Государь - Браун Саймон. Страница 33

– Если кто и сможет взять эту стену, то только твои, – сказал ему он.

Эйнон понимал, что Линан неуклюже пытается поднять его веру в свои силы, но в этих словах была и доля истины. Воины клана Лошади провели штурм без колебаний и отступили только потому, что так приказал Эйнон. Хотя оборона и оказалась слишком прочной для первой попытки, у него появилась уверенность в том, что вторая пройдет лучше.

«Может быть, всего лишь может быть, – позволил себе с надеждой подумать Эйнон, – этот штурм в конечном итоге окажется чем-то большим, нежели просто отвлекающий удар».

Вождь убедился, что его воины отдохнули и хорошо накормлены. Они стояли за баррикадами, вне поля зрения города. Четтские лучники осыпали стрелами стены на северной, восточной и южной стороне, и Эйнон прослышал, что Линан то ли организовал постройку двух барж, то ли доставил их из близлежащих деревень, чтобы также обстреливать стену, тянувшуюся вдоль реки. В то же время хаксусские саперы, ведя подкопы, подбирались все ближе к стенам города. Так или иначе, Эйнон был уверен, что Линан найдет способ сдержать свое слово и заставить город пасть за две недели. А коль скоро Хьюм окажется в руках четтов и ущелье Алгонка надежно закрыто от неприятельских сил, он сможет вернуться, отыскать саранахов, напавших на его клан, и истребить их.

«А потом я воскрешу мой клан, и мы станем такими же сильными и уважаемыми, как некогда».

Когда приблизился вечер, Эйнон собрал вместе почти пятьсот воинов клана Лошади. Они принесли с собой штурмовые лестницы, веревки с крючьями и свирепую решимость добиться успеха там, где утром потерпели неудачу их собратья. Кроме того, теперь у Эйнона было больше этих дьявольских хаксусских баллист и боеприпасов, чтобы прикрыть их с самого начала штурма. Линан прислал первые сконструированные камнеметы, артиллерийские орудия, вызывавшие у четтов трепет. Тогда как баллисты были основаны на принципе лука, камнеметы являлись чем-то совершенно иным по идее и масштабу – такого четты никогда раньше не видели.

Когда до заката оставалось два часа, Линан снова присоединился к Эйнону.

– Не хочешь ли сделать нечто полезное? – спросил его Эйнон.

Несколько позабавленный, Линан посмотрел на него.

– Что у тебя на уме?

– Покомандуй махинерией. Я хочу пойти на штурм со своими воинами.

– Мне бы не хотелось потерять тебя, Эйнон, – нахмурился Линан.

– Спасибо за заботу, – сухо отозвался тот. – Но я хочу сам узнать, каково это – быть там. Не хочу, чтобы мои воины думали, будто их вождь не станет делить с ними опасность.

Линан колебался, и Эйнон подумал, что он собирается запретить ему.

– Как я понимаю, – добавил вождь, – когда вы сражались с армией Гренды-Лир, ТЫ лично возглавил последнюю атаку против рыцарей Двадцати Домов.

Линан вздохнул. Его переиграли по всем статьям.

– Отлично.

– Насколько быстро перезаряжаются эти камнеметы?

– Хаксусские расчеты заверили меня, что смогут отправлять снаряд каждые три минуты.

– Слишком медленно для серьезной поддержки при штурме. Пусть начинают стрелять сразу, как только мы побежим через открытое пространство. Если нам хоть малость повезет, те огромные камни выбьют из-за зубцов какую-то часть врагов. А потом используй баллисты, пока не увидишь моих воинов уже у верха стены.

Линан кивнул.

– Как скажешь. Желаю удачи.

Эйнон тоже кивнул и отправился к своим людям. Он подождал, пока солнце не засияло прямо в глаза защитникам, поднялся во весь рост и взмахнул саблей. Его четты как один выскочили из укрытия и побежали к западной стене. Не успели они пробежать и двадцати шагов, как послышался характерный стук дерева о дерево, а затем свист камней, швыряемых через их головы хаксусскими камнеметами. Камни с громким треском ударили по западной стене; некоторые разлетелись в мелкие осколки, другие упали на землю. На стенах заклубилась пыль, и даже сквозь боевые кличи четтов Эйнон расслышал вопли раненых и умирающих.

Штурмующие темной волной подкатили к стене и столпились под ней, стремясь укрыться от стрел хьюмских лучников. Эйнон выкрикнул приказ, и воины тотчас подняли штурмовые лестницы и принялись раскручивать над головами веревки с крючьями. Они непрерывно выкрикивали боевой клич; сверху им отвечали защитники. Крючья на веревках свистели в воздухе, некоторые находили цель, другие падали. Воины взбирались по лестницам, карабкались по веревкам. Эйнон начал взбираться по ближайшей лестнице. Уголком глаза он увидел, как светлая дымящаяся жидкость облила трех четтов на соседней с ним лестнице. Прямо у него на глазах они загорелись и упали на землю, корчась от боли, но не издавая ни звука. Гнев и ненависть поднялись в нем, как черный прилив. Карабкавшийся впереди воин издал победный клич, добравшись до парапета, а затем пронзительно вскрикнул и упал вниз со стрелой в глазу. А затем Эйнон очутился лицом к лицу с хьюмским лучником, отчаянно пытающимся вставить в тетиву еще одну стрелу. Держась за лестницу, Эйнон другой рукой выхватил из ножен кинжал и метнул его. Кинжал бесполезно лязгнул о шлем лучника, но тот вскрикнул от страха и, отступив на шаг, полетел со стены. Эйнон перелез через парапет и, сверкая саблей в золотых лучах солнца, стал прорубаться сквозь толпу лучников и копьеносцев, которая внезапно оказалась слишком плотной, чтобы дать ему действенный отпор.

Через зубцы перелезали и другие четты; вскоре они заполнили центральный участок стены, позволяя забраться еще большему числу воинов.

– Нам удалось! – крикнул Эйнон. – Удалось! К воротам! К воротам!

Вращая саблями и рубя, четты все больше теснили защитников. Они добрались до сторожевой башни, перебили всех, кто в ней находился, и завладели лестницей, ведущей в сам город. С дикими воплями Эйнон и его воины хлынули вниз по лестнице, рассеивая все на своем пути.

Во внутреннем дворе дворца то, что осталось от рыцарей Двадцати Домов – около трехсот бойцов тяжелой кавалерии – нетерпеливо ждали приказа атаковать. Среди них находился и Серефа, которого все еще преследовал образ его товарищей, оставшихся на сторожевом посту, откуда он сам едва сумел спастись. Ему хотелось отомстить четтам, но в данный момент он мог лишь прислушиваться к звукам штурма западной стены. Он сжимал узду и молил бога, чтобы тот позволил четтам перебраться через стену, и рыцарей призвали бы в бой – и в то же время испытывал острое чувство вины от того, что его желание могло сбыться.

Казалось, многие часы рыцари провели, слушая, как сражается кто-то другой, когда тональность и громкость боя заметно изменились. Он шел ближе, стал более отчаянным, и Серефа почувствовал в шуме битвы несомненную струйку паники. Сердцебиение и дыхание его участились, он начал обливаться потом под нагрудником и шлемом. У входа во двор появился гонец, лихорадочно огляделся и, обнаружив Галена, опрометью бросился к нему. Командир и гонец обменялись краткими фразами, и гонец убежал. Гален повернулся к рыцарям, поднял затянутый в кольчужную рукавицу кулак и махнул. Серефа невольно усмехнулся: бог удовлетворил его желание.

Они по-прежнему ехали шагом, пока не выехали со двора, а затем рысью двинулись по широкому проспекту, прямиком ведущему на запад. Весь район обезлюдел. Впереди, на западной стене, они видели маленькие фигурки, похожие на муравьев, и начинающий подниматься в небо столб дыма. Гален обнажил меч, рыцари построились в четыре ряда для максимально широкого фронта и перешли на кентер; цокот подков и позвякивание доспехов эхом разносились по городу. Серефа оказался на самом краю правого фланга во втором ряду. Он разглядел на земле врага, теснившего отчаявшихся защитников, пытающихся не пустить неприятеля к главным воротам северной стены. Гален опустил поднятый меч, и рыцари перешли с кентера на галоп. Издаваемый ими шум перешел в оглушительный грохот и был слышен, несмотря ни на какие другие звуки.

Четты посмотрели в их сторону и с ужасом увидели, ЧТО на них неслось. Некоторые попытались образовать оборонительный строй, но рыцари налетели слишком быстро. Мечи вздымались, разрубая черепа и руки, лошади кусали врагов, а их копыта топтали тела павших. Четты ударились в панику и рванули обратно к лестнице, но несколько рыцарей, и первым среди них Серефа, опередили их и удерживали лестницу, в то время как их товарищи нажимали с фронта.