Собор - Злотников Роман Валерьевич. Страница 44
— Добрый вечер, Иван Сергеевич. — Его голос звучал надтреснуто и безжизненно.
— Добрый и вам, Константин Алексеевич, присаживайтесь. — Иван указал на кресло в углу и сам вышел из-за стола. — Чем обязан такой неожиданности?
Богородцев, шаркая ногам, преодолел несколько шагов и осторожно плюхнулся в кресло. Неудивительно, что Ниночка его не узнала. Те, кто видел его только по телевизору, вряд ли нашли бы сейчас много общего между блиставшим на телеэкране вершителем судеб и этой полуживой развалиной, тяжело осевшей в кресле.
— Я пришел с белым флагом. — Богородцев произнес это тихо, но четко выговаривая слова. Иван слегка опешил:
— Вы хотите попробовать договориться?
— Нет, я капитулирую, — ответил Богородцев и добавил: — Я проиграл.
Иван подошел к шкафчику и достал с верхней полки небольшую деревянную бутылочку, вырезанную из березы. Набрав ложку содержимого, настоянного на меду, он осторожно протянул ее гостю:
— Выпейте.
Богородцев посмотрел на ложку так, будто она была наполнена ядом, но вдруг обмяк и равнодушно сунул ее в рот. Минуту спустя он выпрямился и удивленно воззрился на Ивана. Богородцев хотел задать какой-то вопрос, но удержался. Иван, наблюдавший за его реакцией, сказал:
— Прекрасно, теперь мы можем поговорить. Что означает ваше заявление?
Богородцев сунул руку во внутренний карман и, вытащив пачку листков, исписанных от руки, протянул их Ивану:
— Думал, что мне будет трудно говорить. Иван взял листки и вернулся за стол к лампе. Прочитав, Иван аккуратно положил их на стол и подошел к Богородцеву. Он с нескрываемым интересом смотрел на гостя.
— Вы действительно потрясающий человек, Константин Алексеевич. Скажу честно, нам бы пришлось очень нелегко, если бы вы запустили в действие все, о чем я только что прочитал.
— Я знаю, — просто сказал Богородцев, — надеюсь, вы уже поняли, что все это не будет воплощено в жизнь.
— Вы выглядите не очень здоровым, — заметил Иван.
— Вы это к тому, что кто-то может начать действовать независимо от меня? — одними губами улыбнулся Богородцев. — Нет. То, что вы прочитали, существует в единственном экземпляре. Если бы я не опасался, что не сумею все рассказать, это вообще не появилось бы на бумаге. Никто не знает, что и как должно быть сделано. Кроме меня, конечно.
— Ну что ж, у меня есть все основания быть удовлетворенным. — Иван умолк, а Богородцев закончил за него:
— Но вы пока не знаете, что я хочу взамен?! Иван ожидающе смотрел на него. Богородцев спокойно выдержал его взгляд:
— Ничего.
Иван усмехнулся:
— Так не бывает.
— Никогда?
— Только не с вами. Богородцев негромко рассмеялся:
— А мы неплохо изучили друг друга, а, Иван Сергеевич?
Иван кивнул, не отводя взгляда.
— Вы правы, Иван Сергеевич, — размеренно произнес Богородцев, — я хочу, чтобы вы остановили Серую Смерть.
Иван продолжал молча смотреть на него.
— Я хочу, чтобы вы убили его! — Голос Богородцева сорвался на фальцет.
Иван перевел взгляд на окно. В кабинете повисла мертвая тишина.
— Возможно, так и будет, — наконец негромко произнес Иван.
Богородцев яростно заговорил:
— Вы обязаны остановить его. Это вы сделали его таким монстром. Он уже убил сотни человек, он совершенно неуправляем…
— А вы, значит, не несете никакой ответственности за его действия? — полюбопытствовал Иван. Богородцев осекся. Снова повисла тишина.
— Он убил Андрея, — безжизненным голосом заговорил Богородцев, — я никогда не думал, что меня может так сломать смерть одного человека. А может, это болезнь… — Он закрыл лицо руками и замер, потом шумно выдохнул, отер лицо ладонями. — Вы можете мне не верить, но вся операция с Собором вызывала у меня не то чтобы отвращение, но неприятие, что ли… — Он грустно улыбнулся. — Будто кто-то меня заставлял. Смешно.
Иван мысленно согласился: «Триглав». Что же это за силы, олицетворяемые этими именами? Создавалось впечатление, что боги действительно управляли судьбами людей откуда-то из-за края мира. Несмотря на неприятие Конрада и его скептицизм, следовало признать, что это работало. Между тем Богородцев заговорил вновь:
— Вчера я узнал о смерти Андрея. Ему не смогли дозвониться, а когда приехали… — Богородцева передернуло. — Я не был на даче, но то, что я увидел в морге… Это ужасно.
— А разве вы не читали отчетов? По-моему, все газеты последний год переполнены этим ужасом.
После недолгого молчания Богородцев произнес злым голосом:
— Мне не нужен ни ваш суд, ни ваше прощение. Я знаю, что перед убийством Андрея Серая Смерть столкнулся с кем-то из вас. В доме работали видеокамеры, и я видел, в каком состоянии он прибыл. Так его отделать мог только кто-то из ваших. А поскольку в этот период не было никаких зверских убийств — я ознакомился с суточными сводками МВД, — вывод один: вы могли его уничтожить, но не стали… Я хочу, чтобы вы сделали это.
— Вы желаете, чтобы я дал клятву? — иронично спросил Иван.
Богородцев поджал губы. Он уже не помнил, когда последний раз выступал в роли просителя. Вновь в кабинете повисло молчание, но на этот раз оно было явно враждебным. Иван вдруг ясно почувствовал незримое присутствие чьей-то злобной воли, которая злорадно разрывала ту ниточку понимания, которая протянулась между бывшими врагами.
— Хорошо, Константин Алексеевич, я знаю, что мы должны его остановить. Временами я сам мечтаю о том, что убью его. В тот день он убил моего Перунова брата. Но если это произойдет, я знаю, что всем братьям будет больно… — Не понимаю?
— Он — изгой, убийца, изменник, предавший и извративший все наши традиции, но он наш брат. Когда отрубают гниющий больной палец, разве руке не больно?
Богородцев не ответил. Он молча поднялся и, постукивая палочкой, пошел к двери. У самой двери он обернулся и сказал:
— Я никогда не смогу этого принять, но понять… возможно. Однако если вы не сделаете того, что я прошу, надеюсь, я успею расплатиться, а вот на вашу месть моего века не хватит. — С этими словами он шагнул за дверь и захлопнул ее за собой.
5
В эту неделю Москву потряс кошмар. Все, от чего стояли на ушах шесть соседних областей, обрушилось на Москву. Началось на окраинах. Первое жуткое убийство случилось в Лобне. Компания молодых накачанных ребят из местного атлетического клуба была буквально распущена на полосы. Дежурную группу местного ОВД врачам «Скорой помощи» пришлось отпаивать валерианкой. А убирать куски человеческого мяса вызвали работников местного морга, выплатив им за это двойную ставку. На следующий день настала очередь Мытищ, потом Зеленограда. Во всех случаях жертвами становились компании молодых, умеющих за себя постоять людей. Сразу после Лобни вся столичная милиция была поднята на ноги, а после трагедии в Мытищах милицейские патрули были усилены солдатами ОДОНа. Но все было напрасно, и после Зеленограда убийства перешли на Москву. Страшно начиналась эта зима.
Баргин вчера подал рапорт на увольнение. Народ, прослышав об этом, потянулся к нему в кабинет. Как обычно, сожалели, поздравляли, хвалили за мудрое решение и дружески предостерегали, мол, на пенсии, Толик, со скуки помрешь. Кое-кто злорадно потирал руки в уголке, на людях больше всех сокрушаясь, что столь ценный работник и порядочный человек покидает прокуратуру. Его погодки заинтересованно обсуждали с ним, сколько ему положат пенсию, какое будет выходное пособие, но в конце концов пришли к выводу, что в этих финансовых вопросах сам черт ногу сломит. Вот когда, мол, выдадут первую пенсию и все причитающееся, тогда и разберемся. В общем, все было как обычно.
Сегодня с работы он вернулся рано, хотя все это время из-за шквала убийств они работали допоздна. Не успел он открыть дверь, зазвонил телефон. Лушка, встретившая его веселым лаем, тут же замолчала и недовольно уставилась на трубку. Она терпеть не могла этот аппарат, потому что частенько бывало, что после вот таких резких, неприятных звуков хозяин вскакивал с постели или вылезал из любимого кресла и надолго исчезал из дома. Анатолий Александрович, путаясь в тапочках, торопливо подошел к аппарату, гадая, кто бы это мог быть. Сегодня вечером начальник пообещал ему, что если не будет ничего экстраординарного, то у «пенсионера» будет спокойный вечер.