздкую деревянную кобуру, болтавшуюся на левом боку где-то на уровне паха.

Было еще темно, но от мощной волны чистого и холодного воздуха, ворвавшейся в раскрытые настежь двери, все тут же проснулись. Соратник Брузь, окинув взглядом зашевелившихся на своих нарах пленников и зычно приказал:

— Выходи строиться.

Стронуть с места такую массу пригревшихся за ночь, еще не до конца проснувшихся людей, к тому же не привыкших к военной дисциплине, было не так-то просто, и все же не прошло и часа, как все они, поеживаясь, уже стояли на улице. Майор тяжело висел на плечах Юрия и одного из офицеров, поскольку на этот раз их просьба о носилках вызвала на лице «соратника» лишь слабую презрительную гримасу. Так что, когда он приказал женщинам выйти из строя и вернуться в барак, Круифф и Юрий лишь молча переглянулись.

Их пригнали на станцию и, подгоняя прикладами, плотно набили в несколько пахнущих навозом теплушек, прицепленных к длинному составу. В каждом вагоне, рассчитанном человек на сорок, оказалось до ста душ. Солдаты задвинули двери вагонов, и наступила тишина.

У дальней стены вагона по команде генерала освободили небольшое пространство, на пол бросили пару шинелей и на них положили майора. Юрий и помогавшие ему офицеры облегченно выпрямились. Круифф присел и озабоченно потрогал лоб больного:

— По-моему, у него поднялась температура. Юрий таинственно улыбнулся:

— Не думаю, чтобы это была самая плохая новость в данных обстоятельствах.

Айвен поднял глаза. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, потом Юрий медленно покачал головой:

— Попробуй, но я его не оставлю. Круифф в ответ лишь усмехнулся:

— Знаешь, все когда-нибудь приходит к своему концу, а я прожил неплохую жизнь. И сейчас мне пришло в голову, что я вряд ли когда-нибудь встречу еще такую подходящую компанию для перехода в лучший мир.

Юрий покосился на сгрудившихся вокруг людей, которые молча слушали их диалог. Потом отвернулся и посмотрел на майора:

— Эх, парень, если бы ты знал, как ты нам сейчас нужен.

Их выгрузили в поле. Солдаты откинули дверь теплушки, и прокатившийся над эшелоном зычный голос соратника Бзыря приказал выгружаться. У соседнего вагона стоял гражданский в кожаном пальто. Он старался Держаться прямо и неприступно, но резкий, порывистый ветер развевал полы его пальто, и потому он время от времени морщился и поеживался. Над ухом Круиффа послышался хриплый голос ротмистра:

— И этот здесь! Круифф обернулся:

— А кто он?

Ротмистр скривился:

— Соратник Тарый, председатель Коевского городского Комитета действия.

От толпы вдруг отделился какой-то человек, который, судя по всему, вознамерился подойти к «соратнику». Это был генерал Тропин. Ему тут же преградили путь стволом штуцера, но «соратник» с недовольной гримасой дернул подбородком, приказывая пропустить. Генерал, не дойдя до него шагов пять, остановился, попытался щелкнуть каблуками, что в глубоком снегу у него конечно же не получилось, по-военному отдал честь и заговорил:

— Прошу простить, господин соратник, но, насколько я могу понять, нас привезли сюда на расстрел. Тарый все с той же недовольной миной выдавил:

— Допустим. Генерал нахохлился:

— Что ж, я могу допустить, что вы считаете нас непримиримыми врагами затеянного вами хаоса и развала, и признаю — тут вы абсолютно правы. А это означает, что у вас есть все основания расстрелять меня и моих офицеров. Но почему вы позволяете себе поступать подобным образом с гражданскими лицами? — Он умолк ожидая ответа, но «соратник» смотрел сквозь него, не разжимая губ. Генерал побагровел. — Не говоря уж о том, что казнь без следствия и суда является вопиющим нарушением всех гражданских прав, подобные меры в отношении гражданских лиц запрещены еще Корнольской конвенцией и подтверждены…

Соратник Тарый наконец счел нужным ответить:

— Генерал, не стоит отнимать у меня время. Указание о расстреле этих предателей и узурпаторов пришло из Бюро Центрального совета. А вас мы кончаем уж так, за компанию, по тем причинам, на которые вы только что указали. — Он скупо улыбнулся и лениво шевельнул ладонью.