Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови - Коппер Бэзил. Страница 2

— Джек, в нашем роду не было никаких наследственных заболеваний. Это я проверял, и очень тщательно. А что до твоего предложения уехать… не могу. Пойми меня: я сам ненавижу это место, но я не в состоянии его покинуть. У меня какая-то странная привязанность к нему, возможно, болезненная, но она меня не отпускает. Если хочешь оказать мне настоящую дружескую помощь, останься здесь на несколько дней. Даже если ты ничего и не обнаружишь, одно твое присутствие и звук твоего голоса сотворят для меня чудо.

Я сказал, что изо всех сил постараюсь ему помочь. На самом же деле я изо всех сил старался скрыть улыбку. Страхи Джека казались мне совершенно беспочвенными. Мы еще несколько часов говорили о разных пустяках, после чего я сказал, что не прочь отправиться спать, ибо и впрямь устал от поездки по железной дороге и десятимильного пешего похода. Ремсон провел меня в мою комнату и, устроив со всеми возможными удобствами, пожелал спокойной ночи.

Когда он повернулся, чтобы покинуть комнату, дрожащее пламя лампы осветило его шею, и я заметил на коже две маленькие ранки. Я спросил его, откуда они. Джек ответил, что, должно быть, сковырнул прыщик, и добавил: раньше у него их не было. Еще раз пожелав мне приятного сна, он ушел.

Я разделся и повалился на кровать. Всю ночь меня преследовало ощущение удушья. Мне снилось, что у меня на груди лежит громадный камень, который мне никак не сдвинуть. Проснувшись утром, я ощутил во всем теле противную слабость, так что с трудом встал и стащил с себя пижаму.

Сворачивая пижамную куртку, я заметил на воротнике тонкую полоску крови. А ощупав шею, замер от страха. Прикосновение было болезненным; бросившись к зеркалу, я увидел две кровоточащие точки. Две точки на моей шее, откуда сочилась моя кровь! А ведь совсем недавно я посмеивался над страхами Ремсона. Теперь мне было не до смеха. Я понимал, что во сне подвергся нападению какой-то твари.

Я оделся с поспешностью, какую позволяло мое состояние, и сбежал вниз, рассчитывая найти друга в гостиной. Его там не было. Я заглянул в соседние комнаты. Никаких признаков. Всему этому было лишь одно объяснение: Ремсон еще не вставал. Часы показывали девять, и я решил его разбудить.

Я не знал, где именно спит Ремсон, и стал открывать двери всех комнат подряд. Везде царил беспорядок, а толстый слой пыли на мебели доказывал, что сюда давно никто не заходил.

Своего друга я обнаружил на третьем этаже, в комнате окнами на север. Ремсон лежал, разметавшись во сне. Я наклонился, чтобы его разбудить, и тут заметил на покрывале две капельки крови и едва подавил в себе желание заорать во все горло. Вместо этого я стал довольно бесцеремонно трясти Ремсона. Его голова запрокинулась набок, и место укуса на шее проступило со всей своей дьявольской наглядностью. Ранки были совсем свежими и крупнее, нежели вчерашние точки. Я тряс друга со всей силой, какая у меня оставалась. Наконец Ремсон открыл глаза и тупо огляделся по сторонам. Увидев меня, он сказал:

— Джек, это существо снова побывало здесь. Мне больше не выдержать. Да заберет Господь мою душу к себе, когда это случится.

В его голосе звучали боль и покорность судьбе. Произнеся эти слова, обессиленный Ремсон опять закрыл глаза. Я оставил его лежать и спустился вниз, чтобы приготовить себе завтрак. Мне представлялось неуместным разрушать его веру в меня и говорить, что я тоже пострадал от неведомого мучителя.

Прогулка не подсказала никаких решений, зато несколько успокоила мысли. В усадьбу я вернулся около полудня. К этому времени Ремсон уже встал. Вместе мы приготовили великолепное угощение. Я проголодался и ел с аппетитом, однако за Ремсоном мне было не угнаться: когда я насытился, он все продолжал и продолжал есть. У меня даже возникла тревога, как бы он не лопнул от такого количества пищи.

После еды хозяин предложил мне посмотреть фамильную коллекцию картин, многие из которых представляли большую ценность.

Мы неспешно двигались по большому залу, и в дальнем его конце мое внимание привлек старый портрет какого-то джентльмена. В свое время он наверняка считался франтом и щеголем: длинные волосы, которые так любили художники старой школы, ниспадали на плечи, усы и бородка клинышком были тщательно подстрижены. Ремсон заметил мой интерес.

— Меня не удивляет, что тебя привлек этот портрет. Мне он тоже очень нравится. Иногда я просиживаю здесь часами, разглядывая выражение на лице этого человека. Знаешь, Джек, порою мне кажется, что он пытается о чем-то рассказать. Конечно же, это полный вздор… Погоди, я же тебе не представил изображенного. Это и есть мой дед. В свое время его считали красавцем. Мог бы и сейчас жить, если бы не та чертова летучая мышь. Возможно, здесь тоже есть летучие мыши, и одна из них сосет мою кровь. Как ты думаешь?

— Ремсон, у меня недостаточно фактов, чтобы высказывать свое мнение. Если только я не сильно заблуждаюсь, в поисках объяснений мы должны копать глубже. Возможно, сегодня вечером у нас появятся факты. Ты отправишься спать, как обычно, а я займусь пристальным наблюдением. Мы либо разгадаем эту загадку, либо погибнем.

Ремсон молча протянул мне руку. Я крепко стиснул ее. В глазах друг друга мы прочли полное понимание. Желая переменить тему разговора, я спросил его о слугах.

— Я без конца пытаюсь нанять постоянных слуг. Но где-то на третий день их поведение становится странным, а потом они и вовсе исчезают.

Вечером я проводил друга до его спальни и дождался, пока он разденется и ляжет. Приглядевшись к стеклам в оконной раме, я заметил, что все они с трещинами, а в одной ячейке стекла и вовсе не было. Я предложил заколотить дыру, но Ремсон отказался, сославшись на приверженность к свежему ночному воздуху. Я не стал упорствовать и ушел.

Расположившись в гостиной, у камина, я час или два провел за книгой. Внешне уютная, обстановка тем не менее не располагала к безмятежному чтению. Каждый новый звук заставлял мой разум отвлекаться от страницы, а по спине пробегал холодок. Поднялся ветер. Он свистел или, правильнее сказать, странно завывал в ветвях деревьев. Скрип ломаных ставень лишь добавлял жути. Где-то вдалеке слышалось уханье многочисленных сов, крики других ночных птиц и иных существ животного мира, для которых наступило время бодрствования.

Отложив книгу, я решил проведать Ремсона. Пока я поднимался, пламя свечи отбрасывало довольно зловещие тени на стены и потолок. Не скажу, что эта затея мне нравилась. Не раз и не два я был вынужден призывать все свое мужество, однако здесь требовалось не только мужество.

Возле закрытой двери хозяина я потушил свечу и, стараясь не производить шума, опустился на колени и заглянул в замочную скважину. Обзор был достаточным, чтобы увидеть кровать и два окна. Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и тогда возле одного из окон я заметил слабое красноватое свечение. Казалось, оно шло из ниоткуда. На фоне освещенного пятна плясали и кружились сотни мельчайших пылинок. Пока я наблюдал за их причудливым танцем, мне показалось, что из пылинок составились очертания человеческого лица. Насколько я мог судить, мужского. Об этом же свидетельствовала и прическа. Затем таинственное свечение исчезло.

Ночь была прохладной, но от напряжения я взмок насквозь. Некоторое время я мешкал, не зная, что предпринять: войти ли в спальню Ремсона или остаться в коридоре, продолжая наблюдения через замочную скважину. Второй вариант показался мне более удачным, и я вновь приник глазом к отверстию в двери.

В освещенном пространстве что-то двигалось. Из-за слабого света мне не сразу удалось разглядеть очертания и форму движущегося предмета. Однако вскоре я увидел его, и достаточно отчетливо. То была голова человека.

Клянусь, я увидел точную копию щеголя с фамильного портрета. Но до чего же разнилось выражение лица! Приоткрытый рот, скривленный в усмешке, два ряда безупречно белых зубов. Даже на расстоянии я заметил, что клыки длиннее и острее обычных человеческих. Изумрудно-зеленые глаза были полны ненависти, волосы — всклокочены, а спутанная борода, как мне показалось, слиплась от крови.