Близится буря - Круз Андрей "El Rojo". Страница 46

— Поискать бы надо. Потому что Фома с пиратами связан, не просто он бандит, а если кто-то ему информацию сливает, то… продолжать надо вообще? А ведь я его на Овечьем встретил, где у пиратов, считай, база.

— Хм… — Василь задумался. — Думаю, что не надо. Тогда она прямо на Тортугу уходить будет, информация эта самая. Есть идеи, кто на Фому здесь работает?

— Обсудить надо. Какие-то есть, но именно что идеи.

— А что сразу к полковнику не пошел?

— Так мне не полковник, а ты тут друг-товарищ, вот с тебя и начал. Поговорим и вместе пойдем.

— Хорошо, — кивнул он. — Только сегодня к полковнику поздно.

— А я и не тороплюсь, мы дней пять стоять будем. Так что сегодня я тебя в «Золотого тунца» зову, туда вся команда, кто от вахты свободен, подойдет. И поговорим, и встречу отметим.

— Ну, если даже так, — заулыбался он, — то я всегда готов.

Поход в «Золотой тунец» у нашей команды вроде как в традицию входить начал. Пусть и не из дешевых кабак, но место хорошее, и хозяин его, Сергий, к нам всегда благорасположен. На Торговой площади еще пара похожих кабаков имеется, вовсе не хуже этого, но так сложилось, что мы именно туда, раз за разом.

Вообще морячки с приходящих судов все больше ходят на Кабацкую улицу, что зажата между самим портом и стеной форта, но место там пьяное и дурное, так что я своим успел намекнуть, что походов в ту сторону поощрять не буду. Вот не буду — и все тут, мне опыта с Игнатием хватило. Сам Игнатий туда тоже не ходил больше, не знаю, по благоприобретенной сдержанности или потому, что я ему в частной беседе пообещал немедленное увольнение, если только там его увижу. Если для торгового шкипера такие походы еще как-то допустимы, то для приватира, да еще и на местную разведку работающего, это попадает в разряд проступков недопустимых. Тем более если себя в руках держать не умеешь. Кто знает, что ты спьяну болтать начнешь и что делать, если сам себя контролировать не способен.

С другой стороны, я сам признаю, что команде праздник после похода нужен. Это как на войне те сто грамм, что после боя стресс снимают. А тут и пострелять пришлось, и в нас постреляли, и раненые были, и всякое случилось, так что хотя бы сам факт, что целыми вернулись, надо бы отпраздновать.

— С возвращением, — еще в дверях меня поприветствовал густо-бородатый Сергий, бывший боцман со шхуны «Золотой тунец», которая и дала новое имя кабаку, когда он его перекупил.

Доска с названием шхуны стала вывеской кабака, прибитая над входной дверью.

К вечеру здесь уже было людно, но Федька с коком Серегой успели занять длинный стол у дальней стены, и именно там начала собираться вся команда.

Двое буфетчиков едва успевали таскать тарелки и кружки с пивом и сидром к столу, их расхватывали прямо из рук. В дальнем от нас углу, ближе ко входу, тихо тренькали гитара и что-то среднее между банджо и мандолиной — ожидалась музыка, и музыканты сейчас настраивали инструменты. Было шумно, чадно, гомонливо, щелкали, раскатываясь по обтянутому сукном столу, бильярдные шары, хохотали игроки у доски для дартс — в общем, вечер как вечер. Были в кабаке и моряки, и торговцы, и мастеровые, и мужчины, и женщины — короче, никакой дискриминации ни по какому признаку, разве что негров сюда не пускали. У них, некрещеных, свои кабаки в своем квартале. Все у них свое. Да и крещеные негры предпочитают там время проводить.

Байкин, невзирая на ранение, тоже был здесь, сидел в самом углу с кружкой красного пива, попутно вылавливая вилкой куски мелконарезанного осьминога из морского салата, и явно чувствовал себя хорошо. Мы с Василем протиснулись к нему, усевшись на лавке под стеной, один из буфетчиков тут же подбежал к нам, приняв заказ. Оригинальничать не стали, тоже пива попросили.

— Ты глянь, какой у тебя теперь вид героический, — со смехом протянул руку Байкину Василь.

— Завидуешь? — осведомился тот. — Все девки мои теперь.

— Проверял уже?

— И проверять незачем, и так знаю. А ты что вдруг присоединиться решил?

— Тебя охранять, чтобы снова не подстрелили или не побили, скажем, — вроде как вполне серьезно ответил Василь. — А вообще как сейчас? — спросил он чуть серьезней.

— Да нормально, так, зацепило просто, — отмахнулся Байкин. — Рад тебя видеть, к слову.

Мы, сняв шляпы, повесили их на крючки на стене, а я еще и рубаху пониже расстегнул — жарковато было в кабаке. Дождь, а жара никуда не делась, так что еще и душно сегодня. Очень душно, тут же джунгли вокруг.

— Василь, а ты про Криворукого что сказать можешь? — вернулся я к начатому раньше разговору.

— Криворукий — человек темный. Где какая грязь — там и он, чисто свинья, — скрестив руки на груди, заговорил Василь. — Но не попадался пока ни на чем всерьез. Драки организует, держит кабак…

— Это который?

— А «Дурная рыба», знаешь такой?

— Знаю. Как не знать, — кивнул я.

Действительно, как забудешь кабак, из которого я тогда Игнатия забирал и в котором Фому впервые встретил. Да, верно, Криворукий на драку с Павлом, ныне покойным, там деньги собирал.

— А тех молодцов, что застрелили объездчиков в тюрьме, откуда забирали? — уточнил я уже на всякий случай.

— Из «Дурной рыбы» и забирали, — чуть задумчиво, вроде как впервые задержавшись мыслью на таком факте, сказал Василь. — Оттуда, да. За драку. Друг с другом дрались, а когда объездчики за ними пришли, они уже успокоились.

— А кто вызвал объездчиков?

— Да от Криворукого прибежали, насколько я помню.

— А до этого от него часто прибегали?

Василь задумался, потом покачал головой, сказав:

— Да не слишком. Пожалуй, что и никогда.

Вот так. Уже интересно. С чего это вдруг Криворукий любовью к закону воспылал? Ладно, а вот еще такой вопрос:

— Василь, а помнишь тех брата с сестрой, которых за скупку краденого клеймили и продали, толстых таких, имен не помню… — вспомнил я день своего первого появления в Новой Фактории.

— Анастасий с Раисой, верно, Копытины фамилия, — сразу сообразил он, о ком идет речь. — Было такое.

— А они чем занимались тогда? Где скупали? И у кого?

— Да там же, на Кривой улице у них ломбард был, у пьяных всякое в залог брали.

— И на чем погорели?

— Вещь у них опознали. — Василь подался вперед, положив локти на стол. — Анастасий еще и с племенами торговал, вот и сменял у них по дешевке что-то… не вспомню сейчас даже, как бы не часы. — Он задумался, потом кивнул в знак согласия с самим собой. — Точно, часы. А часы те оказались с курьера пропавшего, который на серебряный прииск ездил. А закон ведь какой: если не дикарскую вещь у дикаря выменял — сперва покажи нам, может, в списках она у нас. Не сделал так — уже преступление, а если вещь с убитого, то тогда… ты сам видел дальше. И продавал он не открыто, а из-под прилавка, знал, что вещица того…

— А как попался? — продолжал я любопытствовать.

— А мы иногда морячков, которые на мелких безобразиях попались, вместо штрафа подсылаем по сомнительным местам попросить всякого, — усмехнулся он. — Раз пять мы к Анастасию подсылали — и ничего, он осторожный, но в тот день сестра его за прилавком была, а жадная она — страсть. Ну и предложила ему часы втихаря, а тот их нам принес. Мы проверили, а там работа штучная, номерная. И у семьи курьера до сих пор счет сохранился, как раз с номером. Ну а дальше все понятно, так?

— А про Фому болтали, что он вроде тоже в дела с племенами вовлечен был, так?

— Верно. Но доказательств никаких не было. Разве что при том походе мы понадеялись на то, что удастся что-то доказать.

Буфетчик с подносом подошел к столу, выставил перед нами по кружке и затем все обновил — миски с «шелухой», орешками и прочим, что тут с пивом любят употребить. Пиво было прохладным и вкусным, я чуть не треть кружки залпом в себя залил поначалу.

— А что докажешь-то? — спросил я. — По-честному если, то мы их просто на дороге остановили. И ничего предосудительного при них не нашли, так?