Известие о похищении - Маркес Габриэль Гарсиа. Страница 60

– Я Андрес Вильямисар.

Офицер ничего не знал о нем, но пропустил. Маруха увидела, как сын бежит к ней, они обнялись под общие аплодисменты. Чтобы пробраться сквозь толпу, понадобилась помощь патрульных полицейских. Маруха, Альберто и Андрес старались держаться спокойно, но эмоции перехлестывали через край. Впервые на их глазах появились слезы, которых все трое не смогли сдержать. И было отчего: повсюду, куда достигал взгляд, их добрые соседи высовывались из окон высотных зданий, размахивая флажками, белыми платками и оглушительными аплодисментами приветствуя счастливое шествие семьи к дому.

Эпилог

Не поспав и часа, Вильямисар наутро, в девять часов, как и обещал, прилетел в Медельин. За ночь он словно воскрес. Оставшись наконец к четырем утра одни в квартире, они с Марухой от огромного нервного напряжения не могли заснуть до самого рассвета – просидели в гостиной, делясь воспоминаниями. В поместье Ла-Лома Вильямисара, как всегда, встретили обильным застольем – на этот раз в честь освобождения Марухи его венчало шампанское. Правда, банкет получился коротким, поскольку теперь спешил Пабло Эскобар: лишившись щита-заложников, он где-то затаился. Его новый посланник по кличке Красавчик, высокий, разговорчивый блондин с длинными и пышными усами, получил от шефа все необходимые для переговоров о сдаче полномочия.

Распоряжением президента страны Сесара Гавирии урегулирование юридических вопросов с адвокатами Эскобара было возложено на доктора Карлоса Эдуардо Мехийю, который должен был действовать под контролем министра юстиции. Во время процедуры сдачи Мехийе согласно инструкциям, данным Рафаэлем Пардо, поручалось представлять сторону правительства, а Хорхе Луису Очоа и Красавчику – выступать от имени другой стороны, то есть фактически самого Эскобара. Вильямисар продолжал выполнять функции активного посредника для связи с правительством, а падре Гарсии Эрреросу как духовному гаранту Эскобара предстояло быть наготове, чтобы немедленно вмешаться, если возникнут спорные вопросы.

Поспешность, с которой Эскобар вызвал Вильямисара в Медельин уже на следующий день после освобождения Марухи, вселяла надежду, что он намерен сдаться немедленно, но вскоре выяснилось, что это не так и что он желает уточнить формулировки правил игры. Все, и в первую очередь Вильямисар, опасались, как бы с Эскобаром чего-нибудь не случилось прежде, чем он сдастся. Альберто прекрасно понимал, что стоит Эскобару (или его наследникам) заподозрить его в нарушении слова, ему это очень дорого обойдется. Лед недоверия растопил сам Эскобар, когда позвонил в Ла-Лому и поздравил Вильямисара:

– Вы довольны, доктор Вилья?

Альберто никогда раньше не видел и не слышал Эскобара, поэтому его удивил совершенно спокойный голос без малейшего надрыва или экзальтации. Заметный деревенский акцент выдавал простолюдина.

Не дожидаясь ответа, Эскобар сразу перешел к делу:

– Спасибо, что вы приехали. Вы ведь человек слова и не могли меня подвести. Давайте обсудим, как я буду сдаваться.

В действительности Эскобару были известны все детали процедуры, но он, видимо, решил еще раз подробно обговорить их с человеком, которому теперь полностью доверял. Его адвокаты и директор Криминально-следственного управления уже обсудили и непосредственно, и через начальника регионального отдела все детали сдачи Эскобара правосудию, одобренные министерством юстиции. После обсуждения юридических разногласий, вызванных тем, что каждая из сторон по-своему толковала президентские указы, оставалось согласовать три вопроса: о тюрьме, тюремном персонале и роли полиции и армии. Тюрьма, бывший Центр реабилитации наркоманов в Энвигадо, была почти готова. По просьбе Эскобара Вильямисар и Красавчик побывали там на следующий день после освобождения Марухи и Пачо Сантоса. Зрелище показалось скорее неутешительным: строительный мусор во всех углах, кое-что размыто обильными дождями. Все же технические средства безопасности были готовы. Двойная ограда высотой два метра восемьдесят сантиметров состояла из пятнадцати линий проволоки под напряжением в пять тысяч вольт, имелись семь сторожевых вышек по периметру и еще две у въездных ворот. Правда, обе предстояло укрепить дополнительно, чтобы не допустить ни побега Эскобара, ни покушения на его жизнь.

Единственное, что вызвало критику Вильямисара, была ванная комната Эскобара, облицованная итальянской плиткой. Альберто посоветовал заменить ее на более скромную, что и было сделано. Вывод в его докладе оказался еще более скромным: «Тюрьма как тюрьма». Пресловутая роскошь тюрьмы Энвигадо, которая вызвала скандал, вышедший за пределы Колумбии и подорвавший престиж правительства, на самом деле появилась позднее при загадочных обстоятельствах, где фигурировали, как обычно, подкуп и угрозы.

Эскобар попросил Вильямисара дать ему номер «чистого» телефона в Боготе для согласования деталей. Альберто не задумываясь назвал номер своей соседки сверху, Асене Веласкес. Ее телефон вряд ли прослушивался, поскольку по нему в любое время суток звонили писатели и артисты. Даже самый уравновешенный человек, взявшийся подслушивать разговоры этих записных полуночников, свихнулся бы от их многочасового трепа. Связь осуществлялась просто и ненавязчиво: незнакомый голос звонил в квартиру Вильямисара и говорил: «Через пятнадцать минут, доктор». Вильямисар не спеша поднимался в квартиру Асене, куда через пятнадцать минут звонил уже сам Пабло Эскобар. Однажды Вильямисар замешкался в лифте и трубку подняла Асене. Мужчина с грубым деревенским акцентом спросил доктора Вильямисара.

– Он здесь не живет, – ответила Асене.

– Не беспокойтесь, – усмехнулся мужчина. – Сейчас он поднимется.

Голос принадлежал самому Пабло Эскобару, но Асене узнает об этом, только если ей вздумается прочесть эту книгу. Из элементарной вежливости Вильямисар хотел в тот же день ей все объяснить, но при первых словах она заткнула уши.

– Не желаю ничего знать. Пожалуйста, делайте в моем доме что хотите, но меня в это не впутывайте.

К тому времени Вильямисар летал в Медельин каждую неделю, а иногда и чаще. Из отеля «Интерконтиненталь» он звонил Марии Лиа, и та присылала машину, доставлявшую его в Ла-Лому. В одну из первых поездок он взял с собой Маруху, которая хотела поблагодарить семью Очоа за помощь. Во время обеда разговор зашел об изумрудном кольце с маленькими бриллиантами, которое Марухе так и не вернули. Вильямисар уже рассказывал о нем, Очоа связывались с Эскобаром, но он не ответил. Сидевший за столом Красавчик предложил подарить Марухе новое кольцо, однако Вильямисар объяснил, что жене дорого само кольцо, а не его стоимость. Красавчик пообещал поговорить с Эскобаром.

Первый раз Эскобар звонил в квартиру Асене после передачи «Минута с Господом», в которой падре Гарсия Эррерос обвинил его в распространении порнографии, призвал раскаяться и вернуться на праведный путь. Такой поворот событий вызвал всеобщее недоумение, Эскобар решил, что если уж сам падре выступил против него, значит, возникли какие-то новые серьезные обстоятельства, и потребовал немедленных и публичных объяснений прежде, чем он сдастся. Хуже всего было то, что его войско соглашалось сдаться только потому, что верило священнику. Вильямисар привез падре в Ла-Лому, откуда тот по телефону дал подробные разъяснения. По словам падре, при монтаже передачи были допущены ошибки, и ему приписали то, чего он не говорил. Эскобар записал телефонный разговор на пленку, дал прослушать ее своим боевикам, и конфликт был исчерпан.

Но сразу возник другой. Правительство приняло решения о совместном патрулировании внешнего периметра тюрьмы силами армии и Национальной гвардии, о вырубке прилегающего к тюрьме леса для устройства стрельбища, а также о своей прерогативе нанимать охрану по рекомендации трехстороннего комитета из представителей центральной власти, муниципалитета Энвигадо и прокуратуры, обосновывая это тем, что тюрьма имеет не только региональный, но и национальный статус. Эскобар выступил против такой близости внешней охраны к стенам тюрьмы, считая, что его врагам будет легче организовать покушение. Он также высказался против смешанного патрулирования, ибо это, по утверждению его адвокатов, противоречило Положению об исправительных учреждениях, не допускавшему на территории тюрем никаких вооруженных формирований. Наконец, Эскобар не согласился на вырубку леса, которая, во-первых, облегчала возможную посадку вертолета, а во-вторых, давала возможность использовать стрельбище как полигон, где заключенные станут мишенью; с большим трудом его удалось убедить, что, с точки зрения военных, стрельбище является всего лишь полем с хорошей видимостью. От этого Центр реабилитации наркоманов только выиграет и в глазах правительства, и в глазах заключенных, поскольку из любой точки здания можно будет наблюдать за всей долиной и горами и заранее предупредить об опасности. А тут еще директор Криминально-следственного управления вознамерился окружить тюрьму, кроме колючей проволоки, еще и капитальной стеной. Это Эскобара просто взбесило.