НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 12 - Абрамов Александр Иванович. Страница 1

НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 12

Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Апробация

В лабораторию академик вошел со смутным чувством предубежденности, от которого так и не мог отделаться. "Трудно быть объективным, когда заранее убежден в практической бесперспективности открытия, с которым тебе предстоит познакомиться, - думал он. - Честно говоря, я не должен был соглашаться на апробацию". Ему вспомнились те же сомнения, побудившие его самого безжалостно отвергнуть проблему, которой он отдал десять лет жизни в науке. Как удивлялся и шумел мир! "Человек, заглянувший в будущее, от него отворачивается" - были и такие газетные аншлаги. Да, он заглянул, действительно заглянул одним глазком в замочную скважину Времени. Его приборы, проникшие в область подсознательного, могли воссоздать зрительный образ человека и среды в любой день и год его предстоящей жизни. Но это был один вариант будущего - вероятностный вариант. Дерево Времени ветвисто, и кто мог предсказать, по какой ветви направится капля соха, идущая от корней… А создавать лишь одну из возможных картинок Завтра дело киношников, а не ученых. Открытие оказалось бесперспективным. И ученый ушел.

Сейчас его снова приглашали к замочной скважине Времени. Только дверь отворялась не в будущее, а в прошлое. Прогноз Кларка относил материализацию воспоминаний к половине двадцать первого века, ученик академика обогнал этот прогноз больше чем на пятьдесят лет. "Зачем вы пришли ко мне? - спросил академик пригласившего его кибернетика. - Только по праву ученика? Зыбкое право: я наименее подходящий человек для апробации вашего опыта". "Именно поэтому, - сказал кибернетик, - если я не сумею убедить вас сейчас, ваше "против" наверху неизбежно".

Итак, от него ждали одобрения. Старый ученый с любопытством оглядел обстановку аппаратной, показавшейся ему очень знакомой. Цветные провода с присосками, извлекавшие из головы испытуемого нужные отпечатки памяти, загадочные сенсорные устройства, заключенные в пластмассовую оболочку с глазками индикаторов, пульт с кнопками, и шкала со стрелкой, преследующей Время, даже большой стекловидный экран мнемовизора - точь-в-точь телевизорный в бездействии, такой же темный, мутный и лиловато поблескивающий, - все это он, казалось, знал и трогал в своей бывшей лаборатории. Невольно он искал что-то новое и невиданное. Таким, пожалуй, оказалось только световое табло над экраном, сейчас матовое и погасшее.

– Зачем это? - спросил академик.

– Мы показываем здесь крупно дату, чтобы вызвать ассоциативную связь.

Кибернетик с надеждой и тревогой всматривался в лицо своего бывшего учителя, а тот рассеянно отводил глаза.

– С чего начнем, юноша? - он все еще называл кибернетика юношей, хотя тому уже было за сорок.

– Садитесь в кресло, профессор. Правое, а налево, у пульта - я.

Против стекловидного экрана стояли привинченные к полу два кресла с обивкой из бледно-зеленого пенопласта. "Модерн, - неодобрительно подумал академик, - а на пульте, вероятно, всякие стереоскопические и стереофонические штучки". Он сел нарочно с размаха, неловко и грузно, но кресло устояло, а изящная обивка его легко прогнулась, объяв старческие телеса академика. "Модерн с удобствами", - отметил он, уже смягчившись, а вслух спросил:

– Воспоминания записываются!

– Обязательно. На специально обработанную магнитную пленку. Изображение и звук.

– В цвете?

– Конечно. Полная иллюзия жизни. Тона естественные, не очень контрастные.

– Значит есть и мемориотека?

– Пока всего несколько записей. Большинство мои.

Академик никак не мог настроить себя на серьезный доброжелательный разговор. Не хотелось спрашивать, а спросилось:

– И среди них, конечно, уникум? Самый счастливый день в вашей жизни?

– Скорее наоборот, - усмехнулся кибернетик. - Хорошо получился прескверный день. Разговор с женой накануне нашего разрыва.

– Покажите?

Кибернетик смутился.

– Это очень уж личное, профессор.

– А есть не личное? Что-нибудь non multa, sed multum [не много, но многое (лат.)].

– Есть, - в глазах у кибернетика мелькнула смешливая искорка. - Ваш экзамен. Когда вы меня провалили.

Он достал катушку с пленкой, вложил в щель Прибора, закованного в белую пластмассовую броню, и нажал кнопку на пульте. Экран осветился изнутри, как подсвеченный утренним солнцем туман, что-то вспенилось в нем и растаяло. Возник длинный экзаменационный стол, какие были в ходу четверть века назад. За столом сидел помолодевший лет на двадцать академик - тогда еще ординарный профессор, с проседью на висках, ныне, увы, совсем золотящихся от пожелтевшей с возрастом седины. Стол, катушки с магнитными лентами, листки белой бумаги - все это было отлично видно. Только костюм на экзаменаторе-как-то странно менял цвет.

– Плохо помню, - признался смущенный кибернетик, - несколько отпечатков памяти наплывают друг на друга, ложатся несинхронно, в разбивку.

Его самого видно не было - перед столом, как в телевизионном кадре, возникали только большие руки, протягивались ниоткуда и пропадали за невидимой рамкой, жестикулирующие, навязчивые, хватающие то карандаш, то бумагу. "Это понятно, - думал академик. Воспоминание, записанное или не записанное, воссоздает только то, что видит и фиксирует глаз".

Сначала тихо, потом все громче и громче доносился разговор экзаменатора со студентом. Звук был чистый, без характерных недостатков магнитной записи.

– Можно ли раскрыть механизм, с помощью которого мозг принимает решения, связанные с условной адаптацией к среде?

Для нынешнего академика его вопрос, прозвучавший два десятилетия назад, показался элементарным, чуть ли не детским. Но студент долго молчал. Потом сказал неуверенно:

– Я думаю, профессор…

– Вы думаете или это установила наука?

– Простите, не уверен. Кажется экспериментально установлено, что у некоторых людей в подобной ситуации имеет место некоторое возрастание альфа-частоты.

– А если у человека нет альфа-ритмов?

Молчание. Академику свой голос показался неожиданно и неприятно звонким, а молчание кибернетика-студента свидетельством лености и невежества. Тогда он, вероятно, думал так же и как жестоко ошибся! Теперь он спросил с кресла, а не из-за стола, и не экзаменующегося студента, а сидевшего рядом ученого:

– Сократить можно?

– Конечно, - согласился кибернетик и тронул другую кнопку. Стол исчез в клубах тумана, послышалось жужжание прокручиваемой катушки, потом туман снова растаял и стол с молодым академиком опять возник впереди.

И тут же академик услышал свой вопрос из глубины прошлого.

– А что такое Е-волна?

– Expectancy wave. Волна ожидания.

– В чем же ее физиологическая сущность?

Молчание. Мелькнули руки, на мгновение закрывшие стол. Правая рука подтянула рукав левой.

– Не является ли Е-волна признаком кратковременной памяти?

Молчание.

– Не помните. Плохо. А какую память вы используете, заглядывая а шпаргалку под рукавом?

– Выключайте, - сказал сегодняшний академик.

Ему показалось, что кибернетик спрятал улыбку, выключая экран.

– Радуетесь, видя мою ошибку?

– Почему вашу - мою! - поправил кибернетик.

– Сотни заурядпрофессоров и до и после меня порой не умели разглядеть под маской нерадивого студента будущего ученого.

Академик процедил эту реплику из чувства справедливости и тут же оборвал:

– Ну, в теперь о ваших ошибках, юноша.

– На экзамене?

– Нет, в записи. Вы не только забыли цвет моего костюма, но и мое лицо. Тогда я брил усы, а не подстригал, как сейчас. Не очень уверен я и в воссоздании текста. Вероятно, у меня получалась бы несколько иная картина.

– Давайте сравним, - предложил кибернетик.

Академик отрицательно махнул головой и долго молчал, прежде чем спросить: