Урожденный дворянин - Корнилов Антон. Страница 59

Да, к слову сказать, и другие девочки понемногу стали утрачивать интерес к Олегу. В первый день после того удивительного представления на заднем дворе на спортивную площадку вышли – постигать первую ступень Столпа Величия Духа, блин! – почти все воспитанники детдома. На второй день: убедившись, что постижение этого самого столпа мало чем отличается от обычного урока физкультуры (только с более разнообразными упражнениями и нагрузками в двадцать раз тяжелее), от группы энтузиастов отмежевалась половина. Дезертиры высказывались так: «В натуре, замануха какая-то… Вот посмотрим, когда эти умники начнут металлические прутья гнуть, тогда и увидим, есть ли во всем этом толк. Думали, что-то эдакое будет, а тут… муторно очень и тяжко. Правильно, если два года каждый день бегать, прыгать и подтягиваться, не то что арматурины гнуть – рельсы жевать приноровишься… На фига это надо, жилы рвать? Самый дохлый заморыш со стволом всегда окажется круче любого качка…»

А последнее время Олег вообще про Настю забыл. Тусовался со взрослыми, с ребятами общался только на спортивной площадке… Занят он очень был. Настя уж и обниматься начала со Жмыхой на глазах у Олега, но добилась только того, что Жмыха от нее стал бегать, как от чумной. Боялся, что Трегрей приревнует и… ему затылок к копчику подтянет. Зря боялся. Олег даже и внимания на эти игры не обратил. Ну и… Не хочет, значит – как хочет. Была бы дураку честь предложена…

Расстраивалась Настя недолго. Два дня назад у нее появился – он.

Появился, конечно, в виртуальном пространстве популярной социальной сети. Он был таким внимательным, ласковым, остроумным… А еще – взрослым, состоятельным и серьезным. На дорогущей машине, между прочим. И работал в банке, на очень даже не рядовой должности. И когда Настя не без умысла намекнула на то, что сегодня вечером, как обычно, она на связь выйти не сможет, так как у нее деньги на телефоне заканчиваются, – положил на ее счет аж пять тысяч рублей. Да еще извинился. Написал, что мельче в бумажнике не нашлось, а он как раз на заправке стоял, где терминал рядышком был…

Ну и конечно, общение с ним – посредством сообщений и по телефону – было совсем другим, нежели чем с Олегом. Не надо было напрягаться, чтобы казаться сложнее и умнее, чем ты есть… Можно было быть самой собой. В эти два дня Настя окончательно уверилась в том, что по-настоящему легко люди чувствуют себя тогда, когда, общаясь, говорят лишь то, что ожидают и хотят слышать друг от друга. А мягонькие, привычные обращения вроде «зайчик», «солнышко», «киса» обволакивающе грели душу, как горячий чай холодным вечером. Звали его вполне обычно – Вова. И сегодня Вова предложил Насте встретиться. Нет-нет, ничего такого… Просто покататься на машине, поговорить, может, куда-нибудь заехать кофе попить. Настя, поотнекивавшись для приличия, конечно, согласилась.

Хотя с территории детского дома строго запрещалось отлучаться кому бы то ни было, кроме Олега, Настя нисколько не колебалась. Она выбралась за территорию без особого труда. Всего-то и надо было: дождавшись, пока никого поблизости не окажется, проскользнуть в скрывающие лаз в заборе кусты на заднем дворе. А дальше и того проще – несколько остановок на трамвае, и вот оно, место встречи, городской парк.

Настя быстро шла, почти бежала, по тротуару, выискивая глазами виденный на фото автомобиль. Она чувствовала себя легкой, по-настоящему свободной… Некстати припомнились неуютные взгляды, которые бросали в ее сторону ребята и девочки, продолжавшие пока постижение первой ступени Столпа Величия Духа, – когда Настя на второй же день отказалась идти на спортивную площадку. Во взглядах этих явственно читалось укоризненное недоумение по поводу того, что она – настолько близкая Олегу – и сдалась одной из первых… Дураки! Как будто она обязана потеть на спортивных снарядах, по той только причине, что дружна с Трегреем. Была дружна…

«Я вам еще всем покажу! – без труда притушивая затлевшее в груди неприятное чувство, подумала Настя. – Вы еще завидовать мне все будете!.. Неудачники…»

Ей представилось, что вот как-нибудь таким же ярким летним днем к проходной детдома подкатывает шикарный, сияющий на солнце автомобиль… И она идет через двор, неся юное свое тело со спокойным достоинством. А пацаны и девчонки, разинув рты, смотрят…»

Как там было бы дальше, Настя не успела напридумывать. Потому что, как только она обогнула угол парковой ограды, возник перед ней, точно материализовавшись из мечты, тот самый автомобиль. Бесшумно опустилось стекло со стороны водительского сиденья, и в приятном полумраке салона блеснула бритая голова.

– Привет, кис! – умягчив голос, окликнул Настю Руслан Карлович Мазарин. – Прыгай сюда, прокатимся… Заглянем в ресторанчик, не против? Мохито выпьем. Пила когда-нибудь мохито?..

В любом коллективе, где люди знают друг друга давно и прочно, ничего никогда не проходит незамеченным. Марии Семеновне, вернувшейся вместе с Евгешей и Нуржаном из прокуратуры, тут же сообщили, что «Настька Бирюкова сбежала!» Первое, что сделала Мария Семеновна, это охнула и привычным уже за последнее время жестом взялась за сердце. Евгеша хлопнул себя кулаком по колену, а Нуржан едва слышно прошипел: «С-суки…»

– Стой, точно сбежала? – спросила директор у девчонки, доложившей о побеге Насти.

Та стояла, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, дергая себя за накрученные на макушке косички и явно стремясь улизнуть при первом же удобном случае. Тяга к наушничеству среди детдомовцев (особенно, среди девочек) была неистребима, но вместе с этим особенных любителей посвящать в дела воспитанников взрослых не любили и даже, бывало, поколачивали.

– Точно, – сообщила девчонка, – намазалась вся, юбку у Наденьки Коротковой выпросила – с утра еще. Она же с Коротковой лучше всех дружит, они вечно одеждой меняются. А час назад в город подалась. Через дырку в заборе на заднем дворе. Не Короткова, то есть, а Бирюкова…

– Сколько раз говорила, забить надо ту дыру! – с досадой произнесла Мария Семеновна, глянув на Евгения Петровича.

– Я лично три раза уже заколачивал, – развел руками физрук, – отрывают, что ты сделаешь, опти-лапти… А не смогут оторвать, в другом месте проковыряют.

– Ее ждал за территорией кто? – обратилась снова к девочке директор.

– Не… Не знаю… Вроде никто не ждал.

– Да ты сама видела, как она… через дырку?

– Я не видела. Наденька видела, – меленькими шажками отступая в сторону, ответила девчонка. Стоячие косички ее подрагивали, будто антеннки.

– Давай быстренько ее ко мне! – повысила голос Мария Семеновна.

Но обладательница косичек-антеннок уже припустила со всех ног, бросив напоследок:

– Ой, меня, кажется, зовет кто-то…

– Евгений Петрович! – распорядилась директор. – Отыщите мне Короткову, будьте добры…

– Давайте, я с девчонкой поговорю, – вклинился в разговор Нуржан.

– Только без ваших этих… штучек, – предупредила Мария Семеновна, вынимая из сумочки телефон. – Не вздумайте! Она ребенок, все-таки…

– Какие еще штучки? – оскорбленно сверкнул глазами Нуржан.

Директор уже набирала номер. Кому именно она собиралась звонить, никто из присутствующих не спрашивал. И так было понятно – Олегу. И Нуржан, и Евгений Петрович испытали некоторое облегчение, когда Мария Семеновна достала телефон, но не почувствовали по этому поводу удивления. Воспитанник детдома, которому «четырнадцать среднеимперских лет», уже давно и безоговорочно полагался в их соратничестве – главным.

Глава 3

Пруд был идеально круглым. Неподвижная вода в нем напоминала громадный бирюзовый камень, втиснутый в землю. Развешанные по ветвям березок, росших по берегам, неярко горели фонарики, изнутри подсвечивая листву, – казалось, древесные кроны излучали собственный свет, очень нежный, зеленоватый. Почти на самой середине пруда белел сводчатый купол купальни, от которой до берега вел неширокий мосток, оснащенный резными перилами. Начинало темнеть, и над прудом дремотно колыхалась удивительная тишина, чуть подкрашенная стрекотаньем сверчков.