Мир “Искателя” (сборник) - Аккуратов Валентин. Страница 24

— Нет, вы ему не поставите “выехал”, — решительно вмешался Ковачев. — Он не переедет границы.

— А на каком основании? — спросил пограничник. — Транзит в порядке.

Следствие по делу о попытке перехода границы Валентином Христовым Богоевым закончилось быстро. В Свиленграде он устроил ужасный скандал, хорошо разыграв роль европейца, возмущенного “варварскими порядками коммунистов”. И все на чистом немецком языке. Но по пути в Софию немного пообмяк. А когда ему для опознания устроили очную ставку с начальником отдела, в котором он работал, он вдруг перешел на болгарский язык и уже без уверток рассказал все, что интересовало органы государственной безопасности.

Завербованный прошлым летом “гостями” в Варне, он регулярно передавал иностранной разведке сведения, к которым имел доступ в плановой комиссии. Его намерением было покинуть Болгарию, зажить в “свободном мире”…

В начале августа ему поручили выкрасть важный документ со сведениями по добыче редких металлов. Обещали сразу же после этого организовать бегство из Болгарии.

Ему удалось выкрасть документ. Он воспользовался отсутствием начальника секретной службы, который был в отпуске.

“Вознаграждение” последовало быстро.

В воскресенье, 11 августа, он встретился на центральном вокзале с резидентом, который им руководил, и узнал от него, что в Болгарии будет проездом Дитмар Фогель, с которым Богоев поменяется ролями.

Тотчас по приезде в Софию Фогель сообщил ему по телефону место встречи. Фогель не знал, что попал по телефону к Стоянову, а Богоев и не подозревал, что о свидании в кафе “Прага” ему сообщил сотрудник министерства госбезопасности. Так или иначе встреча состоялась. В кафе Богоев только заприметил Фогеля. Он узнал его по слуховому аппарату для глухих и по трем ручкам в верхнем кармане пиджака. Фогель же узнал Богоева по серому костюму и журналу, который он листал, сидя за столиком.

Командировка в Русе была нужна Богоеву только для того, чтобы оттянуть на известное время розыски. От резидента он получил распоряжение купить себе билет второго класса до Димитровграда, который он должен был положить в карман плаща вместе с паспортом. Чемодан и сумка были ему переданы для Фогеля еще на вокзале, в воскресенье. Они были закрыты, и Богоев их не открывал.

Как было условлено с резидентом, Богоев отыскал Фогеля в вагоне, следующем непосредственно за вагоном первого класса. Сел в то же купе, рядом с Фогелем. Во время пути они не разговаривали. Но Богоев заметил, что у Фогеля точно такой же плащ, как и у него. Он знал, что у Фогеля в кармане находится билет до Стамбула и австрийский паспорт на имя Дитмара Фогеля, но с его, Богоева, фотографией.

На станции Пловдив, неожиданно для самого Богоева, Фогель надел его плащ, его шляпу, взял чемодан и сумку и сошел в последнюю минуту перед отправлением поезда.

Перевалило за полночь. Полковник Панов утомленно потянулся, захлопнул папку и сказал:

— Все. Птичка в клетке. Ведь Фогель по-немецки значит птица?

— Пока только одна птичка, — отозвался Ковачев. — А другая порхает сейчас где-то.

— Ну, — сказал Панов, — поймаем и остальных.

Перевод с болгарского О. Киселевой

Дж. Б. Пристли

ГЕНДЕЛЬ И ГАНГСТЕРЫ

В лондонском Сити можно подчас услышать бесконечные пустые споры. Но спор, который в тот день затеяли два джентльмена, был уж совсем несуразный и смехотворный. Начнем с того, что они вообще не были знакомы и вдобавок вели спор в кабине лифта, застрявшей между этажами огромного здания неподалеку от Чип-сайда 2.

Лифт работал без лифтера, и пассажиры сами нажимали кнопки. На последнем этаже, перед тем как лифту пойти вниз, в кабину вошел тощий, долговязый человек. Он представлял провинциальную компанию, известную под названием “Ладденстоллская кооперация”, и только что закончил свои дела в оптовой фирме “Гроссман и Дженкинс”, которая торговала тканями для сорочек. Лифт пошел вниз, но на следующем этаже остановился, и в кабину вошел второй пассажир — его почтительно провожал до дверей лифта сам управляющий компании “Юнайтед тропикал продактс”. Второй пассажир не отличался ни худобой, ни высоким ростом. Это был пожилой, но еще не старый джентльмен с полным, гладко выбритым лицом и наружностью, говорившей о сидячем образе жизни и о том, что он богат и что он американец: поглядишь на такого — и кажется, будто его бог знает сколько продержали в холодильнике. Он вошел в лифт, кивнул на прощание управляющему “Юнайтед тропикал продактс”, который закрыл за ним дверь, а затем, даже не взглянув на своего высокого тощего спутника, нажал кнопку первого этажа.

Лифт спустился на несколько метров, остановился на секунду, прошел еще метр-другой и застрял где-то между этажами. Американец сурово взглянул на кнопку первого этажа и нажал на нее вторично. Лиф г. не двигался.

— Вы как следует нажимаете? — спросил высокий с заметным йоркширским акцентом.

— Как следует, — последовал сухой ответ. Высокий на редкость длинным гибким пальцем надавил ту же кнопку, но тоже безуспешно.

— Убедились? — спросил с нескрываемой иронией американец своим низким, резковатым голосом.

— Убедился, — ответил второй пассажир, нимало не смущаясь. — Теперь вижу — где-нибудь заело. Может, попробуем немного подняться, а потом он пойдет вниз?

Американец кивнул и нажал кнопку верхнего этажа. Но лифт и не подумал двинуться с места. Снизу донесся чей-то голос, и пассажиры прижались носами к стеклянным дверцам и окликнули говорившего — тот не отозвался. Через минуту они услышали другой голос, более громкий и авторитетный, который обращался уже к ним.

— Налаживаем! — гремел голос. — Придется чуть-чуть обождать. Ничего не делайте, пока я вам не скажу. Вы меня слышите?

Они прокричали, что слышат.

— Порядок, — ответил голос. — Скоро починим. Американец и высокий джентльмен переглянулись.

— Хорош порядок, — заметил американец, недовольно выпятив нижнюю губу и став слегка похожим на огромного бледного младенца. — По-моему, это как раз непорядок.

— И вправду досадно получается, — согласился Гюркшнрец, которого звали Хебблтуэйт. Его, по-видимому, ничуть не раздражала эта задержка, и он поддакнул собеседнику из чистого дружелюбия. — Лифт старый, что поделаешь.

— Устаревшая система. Давно пора сменить. Подъемник совсем допотопный. Вы, англичане, во всем привержены старине. — Американец насмешливо поджал губу. — Хорошо, что хоть это не нью-йоркский Крайслер-билдинг 3.

— Я сразу понял, что вы американец.

— И не ошиблись. — Он помолчал минуту, а затем с корректностью, присущей людям его типа, добавил: — Моя фамилия Онгар, сэр.

— А я — Том Хебблтуэйт.

— Рад познакомиться, мистер Хебблтуэйт, — сказал мистер Онгар с улыбкой.

Затем, точно вспомнив, что он лицо важное и значительное (а это легко можно было заметить), нахмурился, достал записную книжку, нахмурился еще больше и принялся разглядывать какие-то записи. Он углубился в свои заметки, а мистер Хебблтуэйт тем временем набил и раскурил трубку и теперь попыхивал ею с самым безмятежным видом. Последовало короткое молчание, а потом мистер Онгар, продолжая просматривать список намеченных встреч или что-то еще, стал тихонько насвистывать.

Мистер Хебблтуэйт прислушался и вдруг весело объявил:

— Хотите, я вам сейчас скажу, что вы насвистываете? — Мистер Онгар поднял глаза от записной книжки.

— Разве я свистел?

— Свистели, и я скажу вам что — а ведь, пожалуй, никто бы здесь не смог вам этого сказать, хотя в этом здании народу как сельдей в бочке.

— Что же я насвистывал?

— Мелодию из “Иуды Маккавея” Генделя, — торжествующе ответил мистер Хебблтуэйт.

Мистер Онгар сказал, что насвистывал это, сам того не замечая, но мотив, верно, засел у него в голове, и он просвистел еще несколько тактов. Неожиданно его широкое бледное лицо просияло.