Восточным экспрессом на север - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 2
На очередном повороте дверь купе сама собой откатилась в сторону. Из коридора хлынул поток ядовитых голосов, горячечной болтовни, богохульного — иначе не скажешь — хохота. Несчастный больной обмяк.
Проворно вскочив, Минерва Холлидей захлопнула дверь и, не мешкая, обратилась к своему подопечному с той долей фамильярности, которую дает многолетняя привычка к ночным бдениям у чужой постели.
— И все же, — спросила она, — кто ты такой?
И странный пациент, увидев перед собой лицо печальной девочки, — возможно, той самой, которую ему довелось встретить многие годы тому назад, — начал историю своей жизни.
— Две сотни лет я обитал в заштатном городке неподалеку от Вены. Чтобы выдержать нападки неверующих, равно как и глубоко верующих, я прятался в пыли библиотек, подкрепляясь мифами и кладбищенскими преданиями. По ночам наслаждался, когда от меня в испуге шарахались лошади, заходились лаем собаки, разбегались коты… стряхивал крошки с могильных плит. С годами мои собратья по невидимому миру исчезали один за другим, потому что замки и угодья приходили в упадок, а то и сдавались внаем под женский клуб или гостиницу. Лишенные крова, мы превращались в призрачных скитальцев; нас поносили, топили в болоте безверия, сомнений и презрения, делали из нас посмешище. Население росло, а вместе с ним росло и безверие, и все мои соплеменники пустились в бега. Я — последний, кто пытается пересечь Европу и добраться до какого?нибудь мирного, умытого дождями прибежища, где люди, как им положено, пугаются при виде сажи и дыма бродячих душ. Англия и Шотландия — это по мне!
Его голос затих.
— А как тебя зовут? — спросила она, помолчав.
— У меня нет имени, — прошептал он. — Тысячи туманов проплыли над моим родовым склепом. Тысячи дождей оросили мое надгробие. Следы резца стерты ветром, водой и солнцем. Моего имени не вспомнят ни цветы, ни травы, ни мраморная пыль. — Он открыл глаза. — Зачем это тебе? Почему ты мне помогаешь?
Только сейчас она по?настоящему улыбнулась, потому что с языка сорвался единственно верный ответ:
— Мне впервые в жизни досталась синяя птица.
— Синяя птица?
— Я прозябала, как пыльное чучело. Не ушла в монастырь, но и не вышла замуж. Ухаживала за больной матерью и полуслепым отцом, ничего не видела, кроме больничных палат и ночных мук на смертном одре. От меня исходил запах лекарств, а встречные мужчины не склонны были считать его ароматом духов. Вот так я и сама сделалась похожей на привидение, понимаешь? А теперь, в эту ночь, прожив шестьдесят шесть лет, я наконец?то нашла такого пациента, какой мне еще не встречался. Господи, во мне пробудился азарт. Спортивный интерес! Я проведу тебя сквозь толпу на вокзале, мы увидим Париж, оттуда доедем до побережья, сойдем с поезда и пересядем на паром. Чем не…
— Синяя птица! — подхватил ее бледный подопечный, содрогаясь от накатившего смеха.
— Она самая! Каждый из нас нашел свою синюю птицу. Вот только… — осеклась Минерва Холлидей, — в Париже, кажется, едят мелких пташек, вдобавок к тому, что поджаривают на костре священнослужителей.
Бледноликий опять закрыл глаза и шепнул:
— В Париже? Да, верно.
Поезд издал скорбный вопль. Ночь миновала.
Они подъезжали к Парижу.
Как раз в это время по коридору пробегал мальчуган лет шести. Он заглянул в купе и при виде больного остановился как вкопанный, а бледный старик ответил ему холодом ледяного полярного безбрежья. Ребенок ударился в плач и пустился наутек. Престарелая сестра милосердия широко распахнула дверь и высунула голову.
Мальчик что?то сбивчиво объяснял стоящему в отдалении отцу. Тот бросился по коридору с криками:
— Что здесь происходит? Кто напугал моего… — Он не договорил. Сквозь открытую дверь купе в вагоне замедлившего ход Восточного экспресса он увидел это бледное лицо — и прикусил язык, пробормотав: — …моего сына?
Бледноликий пассажир смотрел на него спокойным туманно?серым взглядом.
— Я не… — Француз отшатнулся, прищелкнув языком от изумления. — Пардон! — У него перехватило дыхание. — Примите мои извинения!
Он поспешил к сыну и затолкал его в купе, приговаривая:
— Нечего реветь! Пошел! — За ними захлопнулась дверь.
— Париж! — пронеслось по всему поезду.
— Тихо и быстро, — приказала Минерва Холлидей, прокладывая путь своему дряхлому спутнику среди вокзальной сумятицы и чужой клади.
— Я сейчас растаю! — вскричал бледноликий.
— Со мной не растаешь! — Она выставила перед собой корзину для пикника и чудом втолкнула своего подопечного в последнее такси, оставшееся на стоянке.
Под грозовым небом они подъехали к воротам кладбища Пер?Лашез. Массивные ворота уже закрывались. Медсестра достала пригоршню франков. Створки ворот застыли на полпути.
Среди десятка тысяч надгробий можно было побродить в тишине. От такого обилия холодного мрамора, от такого множества потаенных душ у старой сиделки началось головокружение, разболелось запястье, а левую сторону лица обдало внезапным холодом. Противясь недомоганию, она тряхнула головой. И они пошли дальше меж могильных плит.
— Где мы устроимся на пикник? — спросил он.
— Где угодно, — ответила она. — Только с оглядкой! Как?никак, это французское кладбище! Кругом одни циники! Полчища себялюбцев, которые сжигали людей на костре только за их веру, а потом сами горели на костре за собственную веру! Так что выбирай, где тебе больше нравится!
Они продолжили путь.
— Первое надгробье в этом ряду, — кивком указал старик. — Под ним — пустота. Смерть окончательна и бесповоротна, нет даже шепота времени. Второе надгробье: женщина, втайне верующая, любила мужа и надеялась соединиться с ним в вечности… здесь ощущается шорох духа, движение сердца. Уже лучше. Третья плита: писатель, строчил детективы для какого?то французского журнала. А сам больше всего любил ночь, туман и старинные замки. У этого камня даже температура подходящая, как у доброго вина. Вот здесь мы и присядем, голубушка: ты откупоришь бутылку шампанского — глядишь, и скоротаем время до поезда.
Она с радостью протянула ему стакан:
— А тебе не вредно пить?
— Можно пригубить. — Он принял стакан из ее рук. — Только пригубить.
Немощный пассажир чуть не «умер» на выезде из Парижа. Вагон заполонили интеллектуалы, посетившие цикл семинаров на тему «тошноты» Сартра; воздух истощался и кипел от их разглагольствований о Симоне де Бовуар. [1]
Бледный старик еще больше побледнел.
Вторая остановка после Парижа — и еще одно нашествие! Экспресс атаковали немцы, шумно ниспровергающие дух предков, не отягощенные политическими принципами. Некоторые даже размахивали книгой под названием «А был ли Бог дома?».
Призрак вжался в свой прозрачный скелет.
— Ох! — вскричала мисс Минерва Холлидей и побежала к себе в купе, чтобы тут же вернуться и обрушить на него охапку книг.
— «Гамлет»! — зачастила она. — Тут есть про тень его отца, помнишь? «Рождественская песня». [2] Целых четыре привидения! «Грозовой перевал» [3] — ведь Кэти возвращается, верно? Ага, «Поворот винта» [4] и… «Ребекка»! [5] А вот и моя любимая — «Лапка обезьяны»! [6] Что ты выбираешь?
Но пассажир?призрак не вымолвил ни слова. Его веки были сомкнуты, а губы запечатаны льдом.
— Погоди! — вскричала она.
И раскрыла первую книгу…
Гамлет стоял на стене замка, слушая речи своего отца?призрака; Минерва Холлидей читала:
— «Так слушай…
1
Вагон заполонили интеллектуалы, посетившие цикл семинаров на тему «тошноты» Сартра; воздух истощался и кипел от их разглагольствований о Симоне де Бовуар. — Жан?Поль Сартр (1905?1980) — французский философ?экзистенциалист, писатель; его роман «Тошнота» (1938) написан в форме дневника некоего Антуана Рокентина, который, будучи не в состоянии обрести веру или воздействовать на окружающую действительность, проникается абсурдностью существования. Симона де Бовуар (1908?1986) — французская писательница, ученица и сподвижница Сартра.
2
«Рождественская песня» (1843) — первая из «Рождественских повестей» Чарльза Диккенса (1812?1870).
3
«Грозовой перевал» (1847) — роман Эмили Бронте (1818?1848).
4
«Поворот винта» (1898) — новелла Генри Джеймса (1843?1916).
5
«Ребекка» (1938) — самый известный роман Дафны Дюморье (1907?1989), внучки Джорджа Дюморье.
6
«Лапка обезьяны» (1902) — рассказ У. У. Джейкобса (1863?1943).