Рейтар - Круз Андрей "El Rojo". Страница 95

Повернув ладонь к себе, я разглядывал длинный белый шрам от разреза ножом. Отсюда лилась кровь на могилу моей семьи, когда я произносил слова самой страшной клятвы в моей жизни. Чего я жду? Шрам засветится и подаст знак? Или мне какое-то знамение нужно?

Что мне делать дальше, если нет больше никакого смысла в моем существовании? Пуля в лоб? А револьвер не выстрелит, я знаю, осечка будет, как тогда у Нигана, потому что это неправильно, не должен я уходить так. Бесчестно для воина, который не ранен и которому не грозит плен. Если ты жив – ты чего-то еще не сделал в этой жизни. Не успел еще. Поэтому и жив, судьба не слишком бережет совсем лишних людей. Другое дело, что многие до конца жизни не понимают, зачем существовали столько лет, но это уже не вина высших сил – они свою часть договора выполнили, дав тебе продышать ровно столько, сколько отпущено судьбой.

Что я не сделал?

Орбеля привезли большой толпой, похоже, что верхушки нескольких племен присутствовали в полном составе. То ли не хотели момент падения бывшего князя пропустить, то ли боялись за справедливый раздел золота. Скорее всего, и то и другое.

Сам Орбель оказался седым, высоким, худым человеком с короткой бородой, одетым в шитый золотом мундир сотника «Синих Соколов». Он не был связан, но рядом с ним безотлучно стояли двое крепких горцев средних лет. Не из его охраны, те или постеснялись здесь появиться, или уже сменили мундиры. Орбель молчал и никому в глаза не смотрел.

Даже не верится, что вот этот сутулый и краснолицый человек нездорового вида однажды решил убить весь мой народ. И убил. На всякий случай. Потому что мы ему не нравились, хоть и защищали границу его княжества честно уже многие поколения. Именно он приказал стрелять тем пушкам, что разнесли ворота форта, тем винтовкам, чьи пули исклевали стену за бойницами, именно по его приказу штык приколол тело моего сына к воротам. Потому что ему так захотелось.

Я повернулся и ушел в сторону, провожаемый понимающим взглядом Злого. Он знает, он понял. Он сам из таких… может, даже еще страшнее была его судьба.

Звенело золото, которое считали и сразу раздавали вождям, пахло пылью и лошадиным потом. Орбеля отвели в коляску Арио, где Хрипатый ловко сковал его наручниками с тонкой цепью – бывший князь теперь полностью соответствовал статусу изловленного преступника. Теперь только суд, быстрый и пристрастный. И приговор.

Сон

Я пытаюсь уйти от человека, которого не могу узнать и не могу разглядеть. Он даже не идет, я не видел, чтобы он сделал хотя бы шаг. Он просто стоит, протягивая руку в мою сторону, словно приглашая ее пожать. Я бегу от него через темное поле, пока не кончаются силы, оборачиваюсь – а он все так же стоит, почти совсем рядом, и каждый раз оказывается все ближе и ближе.

И я его боюсь. Боюсь так, как не боялся чудовищ в детских страшных снах, до холода в позвоночнике, до потери дыхания, так, что хочется кричать, пытаясь этим криком заглушить страх, боюсь так, словно это не человек, и даже не демон, а врата в преисподнюю, которые идут за мной, чтобы затянуть туда живьем. Темное поле, темное тяжелое небо, и ощущение чудовищного Зла за спиной. Зла, которое все приближается.

Я заставляю себя остановиться, прервать этот позорный и нелепый бег через пыльную темную равнину. И заставляю себя повернуться. И этот, идущий за мной, уже совсем рядом. И я его вижу.

Вижу.

Себя.

Но не себя.

Этот – мертвый, пусть он и не умер. Мертвый внутри. По-трупному бледное лицо мое – и не мое. Это уже воплощенный в меня демон. И это Зло.

7

Альмара – город большой, чистый, богатый. Город великого триумфа – ее властитель покорил земли главного и величайшего своего врага. Построена для парада гвардия перед княжеским дворцом, валят толпы народа на Площадь Правосудия перед княжеской тюрьмой, где на каменном эшафоте устанавливают огромную жаровню, а рядом с ней, пока прислоненная к столбу, стоит ржавая решетка с цепями. Именно на ней должен закончить свой путь бывший валашский князь Орбель – убийца моей семьи и моего народа. Работают помощники главного палача, сам же он – высокий, тощий и сутулый, в красной маске, – приглядывает за ними, стоя в стороне.

Вокруг эшафота цепь городских стражников, во всех проулках, ведущих на площадь, отряды конных и пехотинцев. И даже в толпе, которая стекается на площадь в ожидании зрелища, крутятся агенты «верных» и «Усадьбы». Никто не хочет неожиданностей.

А я уже не на службе. Полк Аххе после завершения боев отправился в Бакен, а мне в Бакене делать нечего. Я попрощался со всеми и снял с себя форму, направившись в столицу нового великого государства – Альмару. Барат – последний уцелевший вольный – последовал за мной. Ниган погиб в Рюгеле, Мерви пал во время боя с гвардией Орбеля.

Войско честно и щедро расплатилось с нами, на ближайшие несколько лет я мог бы вообще забыть о любых делах. В Альмаре Барат ушел в загул, а я… а я просто жил. Существовал, остановившись в скромном пансионе на Речной стороне – тихой окраине города, прижавшейся к набережной. И все это время, что я прожил в Альмаре, я ждал. Ждал суда над пленным Орбелем, ждал приговора, а потом ждал казни.

И вот сегодня, когда моя месть должна свершиться окончательно – я не чувствую ничего. Мертво, стыло в душе, и все. Нет у меня желания смотреть на муки пленного князя, нет желания видеть казнь. Есть лишь ощущение того, что все закончилось. Именно что всезакончилось. Вообще все. Совсем. Я прошел свой путь, я достиг его конца – а в конце нет никаких знаков, никаких стрелок, никаких указателей, куда идти дальше. А я почему-то жив, почему-то перетаптываюсь в конце этой тропы, не способный решиться ни на что.

Шум толпы, свист, крики – из ворот тюрьмы показалась позорная повозка. На ней к деревянной раме привязан человек в длинной грязной рубахе – Орбель Второй. Князь. Убийца моей семьи. С обеих сторон от телеги мерно шагают стражники. Засуетились помощники палача на эшафоте, они подгребают на жаровню угли от уже перегоревших дров, разравнивая их так, как разравнивают повара, собираясь жарить мясо на решетке. Именно так Орбель свой путь и закончит – его изжарят на решетке, как мясо.

Как всегда, напротив эшафота помост для важных персон. На высоком красном кресле, похожем на трон, сидит сам Вайм. Я впервые увидел его – малорослого, тощего, совсем молодого, похожего скорее на подростка хромающего – я разглядел хромоту тогда, когда он шел от кареты к лестнице на помост. Светлые волосы, забранные сзади в хвост – новая мода детей владетелей, светло-серый мундир сотника княжеской гвардии. Вот он, тот, кто сумел пройтись огнем и мечом по Валашу, подчинить его своей воле, а теперь собирается казнить позорной казнью, предназначенной лишь предателям, бывшего властителя покоренной земли.

А кто рядом с ним? Генералы. «Верный» Бирр, я его тоже вижу. Трое каких-то сановников, которых я не знаю и никогда не видел. И высокосвященный Берг, куда же без него, который уже перебрался в новую столицу мира. Все. Ни дам, как на экзекуции зингар в Рюгеле, ни светских бесед.

Вайм смотрит на своего врага не отрываясь, с легкой и злобной усмешкой на тонких губах. Орбель избегает встречаться с ним глазами, и ему страшно. Он пытается держаться, не показывать страх толпе, но получается это плохо. Впрочем… как бы я держался, ожидая подобной казни? Не знаю. В долгих муках умирают казнимые таким образом.

Вот кандалы Орбеля отстегнули от рамы. Четверо помощников палача, огромных, массивных, сложением похожих на каменные тумбы, повели бывшего князя к лестнице, придерживая со всех сторон так, чтобы тот даже дернуться не мог. Медленно, шаг за шагом, останавливаясь, они подняли его по ступеням на эшафот.

Судейский чиновник развернул лист бумаги и начал громко читать приговор, но толпа уже свистела, ей было все равно, за что приговорили казнимого, они ждали начала зрелища. Сам же Орбель начал кричать тогда, когда его пристегивали к решетке. Он кричал дико, без слов, просто вой на одной ноте, словно убивают не человека, а животное.