Русские сказки - Злотников Роман Валерьевич. Страница 72

Мужик, слегка приободрившись, снова качнул барабанником и задиристо сказал:

— Давай, кормить тебя еще…

Но видя, что майор не двигается с места, торопливо сгреб со стола остаток окорока, миску с квашеной капустой и каравай хлеба, а потом, опасливо покосившись на прикорнувшего атамана, еще и бутыль с монастырским вином, в которой оставалось чуть больше половины.

— Ну, хватит с тебе, не доводи до греха. Майор кивнул, подошел к столу, бесцеремонно отодвинул голову одного из сотрапезников, прихватил миску с картошкой, густо политой топленым маслом, бросил туда же грудку гуся и направился к двери.

Из поруба, оказавшегося просто одной из монашеских келий, майора извлекли около полудня. Его вывели на площадь, где уже собралась практически вся банда. Майор окинул взглядом изрядно помятые лица — видно, похмельный синдром был так силен, что его не снимал никакой рассол. Прямо перед ним располагались главари банды. Их физиономии тоже несли следы вчерашнего возлияния. Мужик, который вчера вечером проводил его до поруба, и на этот раз торчал за плечом атамана. Майор усмехнулся: все складывалось так, как он и ожидал. Идя вчера по следам банды, он составил довольно простенький план действий — особо не задерживаясь, разделаться с верхушкой, уполовинить число остальных бандитов, а прочих запугать до такой степени, чтобы им никогда больше и в голову не пришло выйти на большую дорогу. Но к тому моменту, когда он пришел в деревушку, почти все ватажники были уже в таком состоянии, что хоть четвертуй их на месте — а ничего, кроме пьяного мычания, от них не услышишь. Так что акция устрашения не имела бы никакого смысла. Позже, вглядываясь в развеселые простецкие лица, майор пришел к выводу, что основной причиной, почему эти люди сбились в банду, была бесшабашность да обыкновенная безнаказанность. Хотя, судя по рожам главарей, костяк банды составляли настоящие налетчики, возможно, даже «деловые» со стажем, остальные же были, скорее всего, крестьяне из окрестных деревень, и у него даже мелькнула мысль, не создать ли на базе этой банды что-то вроде партизанского отряда. Это было бы весьма кстати в преддверии наступления «соратников». Вот почему он вчера безропотно отправился в поруб, решив плотно поужинать и отоспаться. Он был уверен — атаман непременно позаботится о том, чтобы подготовить для него сценическую площадку, как раз такую, какая и требовалась для реализации его плана. И не ошибся.

Атаман, страдальчески морщась, но при этом стараясь выглядеть грозно, вопросил:

— Ну, че скажешь?

Майор с нарочитым безразличием посмотрел вокруг. Шестеро главарей сидели на вынесенных из избы стульях, за ними и по бокам стояло еще человек десять. Эта компания расположилась вольготно, занимая почти половину небольшой площадки. Остальные толпились на той стороне, где стоял майор, позади него, точно крестьяне на сельском сходе перед старостой, урядником и уездным старшиной. Что ж, все как он и предполагал. Майор решил как следует присмотреться к главарям. Надо было решать, кого он оставит в живых. Ибо скучившемуся за его спиной стаду требовался вожак. Иначе перепуганные тем, что скоро произойдет, крестьяне попросту разбегутся.

— Эй ты, ыбло, я тебя спрашиваю? — подал голос недовольный атаман.

Майор посмотрел на него в упор:

— А кто ты такой, чтобы спрашивать?

— Чего-о-о? — удивленно протянул атаман, вытаращив глаза, потом быстро зыркнул по сторонам. Лицо его налилось злобой. — Ах ты…

— Я — генерал, князь Росен, личный военный советник его величества суверена. — Он высоко поднял голову и застыл на миг в гордой позе, дабы подчеркнуть весомость своих слов, и вдруг совсем другим тоном, с насмешкой в голосе спросил: — А что, не найдется ли здесь кого-нибудь, чтоб объяснил мне, кто такой этот убогий и что он здесь делает?

Эта фраза понадобилась ему, чтобы максимально ограничить рамки ответных действий атамана. Он решил его убрать, но совершать НЕМОТИВИРОВАННОЕ убийство ему не хотелось. Сзади возбужденно загалдели. Атаман вскинулся:

— Это какого ж такого суверена? Князь презрительно улыбался. Как легко заставить этих людей поступать так, как хочет он.

— Повторяю для убогих: его величество Коней Второй.

Атаман зашелся злым смехом, но ненадолго — что-то насторожило его в том, как возбужденно загудела толпа, и особенно в подозрительном спокойствии своих по-дельников. Он резко оборвал смех:

— А нет у нас никакого суверена. Был да и сплыл весь. Отрекси.

Князь усмехнулся:

— Уже нет. Увидев, что такие козлы, как ты и твои прихлебатели, — он покачал перед собой пальцем, как бы обводя тех, что находились перед ним, — натворили со страной, суверен аннулировал свое отречение. — Князь шагнул вперед и зловещим полушепотом завершил свою речь: — Все, кончилась ваша вольная жизнь. Скоро таких, как вы, всех к стенке поставят.

Это была последняя капля. Атаман вскочил на ноги:

— Ax ты ыбло… А ну, паря, хватай его! Он нас к стенке поставить хочет, так мы его первого…

Но тут поднялся со стула один из атамановых товарищей, кряжистый мужик с плечами молотобойца:

— Постой, Гугля, тут разобраться надо. Атаман ожег его бешеным взглядом и, развернувшись, ударил кулаком в челюсть. Ударил с такой силой что, казалось, звон прошел, но мужик даже не пошатнулся, только чуть откинул голову. Над поляной повисла мертвая тишина. Мужик утер кровь, сочившуюся из разбитой губы, и медленно покачал головой:

— Значит, вот оно как…

На лице атамана мелькнула тень испуга, но злость пересилила.

— Помолчи, Кудень. Счас мы энтого кончим, тады поговорим.

Кудень оглянулся на стоявших позади атамана и снова качнул головой:

— Э нет, Гугля, пока ты «соратников» и богатеев пощипывал да поезда шерстил, это одно. А я супротив суверена не пойду. — Он резко повернулся, сжав кулаки размером с добрую кувалду каждый, и, бросив: «Пошли отседа, браты», неторопливо направился к крылечку избы. Еще трое таких же, как он, квадратных показались из-за спины атамана и молча двинулись следом. Атаман проводил их злым взглядом, царапая пальцами рукоятку торчащего за кушаком барабанника, и в бешенстве повернулся к гудевшей точно улей толпе ватажников из крестьян:

— А ну цыц!

Те попритихли. Атаман уставился на майора:

— Ну вась сиясь, попортил ты мне крови. Молись! — Он выхватил барабанник.

Майор быстро окинул взглядом людей, сидевших и стоявших рядом с атаманом.

Лишь у мужичка, который сопровождал его в поруб, на лице ясно читалось отчаянное желание оказаться где-нибудь подальше от этого места. Все остальные были полны возбуждения и злорадства. Атаман, оскалившись, вскинул барабанник. Майор усмехнулся про себя и неуловимым для глаза движением скользнул вперед.

…Когда он остановился, на площади царила мертвая тишина. Он выпустил из рук тело с перебитой шеей и повернулся к толпе. Ватажники, оцепенев, смотрели на него с благоговейным ужасом. Кудень и его братья, успевшие дойти до избы, застыли у ступенек крыльца, не отрывая от него глаз. Майор встряхнулся, будто большой пес после хорошей драки, повелительным мановением руки подозвал Куденя и, высоко вскинув голову, заговорил:

— Крестьяне! Я знаю, что по законам божьим и суверена все вы несете на себе печать вины за тяжкие грехи и законом наказуемые деяния. — Он сурово посмотрел на толпу, медленно переводя взгляд с одного лица на другое, и возвысил голос: — Да, ничего не может сделать один человек с другим без его на то согласия. Но я знаю также и то, что вы погрязли в грехе и лихе не только по собственной воле, — он грозно нахмурил брови, — но и по наущению недобрых людей. — Майор гневно посмотрел туда, где валялись в беспорядке покалеченные тела. — Однако они все мертвы! — Он снова возвысил голос, этим нехитрым приемом напрочь отрезая Куденя и его братьев от тех, с кем они всего несколько минут назад были подельниками. — А у вас появилась возможность заслужить прощение суверена. — Майор замолчал.

Над площадью, повисла звенящая тишина. И в этой тишине раздался чей-то рыдающий голос: