Рождение империи - Браун Саймон. Страница 55

Идальго все-таки предпочел размять ноги.

Выйдя из кареты, он сначала демонстративно потянулся, затем неторопливой походкой обошел пограничный столб. Ему показалось, что хамилайские пограничники следили за ним куда пристальнее, нежели ривальдийские. Кроме всего прочего, Избранный, по всей видимости, являл собой объект насмешек для тех и других.

Идальго поднял голову, подставив лицо солнечным лучам. День был ясный, хотя и слегка прохладный – здесь, на горном перевале, по которому пролегала главная дорога, соединяющая обе страны, всегда бывает такая погода. Акскевлерен почувствовал, как в разряженном воздухе высокогорья натянулась его кожа.

Во время последней войны этот перевал не раз становился свидетелем кровавых стычек. Причем ни одной из сторон не удавалось добиться преимущества – и все потому, что рельеф хотя и помогал держать оборону, зато практически исключал наступательные действия.

К северо-востоку дорога спускалась вниз, к альпийским лугам, раскинувшимся вокруг озера Бегущей Лошади, а дальше вела в Каттл, первый крупный хамилайский город. Если же двигаться на юг – а именно в этом направлении и держали путь Паймер и Идальго, – то можно попасть в самое сердце Ривальда, в город Геймвальд.

Вернее, поправил себя Идальго, в бывшее сердце Ривальда.

Если верить легендам и мифам, то все Кевлерены родом именно из Геймвальда. По крайней мере так утверждали ривальдийские Кевлерены. Тем не менее из стратегических соображений – и по причине суровых местных зим – реальной столицей Ривальда стал Беферен, лежащий к югу от Хамилая. А поскольку ривальдийские Кевлерены утратили в королевстве власть, то Геймвальд, можно сказать, превратился в заштатный провинциальный городок. Чего Идальго очень не хотел.

Геймвальд интересовал его, но по иной причине. Ведь если Кевлерены ведут свое происхождение именно отсюда, то было бы любопытно узнать, отличается ли этот город от всех остальных.

Акскевлерен прошелся немного вверх по горному склону, крутому и скользкому от стершихся едва ли не в порошок серых камней. Хотя он старался ступать осторожно, после нескольких шагов все же оступился. Чтобы не упасть, ему пришлось уцепиться за ближайший валун.

Выпрямившись, Идальго увидел в расселине между камнем и склоном человеческий череп – недвусмысленное напоминание о последней войне. После этого Избранный довольно неуклюже спустился вниз, ощущая на себе пристальные взгляды пограничников и пеших путников по обе стороны границы. Рассеянно почесав ухо, он решил, что Паймер все же был прав – ему не следовало выходить из кареты.

А герцог начинал сомневаться в своей правоте. Хотя внутри кареты было еще довольно прохладно, солнце постепенно начинало припекать: Паймер даже вспотел под своим париком. В ином месте он наверняка бы сорвал его с себя, чтобы проветрить лысину, но стоило герцогу вспомнить о ривальдийцах, как ему тотчас расхотелось выставлять себя на посмешище. Паймер видел, как они с гадкой ухмылкой переглядывались между собой. Странно, однако, что молодые солдаты везде ведут себя одинаково – независимо от того, в чьей армии они служат.

Герцог рассеянно подумал: а не вынуть ли ему, пока никто не видит, фамильную цепь и не разыграть ли один из тех фокусов, на которые он был мастер? Например, слегка напугать лошадей, чтобы те разбежались. Глядишь, солдатне найдется занятие.

Искушение было велико, но Паймер его поборол. Сефид – вещь коварная, этак недолго испугать лошадей, запряженных в его собственную карету. В голове у герцога тотчас возникла малоприятная картина: обезумевшие кони пускаются в галоп, он сам вылетает из кареты, взбешенные ривальдийские кавалеристы устремляются к нему и, завидев в его руках фамильную цепь – о ужас! – тут же на месте отсекают ему голову.

Нет, уж лучше убрать ее подальше от посторонних глаз. Вернее, держать ее в кармане от греха подальше все то время, пока он будет в Ривальде, хотя Лерена и настаивала на том, чтобы Паймер использовал Сефид для поиска их ривальдийских родственников.

Спустя какое-то время ривальдийский пограничник вернул герцогу его бумаги и пропустил карету. К раздражению старика, чужие кавалеристы восприняли это как сигнал к действию: часть их последовала за каретой.

– Это просто возмутительно! – воскликнул Паймер, обращаясь к Идальго.

– Это наш эскорт, ваша светлость. Или вы думали, что Комитет Безопасности позволит Кевлерену разъезжать по Ривальду без всякого сопровождения? Тем более что этот Кевлерен доводится родным дядей самой императрице Хамилая. На вашем месте я бы попытался воспринимать их как нечто само собой разумеющееся. Скорее всего кавалеристы будут сопровождать нас до самого Беферена.

Они достигли Геймвальда еще до наступления темноты. Воздух сделался заметно холоднее. Чтобы согреться, Паймер с Идальго вытащили из-под сидений теплые накидки и завернулись в них.

Сначала путь хамилайского посланника лежал мимо беспорядочно разбросанных крестьянских домов, конюшен и сараев. Людей попадалось немного: те, кто встречался им на пути, выглядели не слишком довольными жизнью.

– Может, им просто холодно, как и нам, – высказал свое предположение Идальго.

– Или же революция не столь здесь популярна, как в Хамилае, – возразил ему Паймер.

Он сказал это шепотом, словно вместе с ними в карете ехал представитель Комитета Безопасности.

Дорога постепенно изменилась – изъезженную горную тропу сменил выложенный камнем тракт. Деревянные колеса неприятно громыхали по твердому покрытию, но ехать стало удобнее.

Вскоре путешественникам стали попадаться городские дома, некоторые весьма внушительного вида, а также рынки и площади. Народа на улице заметно прибавилось, и вообще стало как-то веселее. В большинстве домов горел свет. Серый дымок, поднимавшийся вверх из тысяч печных труб, висел в небе.

– И куда, по-вашему, они нас отвезут? – спросил Идальго.

– На какой-нибудь вшивый постоялый двор.

– Я бы не отказался от горячей пищи и камина, перед которым можно погреть косточки.

Карета сбавила ход. Кавалеристы эскорта, которые до этого момента держались сзади, теперь поравнялись с экипажем. Копыта лошадей громко цокали по каменной мостовой. Когда же карета окончательно остановилась, один из всадников подъехал к ее дверце еще до того, как оттуда вышли Паймер и Идальго.

– Ваша светлость, – произнес он, причем довольно учтиво, и Паймер был вынужден ответить ему кивком, – сегодня вы ночуете здесь.

С этими словами всадник спешился, распахнул дверцу кареты, а сам сделал шаг в сторону.

Первым вышел Идальго, как это всегда бывало в неизвестном месте. Паймер поправил парик и последовал за ним.

Перед ними высился внушительный трехэтажный особняк, сложенный из камня. В темноте он производил довольно угрюмое впечатление.

– Это постоялый двор? – надменно поинтересовался Паймер.

Всадник рассмеялся.

– Отнюдь нет, ваша светлость, – возразил он и махнул рукой в сторону здания. – Это резиденция губернатора.

И кавалерист снова едва не прыснул со смеху.

Встречать гостей вышла прислуга. Из распахнутых дверей лился теплый свет. Паймер тотчас взбодрился.

Слуги поклонились герцогу и его Избранному, после чего забрали из кареты весь их багаж, а самих проводили ко входу в особняк, а оттуда – в просторную гостиную, где в камине приветливо пылал огонь. Оба хамилайца подошли поближе, чтобы согреться. Слуги поинтересовались, не хотят ли гости чего-нибудь выпить, и оба заказали вина. В следующий момент двери закрылись, и герцог со своим Акскевлереном остались одни.

Они настороженно переглянулись.

– Как ты думаешь, нас заперли снаружи? – спросил Паймер с печальной улыбкой.

– Разве что с той стороны дверь забаррикадировали, ваша светлость, – хмыкнул Идальго. – Тут нет замка.

– Верно подмечено, – вздохнул Паймер. – Если горит камин, значит, мы здесь гости. И мои старые косточки вновь возвращаются к жизни. Я едва не превратился в ледышку, пока ехал.