Ветер над островами - Круз Андрей "El Rojo". Страница 42

— Как ты? Справишься? Занималась этим уже?

— Никогда, — так же шепотом ответила она. — Отец занимался, а я смотрела. Страшно, аж жуть.

— Ничего, ты умная, о деле думай, — подбодрил я ее. — А насчет проблем каких не беспокойся — я с тобой, за всем пригляжу. Торгуй как надо.

Между тем с борта судна сбросили веревочную лестницу с деревянными ступенями, по которой на борт поднялся немолодой человек в ярко-красном саронге, который был у негров явно за главного. Я присмотрелся к нему, впервые наблюдая «негра в природных условиях». Среднего роста, жилистый, с крупными кистями рук и широкими плечами, явно сильный и ловкий до сих пор. Короткая седая борода, заплетенные в косу и собранные узлом на затылке седые же волосы. На шее ожерелье с кучей каких-то амулетов, на вышитой цветным бисером ремне через плечо — вполне добротный револьвер в кобуре. Насколько я успел разобраться в реалиях этого мира — это намек. Револьверов неграм никто не продавал, он мог взять его только с трупа. А надеть вот так, на торг — исключительно для того, чтобы показать всем, что относиться к нему следует всерьез.

Татуировки на теле было много, хватало ее и на лице — узор в виде переплетающихся ветвей окружал все лицо от висков до подбородка, на лбу же у вождя, равно как и у всех остальных его людей, было выколото довольно искусно изображение ската.

С вождем был коренастый молодой парень среднего роста, тоже бородатый и с косой на затылке, вооруженный огромным мачете в чехле и короткой двустволкой. Парень был явно за телохранителя, смотрел настороженно и внимательно.

— Мир тебе, Колючий Скат, вождь племени и владыка трех островов, — серьезно поприветствовала его Вера.

Вождь кивнул после недолгой паузы, которую он выдержал для вящей солидности, затем сказал:

— Ждал твоего отца. Почему не приплыл?

Сказано все было по-русски, правда, с каким-то странным акцентом, словно вождь не только говорил, но и пытался языком отклеить от зубов жвачку.

— Погиб отец, Колючий Скат, — спокойно ответила Вера. — Теперь вместо него мы. Я буду торговать, он… — ее палец указал на меня. — Он будет защитником семьи и спрашивать за честность торга.

— Пусть так. Нет большого шатра — тень дадут два малых, — кивнул вождь и сразу перешел к делу: — Что у тебя есть?

— Сидр. Железо в полосах. Ткань, — перечислила Вера.

— Покажи, — потребовал вождь.

Не знаю, каким воином был вождь, но торговцем выглядел опытным. Он разворачивал рулоны ткани, сминал материю в загорелых ладонях, пробовал ее на разрыв и даже нюхал, пробовал сидр, сплевывая каждый глоток за борт, чтобы не пьянеть, перекладывал полосы железа, зачем-то стучал их друг о друга. Подумалось, что у таких индейцев Манхэттен за связку бус купить бы не вышло. Да и споить их не получилось бы: основа в них нашенская, то есть к алкоголю устойчивая.

Обращала на себя внимание и речь вождя. Была она упрощена до предела, до «дай», «на», «смотри» и «покажи». Слушая его разговор, все время ловил себя на ощущении, что смотрю какой-то фильм про дикарей, в котором роли исполняют русские актеры, даже не слишком загримированные. А речь, даром что не «твоя моя не понимай», написана каким-то хитрым сценаристом.

Однако сильно вслушиваться не мог — больше всматривался. Особенно тщательно следил за крепышом с двустволкой, не отходившим от вождя ни на шаг. Он на меня довольно серьезное впечатление производил, судя потому, как ловко держал ружье на сгибе локтя. По команде тоже видно было, что никто не расслабляется. И у матросов револьверы в кобурах были, и боцман с мотористом наблюдали за плотом с борта, не отводя глаз ни на секунду, да еще и спрятавшись за поднятыми щитами, теми самыми, из-за которых вчера экипаж отстреливался от пиратов. Это верно: тут до берега всего ничего, будешь маячить открыто — можно просто выстрелами из зарослей охрану поснимать. Только сейчас я обратил внимание и на то, что стирлинг работает на холостом ходу, да и Игнатий из рубки не выходит, стоя у штурвала. Не зря все предупреждения были, не зря, видать.

Торг продолжался долго, не меньше часа. Вождь говорил односложно, солидно, но стоял на своей цене как упертый поначалу и снижал ее лишь тогда, когда Вера предлагала какие-то новые варианты обмена. Сама она раскраснелась от возбуждения, часто отдувалась и, как мне кажется, чувствовала себя в этой ситуации как рыба в воде — видать, купеческая кровь о себе знать давала.

Начали перегрузку. Бочонки с сидром, связанные проволокой вязанки железных полос и рулоны тканей загружались в прочный деревянный ящик, который поднимался краном и подавался прямо на плот, где и разгружался. А взамен в него укладывались туеса со смолой, каждый из которых Вера вскрывала, когда тот попадал на борт, тыкала в вязкую, пахнущую свежим деревом смолу длинным стальным шилом, нюхала, растирала на пальцах — в общем, проверяла. Вождь смотрел за всем молча, без раздражения и, как мне показалось, даже с оттенком некоего одобрения. Вроде как наблюдал за процессом чьего-то обучения, и ученик демонстрировал успехи.

Когда последняя порция туесов покинула плот, поднятая лебедкой на шхуну, вождь кивнул удовлетворенно, затем сказал:

— Купи две женщины. Молодые, сильные, хорошо продашь.

При этом в глазах у него мелькнула некая тень лукавства, словно он намеренно придержал самый трудный вопрос экзамена до конца — и теперь ждет, что ученик сможет ответить. И Вера заметно растерялась.

— Что за женщины? — спросила она явно для того, чтобы просто выиграть время на размышление.

— Племя Рыбы-Змеи, — ответил вождь. — Воины ходили за добычей к подобным червям. Трусы бежали, смелые подохли, не защитив женщин. Купи, они молодые, сильные. Могут работать, могут радовать мужчин.

— Я не торгую людьми, — чуть справилась с растерянностью Вера.

— Продай тем, кто торгует, — пожал плечами вождь. — Скоро за них не дадут десяти орехов, не то что золота. А если рыбы станет мало, мы их убьем: кто будет кормить пленных в плохой год?

Признаться, последнего пассажа в речи вождя я не понял, в моем представлении молодые и здоровые рабыни вроде как должны быть ценностью в обществах, где работорговля была нормой. Но Вера не удивилась, а вроде как вновь озадачилась. Затем сказана:

— Мы поговорим. Подожди.

— Хорошо, — кивнул вождь. — Товар отдан, женщины стоят золота. Я жду.

Схватив за рукав, Вера потащила меня к трапу, а затем — в свою каюту, где с маху уселась на койку, уставившись на меня заметно испуганными глазами.

— И что делать? — спросила она.

— Ты меня об этом спрашиваешь? — удивился я вопросу. — Я же ничего об этом не знаю. Не понимаю даже, о чем говорил вождь, когда завел разговор про десять орехов.

— Пленным женщинам здесь плохо, — заговорила она. — Домой им уже не попасть никогда, они были на острове врагов и могут рассказать, как там все устроено. В племени Колючего Ската они могут только работать, и то на самых тяжких работах. Пройдет год — и они будут старухами.

— А просто как женщин, если они такие молодые, племя их не использует? — удивился я.

— Люди племени могут спать с женами, но не с рабынями, — объяснила Вера. — Рабыне женой не быть никогда. Если же воин спит с рабыней, он слабнет духом. Покровители племени, духи, в которых негры верят, такого не простят. Лишат или храбрости, или даже мужской силы.

— Получается…

— Получается, что для них лучший выход быть проданными купцам. Они могут креститься и стать обычными людьми, они могут где-то работать, а негритянки часто даже любят идти в дома шлюх. Им кажется, что жизнь там простая и веселая. И молодых такие дома покупают с радостью.

— А в чем ты сомневаешься? — уточнил я.

— Для того чтобы продавать людей, надо иметь лицензию. Если таможня найдет негритянок и узнает, что мы их купили прямо в племени, будут неприятности. Даже судно могут отобрать.

Мне вспомнилась лукавая искра в глазах вождя, когда он говорил о женщинах. И его странный, оценивающий взгляд. Как-то не так все просто в этой истории, как кажется на первый взгляд.