Алиби - Браун Сандра. Страница 94

Нет, Стефи не собиралась отдавать свою возможную победу детективу Смайлоу. Она сама собиралась воспользоваться плодами своей интуиции. Если Хэммонда ждет наказание (а Стефи лелеяла надежду, что за попытку помешать отправлению правосудия его могут даже исключить из ассоциации юристов и лишить всех прав и привилегий), она хотела быть единственным человеком, который разоблачит его. После этого она уже никогда не будет играть вторую скрипку.

Сегодняшнее поведение Хэммонда только укрепило ее подозрения. На каждое слово Тримбла он реагировал как ревнивый любовник, и Стефи было совершенно ясно, что для него Юджин Кэрти была лишь подвергавшейся безжалостной сексуальной эксплуатации жертвой собственного брата. Каждый раз, когда ему предоставлялась такая возможность, Хэммонд бросался на ее защиту, отбивая хлеб у Перкинса, хотя его обязанность заключалась как раз в том, чтобы убедить присяжных в ее виновности.

Возможно, что Хэммонд по-человечески сочувствовал Юджин Кэрти, однако Стефи не очень-то в это верилось. Только одно имело значение: между Хэммондом и обвиняемой существует какая-то связь. В этом Стефи почти не сомневалась.

И если она угадала правильно, Хэммонд будет уничтожен. Когда она вытащит на свет божий его грязный секрет, скандал нанесет непоправимый ущерб репутации Хэммонда и навсегда перечеркнет его шансы занять кресло окружного прокурора.

И останется одна-единственная кандидатура – ее собственная. Честной, принципиальной и талантливой Стефани Манделл.

Итак, рассуждал Хэммонд, старший детектив управления полиции Чарлстона собрал кое-какие улики, подтверждающие, что Юджин Кэрти убила Люта Петтиджона. И именно ему, Хэммонду, придется выступать в суде на стороне обвинения и доказывать, что это действительно так. Но разве мог он обвинять в преступлении, караемом смертью, женщину, в которую влюбился? Кроме того, Хэммонд сам был свидетелем по этому делу, хотя об этом никто, кроме них с Юджин, не знал.

Существовало и еще одно, куда более важное, чем первые два, обстоятельство, которое подталкивало Хэммонда к решительным действиям. Жизни Юджин угрожала серьезная опасность. Кто-то узнал, что вчера утром ее дом подвергся обыску, а уже вечером на нее напал вооруженный бандит, который знал Юджин по имени. И это не могло быть простым совпадением. Убийцу, скорее всего, нанял настоящий преступник, который боялся, что Юджин могла что-то видеть, и пытался заставить ее замолчать. Кроме того, неизвестный злоумышленник, вероятно, рассчитывал, что с ее смертью прекратится и следствие по делу Петтиджона. Но поскольку его попытка провалилась, можно было ожидать еще одного покушения.

Смайлоу и компания сосредоточили на Юджин все свое внимание, предоставив ему самому разыскивать другого подозреваемого.

Хэммонд заперся в своем кабинете, разложив на столе документы, которые передал ему Смайлоу. Он попытался мысленно дистанцироваться отдела и в первую очередь – от собственного интереса, сосредоточившись на одних только фактах.

Кто мог желать смерти Петтиджону – таков был первый вопрос, который он себе задал. Может быть, конкуренты? Партнеры по его темным делишкам, которых он когда-то обошел на повороте?

Очень может быть, но согласно отчету Смайлоу все они были допрошены и у каждого оказалось довольно убедительное алиби. Даже Престон Кросс не был исключением – алиби своего отца Хэммонд проверил особенно тщательно.

А что, если Петтиджона убила все-таки его собственная жена?

Тоже не исключено, но, зная ее, Хэммонд считал, что Дэви не стала бы делать из этого секрета. Это было совсем не в ее характере: скорей бы уж она объявила об этом во всеуслышание да еще заявила, что так этому сукину сыну и надо!

Кто еще мог быть заинтересован в смерти Петтиджона?

Полагаясь на свою способность к логическому мышлению, Хэммонд снова перебрал и рассортировал в уме полученную от Смайлоу информацию, добавив к ней факты, о которых детективу не было ничего известно.

Во-первых, Хэммонд сам встречался с Лютом Петтиджоном незадолго до его смерти.

Во-вторых, на переданной ему Дэви страничке из блокнота Петтиджона были написаны время и дата, из чего следовало, что в субботу он ждал к себе кого-то еще.

В-третьих, Лют Петтиджон был объектом тайного расследования, инициированного генеральным прокурором штата.

Взятые по отдельности, эти три факта ничем не могли ему помочь, но вместе они неожиданно озадачили Хэммонда и заставили задавать себе все новые вопросы, не имевшие к тому же отношения к его желанию доказать невиновность Юджин. Он был обязан задать их, даже если бы не был влюблен в нее, если, конечно, не хотел осудить невиновного, чтобы закрыть дело.

Теперь, имея в виду эти три факта, Хэммонд постарался припомнить все, даже случайные разговоры, которые он вел со Смайлоу, Стефи, с отцом, прокурором Мейсоном и Лореттой. При этом он намеренно вывел Юджин за скобки, как если бы ее вовсе не существовало. Это было необходимо, чтобы в полной мере оценить каждую фразу, слово, интонацию, взгляд.

Совершенно внезапно он вспомнил свою собственную фразу, брошенную им в разговоре со Смайлоу. «Это же самый распространенный калибр полицейского и гражданского оружия! – сказал тогда Хэммонд. – В одном только Чарлстоне сотни и сотни таких револьверов, даже если не считать полицейского склада вещественных доказательств. Там их тоже полным-полно».

Неужели он не ошибся?!

Хэммонд даже подскочил на месте, испытав прилив энергии и желание бороться. Его карьера, его жизнь, душевное спокойствие и самоуважение – все зависело теперь от того, сумеет ли он снять с Юджин бремя вины, восстановить ее репутацию и доказать правильность своего сумасшедшего предположения.

Охваченный нетерпением, Хэммонд бросил взгляд на настольные часы. Было еще относительно рано, и если он поспешит, то, пожалуй, успеет начать свое собственное расследование. Вот только куда оно приведет?

Либо к окончательной гибели, либо к настоящему преступнику. Третьего не дано.

Торопясь, Хэммонд сгреб со стола документы и, затолкав их в кейс, быстро вышел из кабинета.

На улице было настоящее пекло. Казалось, еще немного, и асфальт просто потечет, как масло. Спастись от палящих солнечных лучей можно было только в машине, где стоял мощный японский кондиционер, но едва Хэммонд шагнул за порог здания, как кто-то окликнул его:

– Хэммонд!

Только один человек мог говорить с ним столь повелительным тоном, и Хэммонд, мысленно застонав, обернулся.

– Привет, па.

– Мне нужно поговорить с тобой. Может, поднимемся к тебе в кабинет?

– Вообще-то, как ты, может быть, заметил, я не входил, а выходил, – ответил Хэммонд. – К тому же я спешу, у меня дела в центре города. В четверг я выхожу на большое жюри с делом Петтиджона, а это значит, что времени у меня мало.

– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

– О чем? О том, что у меня мало времени?

– Оставь свои дурацкие шутки при себе, сейчас для них не время и не место. Я хотел поговорить с тобой о деле Петтиджона. – С этими словами Простои Кросс решительно подтолкнул Хэммонда к дверям. – Что у тебя с рукой?

– Долго объяснять, – нетерпеливо отозвался Хэммонд. – Ну, в чем дело? Что такого важного ты собрался мне сообщить, что это не может подождать до вечера?

– Буквально полчаса назад Монро Мейсон позвонил мне по сотовому от своего массажиста. Знаешь, сынок, он очень обеспокоен.

– Чем именно?

– Я боюсь даже подумать о том, каковы могут быть последствия, если то, что сказал Монро, – правда.

– И что такого ужасного он тебе сказал? Что у его жены будет ребенок и он решил передать должность по наследству?

– Он сказал, что ты стал относиться к этой Кэрти не так, как должен прокурор.

К этой Кэрти… Престон Кросс всегда использовал общее местоимение без добавления уважительного «миссис» или «мистер», когда хотел подчеркнуть свое пренебрежительное отношение к кому-либо.