НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 24 - Булычев Кир. Страница 20
— И не только мне, брат, — сказал Роман. — Ты знаешь, что у нас живет польская княжна?
Шар опять приблизился к Кину. Губы Кина шевельнулись, и шар передал его шепот:
— Плохо дело. Думай, Жюль…
Жюль кивнул, словно Кин мог увидеть его. И обернулся к Анне — может, искал сочувствия?
— Если ты уйдешь, я не справлюсь с машиной? — спросила Анна.
— Нет, моя девочка, — сказал Жюль тихо. — Тебе не вытянуть нас.
Роман и рыцарь подняли головы.
— Кто-то идет, — быстро сказал Роман отроку. — Задержи его. Я вернусь. — Рыцарь тяжело встал из-за стола и опустил капюшон.
— Завязать глаза? — спросил Фридрих.
Роман махнул рукой.
— Я выйду с тобой. Скорей.
Потайная дверь закрылась за рыцарем и Романом.
Шут спустился по лестнице.
— Где хозяин? — спросил он.
— Не знаю, — сказал отрок.
— Убежал к орденским братьям? Нет, он один не убежит. Ему все это нужно… это его золото… Это его власть и слава.
22
— Жюль, — сказала Анна. — Я знаю, что сделать.
— Да? — Жюль снова увеличил лицо Кина. Кин смотрел на шута.
— Я похожа на Магду. Ты сам говорил, что я похожа на Магду.
— Какую еще Магду? — В гусарских глазах Жюля была тоска.
— Польскую княжну, Магдалену.
— Ну и что?
— Жюль, я пойду туда. Вместо нее.
— Ты что, с ума сошла? Не говори глупостей. Тебя узнают. Мне еще не хватало твоей смерти. И куда мы княжну денем?
— Да слушай спокойно. Жюль, милый, у нас с тобой нет другого выхода. Время движется к рассвету. Кин связан и бессилен.
— Замолчи. И без твоих идей тошно.
— Все очень просто. Ты можешь меня высадить в любом месте?
— Конечно. — Он пожал плечами.
— Тогда высади меня в спальне княжны. Это единственный выход. Сообрази, наконец. Если я не проберусь к Кину в ближайшие минуты, он погибнет. Я уж не говорю, что провалится все ваше дело. Кин может погибнуть. И мне это не все равно!
— Ты хочешь сказать, что мне все равно? Ты что думаешь, Кин первый? Думаешь, никто из нас не погибал?…
Из окошка тянуло влажным холодом — погода в двадцатом веке тоже начала портиться. Брехали собаки. Анна вдруг почувствовала себя вдвое старше Жюля.
— Не в этом дело! Веди шар! Будь мужчиной, Жюль! Вы уже посвятили меня в ваши дела…
— Да, но… — Жюль замялся. — Слишком уж нарушаем прошлое.
— Переживем! Вспомни: Кин лежит связанный.
Жюль несколько секунд сидел неподвижно. Затем резко обернулся, оценивающе посмотрел на Анну.
— Может получиться так, что я не смогу за тобой наблюдать.
— Не теряй времени. Веди шар в терем. Мне же надо переодеться.
— Погоди, может быть…
— Поехали, Жюль, миленький!
Анну охватило лихорадочное нетерпение, будто предстоял прыжок с парашютом, и было страшно, но страх опоздать с прыжком был еще сильнее.
Шар покинул дом Романа, пронесся над крышей. Краем глаза Анна увидела огоньки на стенах и далекое зарево. Впереди был терем.
Шар завис в коридоре, медленно пополз вдоль темных стен. Анна подошла к раме, хотела шагнуть, потом опомнилась, начала торопливо стаскивать кофту…
— Все чисто, — сказал Жюль. — Можно.
— Постой, — крикнула Анна. — Я же не могу там оставлять одежду…
Княжна спала на низком сундуке с жестким подголовником, накрывшись одеялом из шкур. Одинокая плошка мерцала на столе. По слюде окна стекали мутные капли дождя.
Шар закружился по комнате, обежал углы, остановился перед задней, закрытой дверью…
— Учти, что там спит ее тетка, — сказал Жюль. Потом другим голосом, изгнав сомнения:
— Ладно. Теперь слушай внимательно. Момент переноса не терпит ошибок.
Жюль поднялся, достал из пульта плоскую облатку чуть поменьше копеечной монетки, прижал ее под левым ухом Анны. Облатка была прохладной, чмокнув, она присосалась к коже.
— Чтобы вернуться, ты должна замкнуть поле. Для этого дотронешься пальцем до этой… присоски. И я тебя вытяну. Будешь там приземляться — чуть подогни ноги, чтобы не было удара.
Польская княжна повернулась во сне, шевельнулись ее губы. Рука упала вниз — согнутые пальцы коснулись пола.
Анна быстро шагнула в раму. Платформа холодом тронула босые ноги. И сейчас же закружилась голова, и началось падение — падение в глубь времени, бесконечное и страшное, потому что не за что было уцепиться, некому крикнуть, чтобы остановили, удержали, спасли, и не было голоса, не было верха и низа, была смерть или преддверие ее, и в голове крутилась одна мысль — зачем же ей не сказали? Не предупредили? Зачем ее предали, бросили, оставили, ведь она никому плохого не сделала! Она еще так молода, она не успела пожить… Жалость к себе одолела слезной немощью, болью в сердце, а падение продолжалось и вдруг прервалось: подхватило внутренности, словно в остановившемся лифте, и Анна открыла глаза…
Твердый пол ударил снизу по ступням.
Анна проглотила слюну.
Круглая плошка с плавающим в ней фитилем горела на столе. Рядом стоял стул с прямой высокой спинкой. Запах плохо выделанных шкур, печного дыма, горелого масла, пота и мускуса ударил в ноздри… Анна поняла, что она в другом веке.
Сколько прошло времени? Час или больше?… Нет, это ложное ощущение — ведь Кин проскочил в прошлое почти мгновенно: ступил в раму и оказался во дворе Романа. А вдруг машина испортилась и ее путешествие в самом деле затянулось? Нет, на низком сундуке спит польская княжна, рука чуть касается пола.
— Раз, два, три, четыре, пять, — считала про себя Анна, чтобы мысли вернулись на место. Жюль сейчас видит ее в шаре. Где же шар? Наверное, чуть повыше, над головой, и Анна посмотрела туда, где должен был висеть шар, и улыбнулась Жюлю — ему сейчас хуже всех. Он один. Ах ты, гусар из двадцать седьмого века, тебе, наверно, влетит за ископаемую девчонку…
Теперь надо действовать. И поживей. В любой момент может начаться штурм города. Анна поглядела в небольшое, забранное слюдой окошко, и ей показалось, что в черноте ночи она угадывает рассветную синеву.
Платье Магдалены лежало на табурете рядом с сундуком, невысокие сапожки без каблуков валялись рядом.
Анна прислушалась. Терем жил ночной жизнью — скрипом половиц, шуршанием мышей на чердаке, отдаленным звоном оружия, окриком караульного у крыльца, шепотом шаркающих шагов… Княжна забормотала во сне. Было душно. В тринадцатом веке не любили открывать окон.
Громко зашуршало платье княжны. Надевать его пришлось снизу — выше талии оно скреплялось тесемками. В груди платье жало — ладно, потерпим. Теперь очень важно — платок. Его нужно завязать так, чтобы скрыть волосы. Где шапочка — плоская с золотым обручем? Анна взяла плошку, посветила под столом, в углу — нашла шапочку. Сейчас бы зеркало, — как плохо отправляться в прошлое в такой спешке. «Наряд нам должен быть к лицу, — подумала Анна, — но как жаль, что информацию об этом придется черпать из чужих глаз». Конечно, у княжны где-то есть зеркальце на длинной ручке, как в сказках, но нет времени шарить по чужим сундукам. Анна сунула ногу в сапожок. Сапожок застрял в щиколотке — ни туда, ни сюда. За перегородкой кто-то заворочался. Женский голос спросил по-русски:
— Ты чего, Магда? Не спишь.
Анна замерла, ответила не сразу.
— Сплю, — сказала она тихо.
— Спи, спи, — это был голос тетки. — Может, дать чего?
Тетка тяжело вздохнула.
Анна отказалась от мысли погулять в сапожках. Ничего, платье длинное. Как жаль, что дамы в то время не носили вуаль… Впрочем, наша трагедия проходит при тусклом искусственном освещении; тут и в родной маме можно усомниться. Анна осмотрелась в последний раз, — может, забыла что-нибудь? Легонько подняла руку княжны и положила на сундук — чтобы не затекала. Подумала, что сейчас Жюль, наверное, обругал ее последними словами. Что за ненужный риск! Анна ощущала странную близость, почти родство с девушкой, которой в голову не могло бы прийти, что ее платье надела на себя другая, та, которая будет жить через много сот лет…