Сто лет одиночества (сборник) - Маркес Габриэль Гарсиа. Страница 85

— Осторожно, — вскрикнула она. — Вы упадете!

— Я хочу только посмотреть на вас, — пробормотал незнакомец.

— Ну и ладно, — сказала она. — Только будьте поосторожней, крыша совсем плохая.

Лицо незнакомца выражало и восторг, и страдание, и словно бы он старался погасить пожар вожделения, страшась, как бы не рассеялся мираж. Ремедиос Прекрасная подумала, что он просто боится провалиться сквозь крышу, и мылась более поспешно, чем всегда, чтобы не подвергать человека опасности. Окатывая себя водой из плошки, она рассказывала ему, как под худой кровлей от дождя стала, на беду, гнить подстилка из пальмовых листьев и теперь оттуда в купальню лезут полчища скорпионов. Чужеземец принял ее болтовню за маскируемое поощрение и, когда она стала намыливать грудь, не удержался от искушения деликатно перейти от слов к делу.

— Позвольте мне намылить вас, — прошептал он.

— Благодарю вас за желание помочь, — сказала она, — только мне хватает своих двух рук.

— Ну хотя бы спинку, — умолял чужеземец.

— Глупое занятие, — сказала она. — В жизни не видывала, чтобы спину мыли с мылом.

Пока она обмахивалась полотенцем, чужеземец с полными слез глазами умолял ее выйти за него замуж. Она вполне серьезно ответила, что никогда бы не вышла замуж за такого идиота, который потерял целый час и даже прозевал обед только из-за того, чтобы поглазеть на женщину в купальне. Наконец, когда Ремедиос Прекрасная надела балахон, человек совсем обезумел от сделанного открытия: оказывается, под балахоном на теле и взаправду нет больше ничего, как говорили, и почувствовал себя навеки заклейменным этой жгучей тайной. Не утерпев, он выломал еще две черепицы и ринулся вниз, в купальню.

— Здесь очень высоко, — в испуге крикнула она. — Вы убьетесь!

Гнилое стропило рухнуло вместе с черепицами, которые на цементном полу разлетелись в куски. Грохот возвестил о беде: человек, едва успевший вскрикнуть от ужаса, тоже сорвался вниз, расколол себе череп надвое и умер, ни разу не дернувшись. Остальные незваные гости, услыхав страшный шум, бросились из столовой, подняли труп и тотчас уловили, как сильно разит от него духом Ремедиос Прекрасной. Ее запах так пропитал тело, что череп сочился не кровью, а душистой жидкостью, распространявшей колдовской аромат, и тогда все поняли, что дух Ремедиос Прекрасной преследует мужчин даже по ту сторону жизни, пока их кости не обратятся в прах. Однако никто не связал это ужасное происшествие с гибелью двух других мужчин, умерших из-за Ремедиос Прекрасной. Понадобилась еще одна жертва, чтобы чужаки и многие старожилы Макондо поверили в россказни о том, будто от Ремедиос Буэндия веет не дыханием любви, а прохладой смерти. Случай, позволивший убедиться в этом, представился через несколько месяцев, когда однажды днем Ремедиос Прекрасная пошла с подругами посмотреть на банановые плантации. У жителей Макондо появилось новое развлечение: гулять по влажным и бесконечным аллеям среди банановых кустов, где тишина, казалось, тоже откуда-то пришла, была еще совсем нетронутой и потому не приспособилась переносить голоса. Иногда трудно было расслышать слово, сказанное почти рядом, но отлично долетало все то, что говорилось на другом конце плантации. Девушки из Макондо даже придумали новую игру, дававшую столько пищи для смеха и страха, шуток и испугов, что по вечерам они вспоминали о прогулке, как о фантастичном сне. Такая слава пошла об этой тишине, что Урсула не решилась отказать Ремедиос Прекрасной в невинном развлечении и позволила пойти на плантации, если та наденет шляпку и приличное платье. Как только девушки попали на плантацию, в воздухе разлилось убийственное благоухание. Мужчины, копавшие каналы, насторожились, обуянные странной тревогой, ощущая приближение опасности, а у многих появилось неуемное желание плакать. Ремедиос Прекрасная со своими испуганными подругами едва успела укрыться в ближайшем доме от кинувшейся за ними своры взбудораженных самцов. Немного погодя девушек вызволили четверо Аурелиано, чьи пепельные кресты вызывали священный трепет, словно отметины высшей касты или печати неуязвимости. Ремедиос Прекрасная никому не сказала, что в толкотне одному мужчине удалось вцепиться ей в живот рукой, как орлу, который цепляется когтистой лапой за край пропасти. Она ослепила обидчика вспышкой своего взгляда, его безутешные глаза обожгли ее сердце жалостью. Тем же вечером этот человек стал на Турецкой улице похваляться своей смелостью и выпавшей ему счастливой судьбой, а минутой спустя взбрыкнувшая лошадь разбила ему копытом грудь, и толпа прохожих смотрела, как он кончается, захлебываясь кровавой блевотой.

Предположение о том, что Ремедиос Прекрасная способна приносить смерть, отныне было подтверждено четырьмя неопровержимыми фактами. Хотя некоторые пустобрехи утверждали, что можно жизнь отдать за одну ночь любви с такой умопомрачительной женщиной, на деле никто на это не отваживался. А ведь, может быть, не только для того, чтобы обладать ею, но и для того, чтобы отвести от себя смерть, достаточно было познать лишь такое нехитрое и простое чувство, как любовь, но именно это и не приходило никому в голову. Урсула кончила тем, что махнула рукой на правнучку. Раньше, когда Урсула еще лелеяла мечту спасти Ремедиос Прекрасную для людей, она старалась привить ей навыки домоводства. «Мужчинам нужно больше, чем ты думаешь, — говорила она загадочно. — Надо и жарить-парить не переставая, и убирать грязь не переставая, и страдать по мелочам не переставая, помимо всего того, о чем ты думаешь». По сути, старуха обманывала себя, стараясь научить ее семейному счастью, ибо была уверена, что нет на земле такого мужчины, который, удовлетворив страсть, мог бы смириться, хотя бы на день, с такой ее нерадивостью, которая была выше всякого понимания. Рождение последнего Хосе Аркадио и непреодолимое желание сделать его Папой Римским вынудили Урсулу совсем забросить правнучку. Она предоставила Ремедиос Прекрасную ее судьбе, веря, что рано или поздно случится чудо и что на этом свете, где всего хватает, найдется также и мужчина, у которого все-таки достанет терпения жить с ней. Амаранта еще раньше отказалась от всякой попытки превратить Ремедиос Прекрасную в женщину, полезную для домашних дел. В те уже далекие годы, когда племянница без малейшего интереса крутила ручку швейной машинки, Амаранта сделала для себя простой вывод: она — явная дура. «Придется разыгрывать тебя в лотерею», — говорила Амаранта, озадаченная ее полным равнодушием к мужчинам. Позже, когда Урсула настояла на том, чтобы Ремедиос Прекрасная ходила к мессе, прикрыв лицо мантильей, Амаранта было подумала, что напускаемая таинственность, напротив, может помочь делу и заинтригует какого-нибудь мужчину, который будет терпеливо завоевывать сердце молодой девушки. Но когда она увидела, как глупо расправилась красавица с претендентом, который во многих отношениях был заманчивей принца, то поставила на ней крест. А Фернанда и не старалась понять Ремедиос Прекрасную. В наряде королевы на кровавом карнавале она показалась Фернанде существом необыкновенным, но увидев, что девушка ест руками, и услышав ее до ужаса наивные суждения, Фернанда могла только сожалеть, что умалишенные в роду Буэндия живут очень долго. Несмотря на то что полковник Аурелиано Буэндия продолжал верить и повторять, будто Ремедиос Прекрасная — самый здравомыслящий человек из всех, кого он знал, и что она на каждом шагу доказывает это своей поразительной способностью плевать на всех и на все, ее предоставили воле Божьей. Ремедиос Прекрасная осталась блуждать по просторам одиночества, ни о чем не печалясь, живя и зрея в своих снах без кошмаров, в своих бесконечных омовениях, в своих беспорядочных трапезах, в своем долгом и глубоком молчании без воспоминаний, пока наконец в марте месяце Фернанде не вздумалось снять простыни с веревки, протянутой в саду, и попросить женщин помочь ей сложить их. Едва все приступили к делу, Амаранта заметила, что Ремедиос Прекрасная сделалась страшно, почти прозрачно бледной.