Спасти Москву - Ремер Михаил. Страница 6

Оно сперва вроде как забава для мальцов была. И как факультатив. И как времяпровождение для сложных. Тех, кому предыдущий еще директор прочил блестящую карьеру… на нарах. А вот Булыцкий всем наперекор углядел в них что-то такое, что заставило заняться этими парнями поплотнее. Углядел да привлекать начал к делам своим. А потом Зинаида, царство ей небесное, в администрацию устроилась; субсидии какие-то там выбивать мужу начала, бонусы какие-то, а то и просто информацию полезную. И закрутилось-завертелось! И старикам отрада, и пацаны при деле, и даже в люди кое-кто из сложных повыбился. А вот потом…

А потом и посыпалось все к едреной фене. Сначала дом этот треклятый с квартирами. Зинаида, блаженная душа, все по закону; дескать, интернатовцам надо что-то, многодетным, льготникам. А тут – очередь из приблатненных да избранных на нее толпой всей. И всем – квартиры. А тут – начальница предпенсионного возраста посмела возразить что-то. И так ее уговаривали, и эдак, а она – ни в какую. В общем, когда поняли, что не угомонится старушка, гнобить начали обеих. И мастерскую у мужа отобрали, пардон, коммерциализировали, и с работы обоих чуть не поперли, и письмами закидали; мол, оптимизация! Мол, урезается ваша ставка на тридцать процентов, а не нравится – так милости просим на выход. У нас вон молодые да некормленые родственники на места ваши метят. И с должности поперли Зинаиду, а начальницами вдруг у нее стали дурочки – вчерашние выпускницы не бог весть каких вузов. Безмозглые, беспринципные, но борзые да с самомнением зашкаливающим; оттого и управляемые донельзя. В общем, не выдержала она; сама написала заявление. А потом – бесконечные переживания: «А как же так-то?! Ведь по закону должно быть!» Какие-то письма открытые, хамство чиновников в ответ… два инсульта за полгода, и не стало Зинаиды. Да и сам Булыцкий постарел лет на десять, да и веру потерял. Хотя незадолго до этого крестился даже. Думал, может, крест невзгоды одолеет, но нет. Не помог. Вот и запил с тоски тогда. Лехе-физруку спасибо: помогал чем мог и даже в самые лютые времена поддерживал как умел. А потом разом улеглось все, словно бы и не было ничего.

– Эх, Зинка, Зинка, – тяжко вздохнул Булыцкий, беря со стола фотку покойной супруги. – Пойдем-ка домой, – наглядевшись на портрет грустной женщины и смахнув скатившуюся по небритой щеке слезу, тяжко вздохнул он и, поднявшись на ноги, начал собирать оставшийся скарб.

До весны визитов на дачу не планировалось, поэтому следовало забрать остатки из домика. То, что забыли или не захватили сыновья. Оно бы, конечно, правильнее было подождать до завтрашнего дня и доехать сюда на машине с «малыми», как он называл сыновей. Ну или коль скоро, по обыкновению своему хоть печь растопить да остаться до утра в тепле, поджидая, когда появится сеть, чтобы дозвониться до Пашки или до Вадьки, чтобы те заехали и забрали его. Может, даже сегодня вечером… Вот только связи все не было и не было. Что ж, остаться все-таки до утра? Или до председателя дойти товарищества дачного? У него-то точно со связью все в порядке быть должно. Там и до сыновей дозвониться. Хотя нет… Председатель – та еще жила. Телефон даст, но и плешь проест, и настроение попортит окончательно. Оно ведь и после вчерашней перепалки не особенно хорошим было. Злой, раздражительный. Нет, в таком состоянии не годилось ни с кем общаться, а тем более с близкими. По опыту знал Булыцкий это. Да и родственники тоже накрепко на носу зарубили. Оно, конечно, правильно говорится: сор из избы, а не в нее тащи, да вот такой вот человек Николай Сергеевич, что если не так что-то, то всем достанется.

А вот по лесу погулять, оно никогда худо не было. Такие прогулки расслабляли. Особенно раньше, когда древний «Зенит» еще не был столь тяжел, а сменные объективы не отягощали настолько. Часами мог наблюдать молодой тогда мужчина за белкой какой-то или любой другой живностью, ловя кадр, да домой возвращаясь уставшим, но довольным. А сейчас разве что на прогулку сил хватало от дачи домой. Но и то хорошо. Не всякому в его возрасте и такие давались прогулки. Уже только за одно это благодарен он был. Ну и, по правде говоря, за айфон. Все-таки камера там как ни крути, но будь здоров. И это успел уже оценить преподаватель.

А еще благодарен за то, что каждый сезон с весны ранней и до осени сил хватало, чтобы возделывать землю и засаживать пять соток ненавистной ему картошкой. А почему возился – так потому, что понимал: как бросит он занятие это, так совсем двигаться перестанет, а там все: пиши пропало. Ведь уж почто в школе работа нервная, да все равно по большей части сидячая. А в последнее время еще и особенно крикучая. А здесь, как ишак, взвалив рюкзак на спину, снова и снова брел через лес знакомой до боли дорогой, чтобы, наковырявшись в земле да облившись ледяной водой, остаться на ночь или двинуть обратно домой.

Хотя, конечно, чего там таить; уже и привык он к такому режиму, и по-другому как-то и не умел время свободное проводить: либо в школе, либо на даче. Да и применение картофелю тому широкое в семье Булыцких. И Зинаида покойная маски все делала хитрые свои; так и выглядела моложе лет своих. Настолько, что завидовали втихаря ее более юные коллеги. И Николай Сергеевич, вечный язвенник, без него уже как-то не мог, и сыновья, вечные жертвы фастфудов, приезжали отпаиваться соком картофельным. Это уже не говоря про мелочи всякие досадные типа ожогов… Да и во время годов лютых за счет огородика того и выезжали на картошке; Зинка, царство ей небесное, уж почто мастерица была! Рецептов – миллион! И в мундирах, и жареная, и с зеленью, и так, и сяк! Бывало, месяцами, кроме картошки с капустой да хлебом черным, и не видели ничего на столе! И пережили ведь! Хотя стоило ли?

– Вот и дожили, – тяжко вздохнул он. – Экспонатом музейным стал. Как диковину какую-то по телевизору показывают, когда гости высокие понаедут. Заслуженный учитель, грамот почетных пачки, благодарностей коробки, а что с того-то? Оно понятно: всем тяжко сейчас, – обращаясь к фотографии своей супруги, продолжал он свой монолог. – Да обидно до желчи. Оно как раньше нас воспитывали: человек – строитель великого будущего! Строитель! И верили! Рвали, строили! Все для потомков, жилось чтобы им не как нам. Кто же знал, что так оно все выйдет; что все для потомков избранных только? Молодые были. Горячие. Оно все как лучше ведь думалось, а вышло только уж очень криво. Оно бы наперед знать, что и как будет, так, может, поумнее были бы. А может, и нет. Вот так и дожили. Может, и хорошо, что ты не видишь этого. Ты как ушла, так и у меня все из рук вон. Так, глядишь, и свидимся скоро.

Разговаривая так, пенсионер параллельно собирал рюкзак: аптечка на все случаи жизни, будь то укус насекомого или подскочившее давление, порез или вывих. Вот-вот должны были ударить морозы, и дачу посещать будут только сыновья, а им все это ни к чему, молодые. Да и свои аптечки в машинах есть. И правильнее забрать было бы, чтобы не померзли пузырьки. Оно вроде и не очень затраты большие, да все равно копейки считать привык преподаватель. Да и препараты были там, кроме обычных, только по рецептам отпускаемые, а вот их стоило беречь как зеницу ока. Несколько банок солений да варений: презенты от соседей (ну кроме финансовой помощи). Кто за выложенную в доме печку, кто за крышу починенную, кто за дренаж. Там в погребе еще что-то оставалось, но то еще с прошлого года, и тащить смысла не имело, а это свежак. Не стыдно на стол поставить, для гостей. Не тех, что на показушном мероприятии в школе соберутся, а для тех, кого он лично пригласил к себе домой на празднование. В школу, – он уже твердо решил, – не понесет в этот раз ничего, тем более что чуть ли не силой его затащили на празднование его же собственного юбилея.

Фонарик с электрошокером; оно идти час, да за заботами и не заметил, что уже вечереть начало. Свет да защита. И портативный проигрыватель: пара колонок да считыватель MP-3-устройств. Не то чтобы сильно нужен был он. Просто прогулку эту хотелось совершить под соответствующие настроению мессы Баха. Если, конечно, метель к тому времени не разгуляется и негромкое пение простеньких динамиков не потонет в вое ветра.