Известие о похищении - Маркес Габриэль Гарсиа. Страница 37

Охранники говорили правду. Через двор Беатрис вывели к гаражу. Тут ее заставили лечь на дно автомобиля – скорее всего, джипа, поскольку ей даже помогали найти ногой ступеньку. Сначала везли по каким-то ухабам. Затем машина заскользила по асфальтированной дороге, и тут один из сопровождавших неожиданно начал ей угрожать. Он был не из тех начальников, которые приходили в дом. По голосу Беатрис поняла, что этот человек сильно нервничает: «Вас встретит толпа журналистов. Ведите себя осторожно. Одно лишнее слово может стоить жизни вашей свояченице. Запомните: мы с вами никогда не встречались и не разговаривали, а везли вас больше двух часов».

Это предупреждение он повторил несколько раз – без всякой надобности, видимо, ради собственного спокойствия. Беатрис слушала молча. Ее сопровождали трое мужчин, но Беатрис узнала только голос майордомо, который, впрочем, больше молчал. Ее била дрожь: уверенности в благополучном исходе все еще не было.

– Хочу попросить об одном одолжении, – наудачу сказала Беатрис как можно спокойнее. – У Марухи проблемы с желудком, мы хотели бы передать для нее лекарство. Вы не могли бы его доставить?

– Сделаем, – ответил незнакомый голос. – Можете не беспокоиться.

– Огромное спасибо. Я сделаю все, как вы говорите, и никому не хочу создавать проблем.

Некоторое время ехали молча, слушая шум обгонявших легковушек и тяжелых грузовиков, отрывки музыки и громкие голоса. Мужчины продолжали разговаривать между собой шепотом. Наконец один из них сказал:

– Здесь полно патрулей. Если нас остановят, скажем, что вы – моя жена и мы везем вас в больницу. С вашей бледностью это сойдет за правду.

Эти слова немного успокоили пленницу, и она даже съязвила:

– С заклеенными глазами?

– Вам сделали операцию. Я посажу вас рядом и обниму за плечи.

Беспокойство похитителей было не напрасным. Как раз в это время от взрывов зажигательных бомб, заложенных городскими отрядами повстанцев, в Боготе горели семь рейсовых автобусов. Одновременно боевики РВС взорвали опору высоковольтной линии в поселке Какеса, пригороде столицы, и пытались захватить сам поселок. В связи с этими событиями органы правопорядка проводили в Боготе целую серию операций. Но для постороннего глаза эти действия были незаметны. Так что движение выглядело так, как и должно было быть в семь вечера в четверг: шумное и интенсивное, с нудными светофорами и резкими торможениями, нередко доходившими до столкновений и грубых перебранок. Но в молчании похитителей чувствовалось напряжение.

– Сейчас мы вас где-нибудь высадим, – сказал один из мужчин. – Сразу выходите из машины и медленно считайте до тридцати. Потом снимете ленту, пойдете вперед, не оборачиваясь, и остановите первое попавшееся такси.

Беатрис почувствовала, что в руку ей сунули свернутую в трубочку бумагу. «Это на такси, здесь пять тысяч», – сказал мужчина. Пряча деньги в карман брюк, Беатрис нащупала еще одну таблетку успокоительного и проглотила ее. Спустя еще полчаса машина остановилась. Тот же голос посоветовал напоследок:

– Если проговоритесь прессе, что сидели вместе с Мариной Монтойя, мы убьем донью Маруху.

Не снимая с Беатрис повязки, мужчины начали ее неловко высаживать. В спешке они тянули в разные стороны, действовали несогласованно и ругались. Наконец она почувствовала под ногами твердую почву.

– Ну вот. Теперь хорошо.

Застыв на краю тротуара, Беатрис дождалась, пока мужчины вернулись в автомобиль, который тут же сорвался с места. Только тогда она услышала, что позади следовала вторая машина, рванувшая одновременно с первой. Беатрис не стала считать. Вытянув руки вперед, она сделала два шага. Возникло ощущение, что она стоит на проезжей части. Одним рывком Беатрис сорвала пластырь и сразу узнала Нормандию: в этом районе она часто бывала у подруги, продававшей ювелирные изделия. Ей стыдно было в такой одежде останавливать такси. Из рядов освещенных окон Беатрис выбрала одно, которое почему-то привлекло ее больше других. Сейчас она зайдет туда, попросит разрешения позвонить домой и скажет, чтобы за ней приехали.

Пока Беатрис преодолевала свою нерешительность, прямо перед ней остановилось желтое новенькое такси. Молодой, статный водитель спросил:

– Такси?

Беатрис села в машину и только тогда подумала, что вряд ли случайно эта машина так кстати оказалась в нужное время в нужном месте. И все же сама мысль, что это последний оплот похитителей, а дальше свобода, вызывала у нее давно забытое ощущение уверенности. Шофер спросил адрес, и Беатрис привычно ответила шепотом. Она не поняла, почему таксист переспрашивает: только на третий раз ей удалось назвать свой адрес нормальным голосом.

Ночь выдалась прохладной, на ясном небе блестели звезды. Водитель перебросился с Беатрис несколькими незначительными фразами, продолжая неотрывно рассматривать ее в зеркале заднего вида. Чем ближе подъезжали к дому, тем более занудными и частыми казались Беатрис уличные светофоры. За два квартала до дома она попросила водителя снизить скорость, чтобы не врезаться в толпу предупрежденных похитителями репортеров. Но никого не было. Узнав свой дом, Беатрис, удивилась, что не ощущает ожидаемого трепета.

На счетчике набежало семьсот песо. Сдачи с пятитысячной купюры у водителя не было, Беатрис попросила его подождать и вошла в подъезд. Старый привратник, вскрикнув, бросился обнимать ее. Долгие дни и страшные ночи в плену Беатрис представляла себе это мгновение как землетрясение, которое потребует гигантского физического и морального напряжения. В действительности все оказалось не так: словно сквозь сон где-то глубоко и медленно стучало ее сердце, приглушенное транквилизаторами. Беатрис попросила привратника разобраться с таксистом и позвонила в дверь своей квартиры.

Ей открыл младший сын Габриэль. Его крик услышал весь дом: «Ма-а-а-ма!» Прибежавшая на крик пятнадцатилетняя Катарина повисла на шее матери. Но тут же отпрянула.

– Мама, что с твоим голосом?

Забавная деталь сгладила общее напряжение. Только через несколько дней, приняв в доме целую толпу визитеров, Беатрис избавилась от въевшейся привычки говорить шепотом.

Ее ждали с утра. Трижды звонили неизвестные, скорее всего похитители, предупреждая об освобождении. Звонили бесчисленные журналисты, надеясь узнать точное время. Сразу после полудня слухи подтвердил сам Альберто Вильямисар, предупрежденный по телефону Гидо Паррой. Пресса замерла в ожидании. Минуты за три до приезда Беатрис одна из журналисток сообщила Габриэлю уверенным и бодрым голосом: «Не волнуйся, сегодня ее отпустят». Габриэль уже вешал трубку, когда услышал звонок в дверь.

Доктор Герреро весь день караулил жену в квартире Вильямисара, рассчитывая, что вместе с Беатрис освободят Маруху и обе приедут туда. К семичасовому выпуску новостей он уже выпил три порции виски. Никто так и не приехал, и доктор, подумав, что их в очередной раз обманули, вернулся домой. Переодевшись в пижаму, он налил еще виски, забрался в постель и, поймав «Радио-Ретро», приготовился уснуть под баюкающие ритмы болеро. Читать перед сном он перестал давно – как только началась эта голгофа. Уже в полудреме доктор услышал крик Габриэля.

Выходя из спальни, он держался очень спокойно. Прожившие вместе двадцать пять лет супруги обнялись без спешки и слез, как будто расстались совсем недавно. За время разлуки оба так много передумали, что эта встреча казалась им тысячу раз отрепетированной сценой из спектакля, способной растрогать кого угодно, только не главных героев.

Оказавшись дома, Беатрис сразу вспомнила, что Маруха одна, в полной неизвестности, сидит в этой жалкой комнатенке. Она позвонила Альберто Вильямисару. Он снял трубку после первого же гудка, и Беатрис услышала такой знакомый голос – голос человека, готового ко всему.

– Привет. Это я, Беатрис.

Беатрис поняла, что брат узнал ее еще до того, как она начала говорить. В трубке послышался глубокий, яростный выдох, похожий на шипенье кота; затем совершенно спокойный голос спросил: