Спасти Москву - Ремер Михаил. Страница 55
– Соратник Тамерлана. Пока никто, но скоро рукой правой Тимура станет, одним из главных эмиров. Тоже предаст покровителя своего да власть в Орде под себя подомнет. Жестокий и хитрый. А еще, – вспомнив блестящую победу над войском Каджулая, – воевода славный. И его на себя Тохтамыш натравить должен был бы. Под Ворсклой он армию объединенную Витовта да Тохтамыша разгромить должен.
– Витовт чем ему не угодит?
– Витовт Тохтамышу беглому поверит да свое влияние над Ордой установить возжелает. Вот и пойдет на земли эти. Соратника своего нового на престол посадить да владыкой мира стать захочет.
– Станет?
– Нет. Едигей не даст, – помотал головой Булыцкий. – У него на то свои планы будут. Он же, говаривают, и убьет потом Тохтамыша.
– И что же получается? – усмехнулся вдруг Дмитрий. – Выходит, одного стервятника отвадили, а еще троих, глядишь, и привлечем? И кто знает, кто хуже будет, – посмотрел он на гостя.
– Выходит, – тяжко вздохнут тот.
– Может, не пойдет Едигей на Москву-то?
– Пойдет. Должен. Лет через двадцать. Но не возьмет. Не предаст тебя князь Тверской, да не придет по зову Едигееву. Три тысячи выкупа получит ордынец, но Москва не падет. Так получается, что княжество Московское береженое оказывалось. Все, что ни делалось, к добру лишь.
– Выходит, одно зло отвернув, под другое подводишь, – Дмитрий все так же буровил собеседника тяжелым взглядом.
– Так и выходит, – не нашелся что ответить Булыцкий. Горница погрузилась в тишину такой глубины, что сквозь нее с легкостью прорывался даже негромкий треск лучин.
– На то, видать, и воля Господня, – мягко проронил Киприан; в этот раз за Сергием решили не посылать. – Не дано смертным Божьего промысла знать. Не дано. Оно все одно потом совьется, как Богу угодно. Не отворотить и не убежать. Принять только и остается.
– Дело, – чуть подумав, согласился Дмитрий. – Уже одно то хорошо, что душ сколько православных спасли. Не послушай тебя, и крови великой литься бы. Так что теперь посоветуешь делать, а?
– А вот теперь не знаю. Убивать Тохтамыша нельзя; гонцы, наверное, уже к Тамерлану весть несут, что разбит ставленник его. Убьешь – лихо большое навлечешь. Отпустишь – новую армию он соберет да снова на Москву пойдет. Здесь в заложниках если оставишь, так оно и ладней всего получится. А Тимуру весточку с гонцами отправить: мол, ничего не станется со ставленником твоим. В Московии он остается гарантом безопасности княжества нашего.
– Чего?! – встрепенулся князь.
– Ну. – Пенсионер замолк, думая, а как бы правильнее сформулировать свою мысль. – Римляне когда-то так делали с детьми врагов. К себе забирали, учили, вроде как и не пленники, да к своим и не отпускали, пока те римлянами не становились.
– Вражьи?! Римлянами?
– То-то и оно! – новая идея, от которой защекотало под ложечкой, вдруг охватила Николая Сергеевича. – Те ведь тоже римлянами становились! И порядок римский по возвращении к отцам начинали проводить. Сами! По своей воле! Ты только представь, – разошелся он, – если Тохтамышу внушить, что не враги Московия и Самарканд! Это же какое княжество можно создать!!!
– А Орда?!
– Орде сейчас не до того будет. Своих заварух начнется столько, что знай масла подливай в огонь. Едигей власть получит, так и пусть! Он-то сам и не Чингисид, да спеси в нем будет, не каждому и дано. Вот он и будет вертеть потомками Чингисхана и так и сяк. Оно вроде сам ханом великим быть не может, но всегда при них будет. Вертеть ими будет, как душе вздумается. Скольких переживет, подумать страсть одна!
– Раз так, то и беда Едигею какая до Тохтамыша? Насолит чем он ему?
– Так ведь Тохтамыш на него с войском литовским пойдет! А ведомо, кто один раз меч подымет, тот и другой, и третий, и четвертый!
– Так и на что его у нас оставлять? Думаешь, научится чему для нас толковому?
– Так то учить как будем.
– Не ладны слова твои, – пожал плечами Дмитрий. – Если не успокоится он и все на престол метит ордынский, думаешь, у нас о чем другом грезить будет? Все о том же! И ладнее его живым восвояси отправить, чем у себя оставлять. Лис тот еще. Кабы смуту не поднял, за спинами нашими прячась. Сам же как-то говаривал: не силой, так хитростью свое возьмет.
Да и потом: Тимуру сильный враг под боком не нужен. Зачем? Разбили Тохтамыша и показали, кто сила. А о них и верно, как об отце с сыном говаривают. Лишись живота он на земле московской, как отец поведет себя?
– Прав ты, князь. Не нужен. Отпустить восвояси его. Там, глядишь, все и пойдет чередом своим: предательство да вражда. А нам и на руку, если жизнь сохраним да, Бог даст, союзниками станем.
– Нехристи они! – грозно прервал его Киприан.
– Ну так и что? – как обычно, войдя в раж, Булыцкий позабыл про все на свете: и куда занесла его нелегкая, и какие нравы здесь, и люди какие. – Молитесь Богу да службы служите по порядкам установленным! Кто просит веру неродную принимать? Может, терпимее хоть станете друг другу. Оно ведь сказано: возлюби!
Уж семь веков пройдет, и княжество Московское разрастется с силой, с которой по всему миру считаться будут! Уже и князья все на земле поклонятся Москве, уже и ковры-самолеты станут, что повозки сейчас, и к звездам люди полетят, так все одно глотки рвать будем, чья вера лучше да чей Бог сильнее. А крови сколько прольется, кто знает?!! Пермь пока великую христианить будут дружины княжеские?! Со старообрядцами пока резаться?! А в походах последних крестовых?! – сам не зная зачем, двинулся тот на патриарха, да так, что тот невольно попятился назад. – Так не лучше ли сразу мосты ладить начать? Кто хочет, тот пусть Аллаху молится, кому твой Бог люб больше, ему пусть молебны поет. В чужие монастыри кто просит лезть-то?! Так и пусть рядом и мечети и храмы стоят. Так, глядишь, крови еще большей, чем сегодняшнего дня, пролиться не дадите!
– Да что ты! – пришел наконец в себя Киприан. – Тьфу, ересь городишь! Знаешь, что за слова такие делаем, а?!
– Оно всегда следовать проще, чем свое держать! – не унимался между тем пришелец. – А ведомо ли тебе, сколько душ в огне сгорит, когда Никон почестями прельстится да церковь всю разворачивать начнет?! Когда за канонами греческими погонится?! Все с ног на голову перевернется! И то, что ты сейчас говоришь, и оно наизнанку вывернется!
– Ох, не вводи в грех, чужеземец! – впился в посох служитель, в упор глядя на нависшего над ним Николая Сергеевича.
– Москва – Третий Рим! Москва!!! – выпалил в ответ тот. – Четвертому не бывать! Так чего бы им на нас не равняться?! А для того чудеса показывать надобно христианские да веру, что науку, по миру нести. А для того и людей умных держать при князе. А взять их где?! Да только в университетах и взять! – Булыцкого уже несло, да так, что скакал он теперь с одной темы на другую, словно бы торопился и не знал теперь: а на чем остановиться?
– В поруб захотел?! – рыкнул Дмитрий, да так, что Булыцкий подпрыгнул на месте. – А ну как язык укорочу?! Или раз беду отвел, так все теперь дозволено тебе?! Ты место свое, пришелец, знай!!! Я пока на волю Бога да на молитвы твои, чужеродец, спасение свое списываю. Так то пока! А то ведь смотри: коль окажется, что от сатаны чудеса твои, на колу сидеть или на огне за вероотступничество полыхать!
Разом опомнившись, Николай Сергеевич мигом угомонился, в очередной раз проклиная собственную говорливость. Сообразил он теперь, что сболтнул лишнего даже по меркам своего времени, а тут… Память услужливо подсунула образ полыхающего столба, на котором, корчась, хохотал и бесновался раскольничий протопоп.
– Не серчай, князь, – неожиданно пришла подмога в лице Киприана. – Вещи хоть и чудные глаголет, да все в укрепление веры православной. Поперву соседствовать, а потом и главенство христианской веры показать, – негромко, но твердо продолжал тот. – И университеты в помощь: чудеса Божьи, да науки, что уже показал чужеродец, раненых вылечивая. Оно ведь и верно: как университет, так под началом церкви, и все, что делается там, – воля да чудеса Божьи. А раз чудеса, так и слава православию через земли понесется. Весть, что верой подкрепленные знания мир другим делают.