Близится буря - Круз Андрей "El Rojo". Страница 73

Белый стоял, держась за решетку. Не думаю, что он услышал и ждал меня, просто размяться решил. Когда я оказался в поле зрения, выражение его лица не изменилось, оно даже любопытства никакого не выразило.

— Как вам в гостях? — улыбнулся я дружелюбно.

Я ожидал, что он ничего не ответит, но Белый ответил:

— Терпимо.

— Надеюсь. По крайней мере, если вы заметили, у нас тут камеры пыток нет. — Я указал на штабель припасов как на доказательство нашего миролюбия и всего прочего положительного, хозяйственности например. — Но побеседовать бы хотелось.

Он только хмыкнул, никак не прокомментировав мое заявление.

— Слушайте, — оглянувшись, я отступил на пару шагов и уселся на мешки с рисом, — вот можете мне объяснить, что там у вас случилось? Вы зачем Фому поймали и хотели пытать? Он же на Овечьем за своего всегда был, я его помню.

— А откуда такой интерес?

— Ну как, — развел я руками в притворном удивлении, — откуда? Оттуда. Я же с ним в одной клетке оказался, поэтому и любопытно стало.

— Фома пытался меня убить, — опять же неожиданно легко ответил Белый. — Его люди устроили стрельбу, отвлекли моих людей, а потом он еще с двумя хотел убить меня на пути из города на лесопилку.

— И почему не убил?

— А я чего-то подобного ожидал. — Он кривовато усмехнулся. — Фому взяли живым. Потап взял, помните такого? Седая борода, немолодой, еще разговаривал с вами.

— Помню, — с готовностью кивнул я. — Я его убил еще, как же.

— Это неприятно, мы давно вместе.

— Я думаю, что это вас должно сейчас беспокоить в последнюю очередь. — Я посмотрел ему в глаза. — У вас другие проблемы. Кстати, а кто желал вашей смерти настолько, что нанял Фому? Он же наемник, насколько я помню?

— Вот это мы и хотели выяснить, — довольно логично ответил Белый. — Мы для этого его и взяли.

— Он же человек Никона Большого, нет?

— Нет. — Белый покачал головой. — Он работал на Никона часто, да, но никогда не был его человеком. Фома — он свой человек, собственный, и работать может на кого угодно. Поэтому я думаю, что это не Никон. Это было бы слишком очевидно, Никон никогда бы не пошел на такой прямой конфликт. Войну.

— Так вас же там всего трое вроде бы? Вы с Никоном и еще этот турок.

— Я бы не стал так упрощать ситуацию. — Белый скептически скривился. — Интересов в нашем городе намного больше, и сплетены они сложнее.

Так, пока он разговорчивый, но это потому, что мои вопросы на самом деле граничат с праздным любопытством и ответы на них никому с той стороны вреда не принесут.

— А чью шхуну мы увели?

— Даже этого не знаете?

— Сейчас узнаем, куда торопиться?

Мне показалось, что Белый сначала не хотел говорить, но потом все же сказал:

— Марка Рыжего, он с Тортуги. Все равно вам механик расскажет, — пояснил он.

Верно, расскажет, куда денется. Более того, Белый тоже расскажет все, о чем его будут спрашивать. Люди в плену всегда все рассказывают, и пытать их для этого совсем не обязательно. Пытают либо глупые, либо те, кто очень спешит. Но у нас пока такой спешки не наблюдается.

— А сам Марк где?

— Дома. Шхуна без него пришла, за продуктами, они с Базарного все берут. И когда вы с Фомой сбежали, экипаж взялся помочь вас найти. На свою голову, — Белый не слишком весело усмехнулся.

— И что теперь этот самый Рыжий будет делать?

— Хотел бы я знать, — повторная усмешка. — Но думаю, что его людей ничего хорошего не ждет. У Рыжего всего одно судно было, а теперь уже ни одного, ему только в другую ватагу проситься теперь. Он уже не капитан.

— А почему у него всего одна пушка?

Для пиратов не характерно, как я понял, а мы на шхуне других не нашли.

— Он больше рабами и контрабандой занимался, с его судном это проще.

— Рабов у вас брал? — невинно поинтересовался я. — С места у лесопилки?

— Фома успел рассказать? Был он там пару раз, рабов брал, к слову.

Не отрицает, хоть это хорошо.

— Кстати, — я сделал вид, что нечто неожиданно вспомнил, — а когда планируется большой поход с Тортуги?

Белый сделал удивленно-недоумевающее лицо, но актер он был все же так себе. Так что я в его неведение не поверил и поздравил себя с тем, что не зря страдал: «языка» мы все же взяли.

— Мы будем идти до Новой Фактории несколько дней, — сказал я. — Поэтому я никуда не тороплюсь. Но вам лучше бы до того времени разговориться, потому что я начну становиться все настойчивей и настойчивей, и в конце концов вы все равно все расскажете. Все говорят, всегда.

— И чем это мне поможет?

— Я думаю, что смог бы уговорить сохранить вам жизнь.

— В клетке? — Он даже развеселился от такой мысли.

— Я бы попробовал настоять на том, что вам дадут денег и отвезут куда-нибудь подальше от Тортуги, — выложил я на стол тот самый пряник, которым пробовал соблазнять Фому. — Если ваши показания подтвердятся, разумеется. Дело того стоит. А вы можете попробовать начать все сначала.

Если Белого отпустить, он не станет попечителем сирот и утешителем вдов. Но, на мой взгляд, это себя оправдает, если он даст информацию о планируемом пиратском нападении. Правдивую информацию, повторюсь. Концепция «меньшего зла», то есть тот самый компромисс, с помощью которого можно побеждать зло большее.

— А насколько у вас это получится?

— Через три дня мы будем на Наветренном острове, оттуда я смогу связаться с Новой Факторией.

— Давайте так. — Белый уперся в меня взглядом, и я обратил внимание, что глаза у него на удивление маленькие и слезящиеся. — Мы вернемся к этому разговору как раз через три дня, когда вы сможете мне что-то обещать.

— Я могу и обмануть.

— Можете. Но это я тоже не готов сейчас обсуждать.

Судовые документы «Морского коня» никаких особых открытий не принесли, разве что вселили в меня окончательную уверенность в том, что отсудить судно в качестве приза получится. Определение «работорговец» к ним просто само прилипало, без всякой посторонней помощи. Ходило судно обычно в турецкие края, там работорговля легальна, так что скрывать ничего не пытались. Турки-то сами, когда заходят в христианские воды, ничего лишнего с собой не везут, такого, что может указать на занятие, а этого мы взяли на вроде бы безопасном месте.

Само плавание получилось довольно утомительным — мало того что не хватало людей на полноценные вахты, так еще и на второй день вошли в шторм. Пусть несильный, уровня «пока еще не страшно», но лодки качало, расслабиться не получалось. Белого в его карцере тошнило напропалую, что зачастую бывает с людьми, которые во время качки сидят в замкнутом помещении, так что его даже вывели на палубу и привязали куском троса на носу, к пушечной тумбе, замотав его и затянув так, что без ножа точно не избавишься. Но он избавиться и не пытался. Думаю, что достаточно трезво оценивал свои шансы на побег — здесь он мог разве что утопиться. Но на самоубийство его не тянуло, и это внушало некие надежды на то, что он заговорит.

Когда подошли к группе Наветренных островов, качка спала, хоть солнце так и не выглянуло. Ветерок гнал мелкую, но колючую волну, вода была зеленовато-серой, и мелкий дождик сыпал с неба.

На подходе к острову возникла новая проблема: призовую добычу, то есть вот эту самую шхуну, надо было гнать в порт приписки приватира, то есть в Новую Факторию. Или, если ты заходишь в иной христианский порт на пути, он оставался там до вынесения всех судебных решений, то есть все сильно затягивалось, а потом, даже в случае удачи, за судном надо было идти специально. Поэтому пришлось менять планы на ходу.

Суда сошлись бортами, и мы начали перегрузку припасов с «Аглаи» на «Морского коня», открыв люки трюмов и припахав все «негритянское» население шхуны. Ну а мы тогда зайдем на остров, там свои запасы пополним.

Заодно перевели на шхуну Луку, устроив его в хозяйской каюте. Леонтий переходить отказался, несмотря на ранение, в строю остался. Платон сказал, что не страшно, пусть остается, так что и возражать я не стал. Согласовали с Михаилом маршрут их плавания к Новой Фактории, пообещали догнать и на том разошлись, как раз как в море корабли. Шхуна, подняв паруса, солидно и неторопливо пошла на северо-запад, а мы свернули к островам. Теперь нам точно туда.