Государь - Браун Саймон. Страница 38

– Нет. Вам надо скакать быстро. Я буду только сковывать вас.

– Фарбен, ты не можешь остаться здесь, – сказала Чариона.

– Ну конечно же, могу, ваше величество. Кто-то ведь должен позаботиться, чтобы дворец не пострадал.

Гален поднялся в седло.

– Мы вернемся с армией.

– Знаю, – кивнул Фарбен. – Приглядите за моей королевой.

– Обещаю.

Чариона наклонилась и провела ладонью по щеке Фарбена.

– Я сожалею.

Фарбен быстро поцеловал ее ладонь.

– Буду с нетерпением ждать вашего возвращения. Я встречу вас здесь, на этом самом месте, и вы можете кричать на меня сколько угодно.

Чариона рассмеялась сквозь слезы.

– А теперь – езжайте, – велел Фарбен.

Гален и Магмед расположились по бокам от Чарионы, и отряд выехал со двора. Фарбен посмотрел им вслед, тяжело вздохнул и вернулся во дворец.

ГЛАВА 14

Почтительно люди называли ее Замковой Башней, потому что она была высокой, словно башня какого-нибудь замка, и казалась построенной столь же добротно. А Томлин, унаследовавший должность от отца и занимавшийся этим делом всю свою рабочую жизнь, называл ее просто Голубятней, поскольку именно ею эта башня и являлась. Расположенная на территории дворца в Кендре, но сооруженная как отдельное строение, она предоставляла Томлину самый величественный, ничем не загороженный обзор города. В этот день солнце стояло высоко в небе и ярко сияло, а свежий ветер с юга поддерживал в воздухе идеальную прохладу. Кто угодно, кроме Томлина, сказал бы также, что этот ветер уносил прочь и самые неприятные запахи с Голубятни, но он давно уже не замечал этих запахов. Их источник – устилавшие все уровни голубятни белые лепешки птичьего помета – составлял изрядную часть его дохода. Городским огородникам это добро очень даже нравилось, а Томлин был весьма рад наскрести его, расфасовать по небольшим матерчатым мешочкам и продать всем желающим.

Но настоящей любовью Томлина были сами голуби. Он знал их по именам и мог перечислить родословную каждого – поколение за поколением. Его отец позаботился, чтобы он научился писать и мог вести записи на случай, если память подведет его – и он скрупулезно вел их.

Он закончил отсыпать корм на день и проверял наличие воды в каждой клетке, когда на четвертом уровне возник сильный шум.

– Проклятый Одноногий! – выругался он, выхватил длинный нож и бегом сбежал на два пролета. Но страшного одноногого ворона, регулярно пытавшегося схватить его голубей, нигде не обнаруживалось. Однажды Томлин чуть не поймал эту проклятую черную птицу, почему у нее теперь и осталась только одна нога, но эта скотина выказывала изрядное хитроумие и, казалось, получала немалое удовольствие, мучая его. Сперва он подумал, что ворон дразнит его, возможно, отвлекая от одного из других уровней, но затем снова услышал тот же шум в нескольких клетках у северной стены.

Это удивило его. Он мог бы поклясться, что еще утром они пустовали. По-прежнему держа в руке нож, он открыл маленькую деревянную задвижку на ближайшей клетке и увидел, что один из его голубей и вправду вернулся.

– Белокрыл!

Он удивился, увидев, что к ноге голубя не было привязано послания. Открыв еще клетку, он обнаружил там Шеврона, тоже без послания. Томлин заглянул еще в две клетки, и те оказались занятыми.

– Все из Даависа! – вслух сказал он самому себе, до крайности озадаченный.

Спрятав нож в ножны, он поднялся на шестой уровень забрать мешок с кормом и фляжку с водой, а затем вернулся на четвертый – позаботиться о вернувшихся птицах. Привычная работа помогла ему привести мысли в порядок и постепенно разгадать эту тайну. Ответ, однако, нисколько его не утешил – он понял, что это означало для королевства Гренда-Лир.

Поул бодрствовал большую часть ночи, сочиняя короткий абзац, который, как он надеялся, подойдет для Книги Дней. Тем утром, сразу после молитв в Королевской Часовне, он направился с написанной бумажкой в библиотеку и самым лучшим своим почерком переписал данный абзац в книгу.

– Мы всегда должны стараться найти Бога в себе, – негромко прочел он, закончив. – Не заполнять себя ничем, кроме собственной жизни, значит не оправдать Его ожиданий и не достигнуть всего, чего мы можем достичь. Иметь Бога в себе – значит быть совершенным.

Он закрыл бутылочку чернил, положил ее и перо обратно в карман. Бумажку же поднес к свече, отпустив, только когда пламя обожгло кончики пальцев. Черный дым струйкой поднялся к потолку библиотеки, и Поул смотрел на него, пока тот полностью не рассеялся.

«Вот и я тоже, – подумал он, – стараюсь дотянуться до Бога, но вместо этого исчезаю в воздухе. Как можно дотянуться до Бога, не зная его имени?»

Примас снова прочел свой первый вклад в Книгу Дней и понял, что тот читался скорее как начало проповеди, чем нечто завершенное. Он провалил и это испытание, и его смущала мысль о том, что подчиненные ему священники прочтут написанное им и удивятся. Некоторые не поймут послания и подумают, что сами виноваты в этом, так как им не достает ума или святости. И все же Поул знал, что виноват он сам. Его грех множился, пятная и невиновных, находящихся под его крылом.

В библиотеку с охапкой бумаг вошел отец Роун.

– Уже почти пора на заседание совета, ваша милость. Я взял на себя смелость принести ваши документы.

Он протянул примасу половину принесенного груза.

– Спасибо, отец, – беря их, поблагодарил Поул. – Вы изучили повестку совещания?

– Да, ваша милость. Самый важный вопрос касается набора новой армии. Он первый в списке.

– Да, – неопределенно произнес Поул. Он хотел сказать, что глубоко обдумал этот вопрос. В конце концов, первая армия выступила в поход в основном благодаря его совету – в то время, когда он был всего лишь секретарем своего предшественника. «И из-за этого погиб Сендарус, – подумал он про себя, а затем быстро поправился: – Нет! Я хотел, чтобы ей командовал Олио. Это не я отправил Сендаруса на смерть».

– Ваша милость?

– Это будет первое заседание совета после смерти принцессы.

– Маленькой Ашарны?

– И вашим первым в качестве моего секретаря.

– Да, и я благодарю вас за эту честь. Никак не ожидал…

– Вы не должны бояться высказывать свое мнение, – перебил его Поул. – Именно для того вас туда и пригласили.

– Спасибо, ваша милость, я постараюсь…

– Но никогда не забывайте, что вы – подданный королевы, а не совета. При любом голосовании следуйте моему примеру. Если меня по какой-то причине не будет на заседании совета, Оркид покажет вам, как голосовать, и вы проголосуете за меня.

– Да, ваша милость.

– Отлично. Идемте. Мы не должны опаздывать.

Отец Роун поспешил к выходу; Поул же задержался на миг, еще раз заглянув в Книгу Дней и жалея, что вообще написал свой маленький абзац.

Оркид Грейвспир сильно рисковал, стараясь вывести Ариву из депрессии. Он упорно убеждал ее созвать совет, зная, что только работа на благо королевства займет ее настолько, чтобы помешать ей предаваться горю каждый раз, когда она вспоминала о своем погибшем муже, умершем ребенке и пострадавшем Олио (или, того хуже, всякий раз впадать в ярость, думая о своем объявленном вне закона брате). Но теперь, зная, что Деджанус выдвинется в качестве командующего новой армии, которую Арива должна создать для защиты королевства, он желал, чтоб государственный совет вообще не собирался на заседание. Оркиду придется поддержать кандидатуру Деджануса или подвергаться риску того, что коннетабль откроет Ариве, как они с Оркидом убили Берейму, чтобы посадить ее на трон. После того, как минуло первоначальное потрясение, он счел, что Деджанус просто блефовал – но, как доносили его шпионы, он почти постоянно пил, а пьяный Деджанус мог сделать что угодно, не страшась последствий.

По мнению Оркида, Деджанус и себя-то с трудом мог довести до нужника, не говоря уж о том, чтобы вести армию королевства в бой против Линана и его четтов. Он не знал, как поступить. Мысль поручить одному из своих людей убить коннетабля приходила ему в голову постоянно, но если убийца потерпит неудачу, то Деджанус без колебаний отомстит – или же в порыве самоубийственной ярости расскажет Ариве правду об убийстве ее брата.