Банка - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 1
Рэй Брэдбери
Банка
Самая обычная банка с маловразумительной диковинкой, какие сплошь и рядом встречаются в балаганчиках бродячего цирка, установленных на окраине маленького сонного городка. Белесое нечто, парящее в сгущенной спиртовой атмосфере, вечно погруженное то ли в сон, то ли в какие-то свои мысли, вечно описывающее медленные круги. Безжизненные, широко раскрытые глаза, вечно глядящие на тебя, никогда тебя не замечающие... И аккомпанемент: вечерняя тишина, нарушаемая только стрекотанием сверчков да вздохами лягушек, доносящимися с заболоченного луга. Самая обычная банка, а в ней то, что заставляет желудок подпрыгнуть к самому горлу, почище чем вид человеческой руки, покачивающейся в бледно-желтом формалине лабораторной кюветы.
Оно глядело на Чарли. Чарли глядел на него. Долго.
Очень долго. Его большие, мозолистые, волосатые на запястьях руки намертво вцепились в веревку, отделявшую экспонат от ротозеев. Он честно заплатил монетку в десять центов и теперь смотрел.
Приближалась ночь. Карусель засыпала на ходу, быстрый, веселый перестук сменился вымученным, словно из-под палки, позвякиванием. Временные рабочие, пришедшие уже снимать балаганчик, играли в покер, курили и негромко чертыхались. Мигнули и погасли наружные лампы, цирк погрузился в полутьму позднего летнего вечера; зрители потянулись домой. Громко заорало и тут же стихло радио; теперь ничто не нарушало безмолвия необъятного, в мириадах звезд луизианского неба.
Для Чарли мир сузился до размеров банки, где покачивалось белесое нечто. Челюсть Чарли отвисла, бесхитростно выставив на показ влажную розовую полоску языка и зубы; в широко раскрытых глазах светились удивление и восторг.
В темноте обозначилась смутная фигура, совсем маленькая рядом с мосластой долговязостью Чарли.
- О, - сказал человечек, выходя на свет голой, одинокой лампы, освещавшей балаган. - Ты что, друг, так все тут и стоишь?
- Ага, - откликнулся Чарли, словно с трудом выплывая из пучины сна.
Такой страстный интерес не мог не произвести впечатления.
- Эта штука, - хозяин цирка кивнул на банку, - она всем нравится... в общем, в каком-то смысле.
Чарли неуверенно потрогал свой длинный костлявый подбородок.
- А вы... ну, значит... вы никогда не думали насчет ее продать?
Глаза циркача широко распахнулись, снова сощурились.
- Ни в жизнь, - фыркнул он. - Приманка для посетителей. Они любят посмотреть на что-нибудь этакое. Точно любят.
- А-а... - разочарованно протянул Чарли.
- С другой стороны, если подумать, - продолжил хозяин цирка, - если у человека есть деньги, то вообще говоря...
- Сколько денег?
- Ну, если у человека найдется... - Хозяин цирка начал разгибать пальцы, зорко поглядывая на Чарли. - Если у человека найдется три, четыре... ну, скажем, семь или восемь...
Видя, что Чарли встречает каждую новую цифру кивком, хозяин цирка решил поднять цену.
- ...ну, может, десять долларов, или там пятнадцать...
Чарли нахмурился.
- ...а в общем-то, если у человека найдется двенадцать долларов... - пошел на попятную хозяин цирка.
Чарли радостно ухмыльнулся.
- ...тогда, пожалуй, он мог бы и купить эту штуку в банке.
- Надо же, - удивился Чарли, - у меня тут в кармане как раз двенадцать зеленых. И я вот думал, как зауважают меня в Уайльдеровской Лощине, если я возьму и привезу домой вот такую штуку вроде этой и поставлю на полку над столом. Ребята меня вообще зауважают, вот на что хошь можно спорить.
- Ну так, значит... - прервал его мечты хозяин цирка.
По завершении сделки банка была водружена на заднее сиденье фургона. При виде покупки, сделанной хозяином, конь жалобно заржал и нервно затанцевал на месте.
На лице хозяина цирка читалось почти нескрываемое облегчение.
- Знаешь, - сказал он, глядя на Чарли снизу вверх, - а ведь хорошо, что я загнал тебе эту хреновину. Так что ты и не благодари, не надо. Я вот на нее все смотрел, а последнее время какие-то у меня про нее мысли появились, странные мысли... Да ладно, и что у меня за привычка такая дурацкая трепать языком больше, чем надо! Пока, фермер.
Чарли тронул поводья. Голые синеватые лампочки померкли и исчезли, как умирающие звезды; на фургон, и на коня, и на дорогу навалилась темная луизианская ночь. В мире не было ничего, кроме Чарли, коня, глухо и размеренно постукивающего копытами, и сверчков.
И банки, стоящей позади высокого переднего сиденья.
Банка качалась вперед-назад, вперед-назад и негромко говорила: плех-плех, плех-плех... И холодное серое нечто сонно билось о стекло и выглядывало наружу, выглядывало наружу и ничего не видело, ничего не видело.
Чарли повернулся назад, с гордостью, почти нежно похлопал по крышке банки. Его рука вернулась холодная и преображенная, полная возбужденной дрожи и странного, незнакомого запаха. "Да-а, ребята! - думал он. - Да-а, ребята".
Плех, плех, плех...
В Лощине, перед единственным ее магазином, мужчины сидели и стояли, негромко переговаривались и сплевывали в пыльном свете зеленых и кроваво-красных фонарей.
Знакомое поскрипывание сказало им, что едет Чарли; ни одна тяжелая, угловатая, с волосами, как пакля, голова не повернулась на остановившийся фургон. Красными светлячками тлели сигары, лягушачьим бормотанием звучали голоса.
- Привет, Клем! Привет, Милт!- наклонился с высокого сиденья Чарли.
- Привет, Чарли. Привет, Чарли. - Тусклое, невнятное бормотание. Политический конфликт продолжается. Чарли разрубил его по шву:
- У меня тут есть одна вещь. Такая вещь, что вы, может, захотите посмотреть.
На крыльце магазина зеленью поблескивали глаза Тома Кармоди. Сколько помнил Чарли, Том Кармоди вечно устраивался либо под каким-нибудь навесом, в тени, либо в тени деревьев, а если в комнате - то в самом дальнем углу, и всегда из темноты на тебя поблескивали его глаза. Ты никогда не знаешь, какое выражение у него на лице, а глаза его всегда вроде как над тобой смеются. И сколько раз ни посмотрят на тебя глаза Тома Кармоди, каждый раз они смеются над тобой каким-то новым, способом.
- У тебя, красавчик, нет ничего такого, на что нам захотелось бы посмотреть.