Мир “Искателя” (сборник) - Аккуратов Валентин. Страница 33

Внезапно Ольшак оказался в толпе, старенькие домишки исчезли, и перед ним развернулись частные магазины. Проходя мимо ювелирного магазина Броката, Ольшак отметил про себя новые металлические жалюзи на витрине. Потом он миновал модный салон Адамца, шляпную мастерскую Василевского, наконец, знаменитую кондитерскую Ратайя. Магазин Антония Спавача располагался немного дальше, среди других похожих, как близнецы, магазинчиков, торгующих кофточками, сумочками и всякими заграничными мелочами, происхождение которых зачастую было довольно темным.

У витрины стояло несколько женщин, однако в магазине было пусто. Элегантная блондинка при виде инспектора улыбнулась очаровательной улыбкой, а когда он спросил о пане Спаваче, без слов исчезла в задней комнате. Пока она отсутствовала, Ольшак разглядывал кофточки, подумывая про себя, что хорошо бы прийти сюда с женой, если в октябре он получит премию. Вдруг на нижней полке среди дамских сумочек он увидел тряпичного клоуна, точно такого же, как тот, что лежал у него в кармане и которого он видел у Сельчика. Те же тоненькие ножки, цветастый колпак и большие голубые глаза из бусинок.

— Вы ко мне?

Антоний Спавач, безукоризненно одетый, уже седеющий мужчина высокого роста, был похож скорее на дипломата, чем на торговца.

Ольшак представился. Лицо Спавача осталось спокойным, на нем была все та же ласковая улыбка. Он попросил инспектора пройти в заднюю комнату, где они и расположились среди коробок и ящиков, в беспорядке наваленных у стен.

— Чему я обязан столь неожиданным визитом?

— Мы получили донесение о попытке ограбления вашего магазина, — сказал Ольшак, сделав ударение на слове “попытка”. — Это правда?

Спавач бросил на стол пачку американских сигарет и равнодушно сказал:

— Если кто-то и пытался, то так ловко, что я даже не заметил.

— Давно у вас этот магазин?

— Седьмой год, — опять улыбнулся Спавач. — Очевидно, судьба одарила меня счастьем и хорошими замками. Никто ничего никогда не крал, пан инспектор, а если бы что-нибудь и пропало, то к кому бы я обратился, как не к вам, в нашу дорогую милицию?

Инспектор взял со стола сигарету и полез в карман за спичками. Рука его наткнулась на лоскутного клоуна. Ольшак зажал его в ладони и, когда Спавач протянул ему зажигалку, посадил куклу себе на колено. Это было сделано не преднамеренно, но Ольшак сразу заметил, как Спавач побледнел, стряхнул пепел на брюки и с трудом овладел собой. Замешательство продолжалось одно мгновение. Затем ласковая улыбка снова заиграла на губах торговца.

— Вы любите игрушки?

— Люблю, — сказал Ольшак. — И в этом, по-моему, наши вкусы сходятся. Не скажете, где вы купили своего?

Спавач заколебался.

— Не понимаю…

— Я имею в виду клоуна на полке с сумками. У вас ведь такой же, только мой одноглазый.

Торговец засмеялся.

— Вы заметили? Ходила как-то из магазина в магазин какая-то баба, может, нищенка, может, незаконная торговка, и носила тряпичные игрушки. Ну я и купил из жалости, и, думаю, не только я.

— У вас тогда ничего не пропало?

— Избави бог, пан комиссар.

— Ну уж если вы хотите меня титуловать, то я не комиссар, а инспектор.

— Я невероятно тронут, пан инспектор, — фразы Спавача были вежливыми до приторности, — неустанной заботой нашей милиции о частной собственности рядового гражданина, но мне действительно не на что жаловаться. Если только на финуправление. — Он встал. — Может, выпьем? Рюмка мартини нам не повредит.

Инспектор не отказался. Он смотрел, как Спавач наполняет рюмки: сначала несколько капель себе, потом осторожно, чтобы не пролить, тоненькой струйкой наполнил его бокал.

— Не правда ли, забавно, что человека могут подозревать в действиях, совершенных во вред себе? А если, допустим, я не сообщил бы о краже в своем магазине, это что, преступление?

— Вас это интересует?

— Чисто теоретически, пан инспектор.

— Сокрытие преступления карается законом.

Спавач широко улыбнулся.

— Конечно, если преступление имело место. Если человек установил, что на его собственность кто-то покушается.

Инспектор положил клоуна на ладонь. Смешное тряпичное создание с одним глазом все же притягивало к себе Спавача. Ольшак допил мартини и какое-то время прислушивался к диалогу красивой продавщицы с клиенткой.

Дамская кофточка, последний крик парижской моды, утверждала продавщица, сидит на покупательнице как влитая и стоит тысячу злотых.

…В управлении дел было немного. Допрос Козловского Ольшак перенес на следующий день. Интересно, откажется ли он от своего признания в краже? Придется его выпустить, самое большее, отругав за то, что он хотел ввести в заблуждение милицию. Ольшак был уверен, что Козловский что-то скрывает, чувствовал, что речь идет о более важных вещах, чем простая кража, и что страх молодого человека имеет под собой почву. И наконец, было еще кое-что, касавшееся его лично, о чем он все еще не хотел думать.

Он вызвал сержанта Тадека Келку. Все в уголовном розыске знали, что Ольшак умеет подбирать кадры. Сколько инспектор ругался с начальником отдела, прежде чем Келка и Марыся Клея вошли в его группу!

Тадек Келка обладал просто бесценным качеством — даром перевоплощения. Он был одинаково естествен как в роли простого шофера — эдакого рубахи-парня, что перевезет налево какой угодно товар, так и в модных тряпках фарцовщика, которому улыбается даже гардеробщик из “Орбиса”.

Келка читал детективный роман, когда его вызвал Ольшак.

— Ни новых детективов, ни интересных дел, — сказал сержант, усаживаясь в кресло.

— Есть у меня для тебя одно такое дельце… Знаешь Антония Спавача?

Едва Ольшак произнес это имя, как Келка сообщил, что кофточки у Спавача дороже, чем где-либо, а сам Спавач — пижон, у которого хватает забот, помимо перепродажи тряпок.

— Каких?

— Пытались прощупать его недавно, когда начался бум на доллары. Помните, у нас была самая высокая цена в Польше? Неизвестно, кто их скупал. Ходили вокруг Спавача и других, но так ничего и не удалось установить. К Спавачу приезжал один снабженец из Варшавы. Черт его знает зачем.

— Займешься торговцем?

— Попробую, — сказал Келка. — Если справлюсь, сам себя ужином угощу.

Ольшак подумал, что парень, очевидно, знает больше, чем говорит, но придет с рапортом не раньше, чем соберет нужные сведения. Ведь всем известно, что Тадек Келка не любит дробить свои успехи по мелочам.

Ольшак вышел из автобуса и смешался с толпой пожилых мужчин, возвращающихся с работы. Он шел по узкому коридору улицы Сверчевского, вдоль лесов, которые здесь стоят, наверное, уже больше года. В мясном магазине он встал в очередь: жена просила купить его колбасы для бигоса. Конечно, он должен был сделать это раньше, но закрутился и забыл. Блондинка за прилавком улыбнулась Ольшаку, она видела его как-то в мундире. Расплачиваясь у кассы, он вдруг увидел Янека под ручку с красивой брюнеткой. Они шли к остановке. Ольшак не был знаком с этой девушкой и с грустью подумал, что слишком мало знает о своем сыне. Впрочем, мог ли он знать больше? Янек всегда неохотно говорил о себе, а в последние два года, то есть с момента поступления в институт, редко приводил кого-нибудь домой. “У нас для этого слишком маленькая квартира”, — оправдывался он.

Квартира действительно была небольшая: две комнаты на четвертом этаже старого дома, но Ольшак никогда и не добивался большего. Да ему больше и не было нужно. Приходя домой, он обедал, затем укладывался на тахту с газетой в руках и тут же засыпал. До его сознания доходили лишь отдельные слова из монологов Гражины. Потом он внезапно вскакивал и опять уезжал в управление. В кино они с женой ходили редко. Впрочем, Гражина любила детективы, а Ольшак их терпеть не мог. Он предпочитал фильмы о войне, которые напоминали ему о молодости. Гражина считала, что он никогда не избавится от воспоминаний тех лет.