Страхи мудреца. Книга 1 - Ротфусс Патрик "alex971". Страница 125

На следующий день, когда маэр вызвал меня к себе, я, явившись, обнаружил Алверона сидящим в кресле возле кровати и читающим «Право королей» Фиорена в оригинале, на древневинтийском. Цвет лица у него был на удивление здоровый, и, когда он перевернул страницу, я не заметил, чтобы руки у него дрожали. Когда я вошел, он не взглянул в мою сторону.

Я молча заварил новую порцию чая кипятком, который ждал меня на столике у постели. Я налил чашку и поставил ее возле его руки.

Я проверил золотую клетку в гостиной. Мимолетки порхали вокруг кормушек, играя в головокружительные догонялки в воздухе, отчего сосчитать их было не так-то просто. Однако я был практически уверен, что их по-прежнему двенадцать. Похоже, три дня питания ядом им ничуть не повредили. Я с трудом сдержал желание попинать клетку.

Наконец я переставил фляжку маэра с рыбьим жиром и обнаружил, что она на три четверти полна. Лишнее доказательство того, что мне доверяют все меньше.

Я молча собрал свои вещи и хотел было уходить, но, прежде чем я направился к двери, маэр поднял глаза от книги.

— Квоут!

— Да, ваша светлость?

— Кажется, мне уже не так хочется пить, как прежде. Не будете ли вы любезны допить это? — он указал на нетронутую чашку чаю, стоящую на столе.

— За здоровье вашей светлости! — ответил я и отхлебнул немного. Скривился, добавил ложку сахару, размешал и выпил все до дна. Маэр не сводил с меня глаз. Взгляд у него был спокойный, умный и слишком понимающий, чтобы быть добрым.

Кавдикус впустил меня и усадил на то же место, что и прежде.

— Извините, я сейчас, — сказал он. — У меня тут эксперимент, за которым нужен глаз да глаз, иначе все может пойти прахом!

И он устремился к лестнице, ведущей в другую часть башни.

Не зная, чем еще себя занять, я снова принялся разглядывать его выставку колец, понимая, что человек может довольно точно определить свое положение при дворе, используя кольца в качестве ориентиров.

Кавдикус вернулся как раз в тот момент, когда я лениво размышлял, не спереть ли мне одно из его золотых колец.

— Я не был уверен, хотите ли вы забрать свои кольца обратно, — сказал Кавдикус, указывая на стол.

Я посмотрел и увидел, что кольца лежат на подносике. Даже странно, как я не заметил их раньше. Я взял их и спрятал во внутренний карман своего плаща.

— Спасибо вам большое, — сказал я.

— Вы сегодня снова отнесете маэру его лекарство? — спросил он.

Я кивнул и горделиво напыжился.

От кивка голова у меня закружилась. Я только теперь понял, в чем дело: я выпил целую чашку чая маэра. Лауданума там было немного. Точнее, там было немного лауданума для человека, которого терзает боль и которого мало-помалу отучают от нарождающейся тяги к офалуму.

А для здорового человека, такого, как я, лауданума там было многовато. Я чувствовал, как его действие мало-помалу охватывает меня: теплая истома, проникающая до самых костей. Все вокруг казалось несколько замедленным.

— Да, маэр очень просил принести ему лекарство побыстрей, — сказал я, тщательно заботясь о том, чтобы мои слова звучали отчетливо. — Боюсь, сегодня у меня не будет времени поболтать.

Я был не в том состоянии, чтобы долго изображать из себя слабоумного дворянчика.

Кавдикус кивнул с важным видом и отошел к рабочему столу. Я, как всегда, последовал за ним, изо всех сил изображая любопытство.

Я вполглаза смотрел, как Кавдикус смешивает лекарство. Однако разум мой был затуманен лауданумом, и остатки ясного сознания были сосредоточены на другом. Маэр со мной почти не разговаривает. Стейпс мне с самого начала не доверял, а мимолетки до сих пор здоровехоньки. А хуже всего то, что я сижу у себя, точно в ловушке, а Денна тем временем ждет внизу, на улице Жестянщиков, и небось гадает, отчего я не пришел ее навестить.

Я поднял глаза, заметив, что Кавдикус о чем-то меня спросил.

— Извините?

— Не могли бы вы передать мне кислоту? — повторил Кавдикус, закончивший растирать порцию травы.

Я взял стеклянную бутылку и протянул ему прежде, чем вспомнил, что я всего лишь невежественный аристократишка. Я не способен отличить соль от серы. «Кислоту»! Я и слова-то такого не знаю.

Я не покраснел, не замялся, не вспотел, и рука у меня не дрогнула. Я прирожденный эдема руэ, и даже в опоенном, полубессознательном состоянии я оставался актером до мозга костей. Я посмотрел ему в глаза и спросил:

— Это, да? Я помню, следом вы всегда наливаете жидкость из прозрачной бутылочки.

Кавдикус смерил меня долгим, задумчивым взглядом.

Я ослепительно улыбнулся в ответ.

— У меня отличная память на детали! — гордо сообщил я. — Я ведь уже дважды видел, как вы это делаете. Могу поручиться, что теперь я бы и сам мог смешать лекарство для маэра, кабы захотел!

Я вложил в свой тон столько невежественной самоуверенности, сколько мог. Самоуверенность эта — верный знак истинного аристократа. Неколебимая убежденность, что они могут все: дубить кожу, ковать лошадей, лепить горшки, пахать землю… кабы только захотели!

Кавдикус еще с секунду вглядывался в меня, потом принялся отмерять кислоту.

— Ну разумеется, сударь!

Три минуты спустя я шагал по коридору, сжимая в потной ладони теплый пузырек с лекарством. Сумел я его одурачить или нет — это почти не имело значения. Важно было то, что по какой-то причине Кавдикус меня подозревает.

Стейпс, впустив меня в покои маэра, проводил меня убийственным взглядом. Алверон не обращал на меня внимания, пока я вливал в кормушки мимолеткам новую порцию яда. Очаровательные создания носились по клетке с неиссякаемой энергией.

Я отправился к себе кружным путем, стараясь получше изучить дворец маэра. Я уже наполовину рассчитал план побега, однако подозрения Кавдикуса заставили меня поспешить с окончательными приготовлениями. Если мимолетки не начнут подыхать уже завтра, в моих интересах будет исчезнуть из Северена как можно быстрее и незаметнее.

Той же ночью, рассчитывая, что так поздно маэр меня не позовет, я выскользнул в окно своей комнаты и принялся тщательно обследовать сады. Стражи там не было, но мне пришлось разминуться с полудюжиной парочек, прогуливавшихся при луне. Еще две парочки сидели бок о бок и вели романтические беседы: одна в беседке, вторая в бельведере. На последнюю парочку я едва не наступил, продираясь через живую изгородь. Эти двое не гуляли и не беседовали, но были поглощены не менее романтическим занятием. Меня они не заметили.

Наконец я отыскал дорогу на крышу. Отсюда была видна вся территория усадьбы. О западной стороне и думать было нечего: она жалась вплотную к обрыву Крути, — но я знал, что должны быть и другие выходы.

Обследуя южный конец усадьбы, я увидел, что в одной из башен ярко горит свет. И мало того: свет имел характерный красный оттенок симпатических ламп. Кавдикус еще не спал.

Я подобрался поближе и рискнул заглянуть в окно башни. Кавдикус не просто заработался допоздна. Он с кем-то разговаривал. Я вытянул шею, но собеседника его было не видно. И более того: окно было наглухо закупорено, так что я не слышал ни слова.

Я уже собирался перейти к соседнему окну, как вдруг Кавдикус встал и направился к двери. Тут показался и его собеседник. И даже со своего высокого насеста я узнал дородную, невыразительную фигуру Стейпса.

Стейпс явно был чем-то крайне взволнован. Он взмахнул рукой. Лицо его было смертельно серьезно. Кавдикус закивал, потом открыл дверь и выпустил дворецкого.

Я обратил внимание, что в руках у Стейпса ничего не было. Значит, он приходил не за лекарством. И не затем, чтобы одолжить книгу. Стейпс явился среди ночи, чтобы поговорить наедине с человеком, который пытался убить маэра.

ГЛАВА 64

БЕГЛЕЦ

«Хотя никакое из знатных семейств отнюдь не может похвалиться мирным прошлым, однако же именно Лэклессов окружают и преследуют всяческие злосчастья. Иные — извне: убийства, вторжения, крестьянские бунты, грабежи. Однако куда красноречивей те злосчастья, что берут начало внутри семьи: как может процветать семейство, чей старший наследник презрел все обязанности перед родней? Неудивительно, что клеветники нередко прозывают их Лэклессами-бессчастными.