Дитя четверга - Браун Сандра. Страница 3
– Нет! Это любимое платье Дэвиса. Он просил, чтобы сегодня я была в нем.
Происшествие на тротуаре на время заставило Эллисон забыть об этом. Однако сейчас, глядя на свое отражение в зеркале, она снова обратила внимание на платье. На плечах были лишь тонкие тесемки. Глубокий вырез основательно открывал грудь. И зачем Энн еще более пышные формы? Непонятно. Ей казалось, что и ее грудь вот-вот вывалится из платья. Но этому тоже сейчас уже ничем не поможешь.
Она с сожалением сняла очки и убрала в сумочку. Тяжело вздохнув, Эллисон вышла в вестибюль. К счастью, метрдотель довел ее до стола, иначе она не нашла бы мужчин в освещенном свечами зале. При ее появлении оба встали.
– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Дэвис, помогая ей сесть.
– За исключением того, что поехал мой чулок.
– Это не страшно. Выглядишь ты отлично. – Дэвис наклонился и запечатлел легкий поцелуй в губы. Ей пришлось приложить много усилий, чтобы не отпрянуть в сторону.
– Спасибо. Мне очень жаль, что я оказалась такой неуклюжей! Не знаю, что со мной случилось. Я подняла голову, когда ты окликнул меня, – и вдруг свалилась.
Она переживала за Дэвиса. Дэвис Лундстрем никогда ее не волновал, но его обожала Энн. У него приятная внешность, он был щедр, любезен, уравновешен, считался хорошим специалистом в своем деле – оно имело какое-то отношение к компьютерам. Эллисон никак не хотела ставить в неловкое положение своего будущего зятя.
– Произошла случайность, – дружелюбно сказал Дэвис, кладя ладонь ей на колено. Увидев, как вздрогнула Эллисон, он спросил:
– Что такое?
– У меня коленка болит.
– Ах, прости, малышка. Он убрал руку, и Эллисон расслабилась.
– Я рад, что вы ничего не повредили, – сказал Спенсер. Она живо обернулась к нему и была слегка разочарована тем, что не может рассмотреть черты лица. У него был приятный, волнующий голос. Она знала, что он высок. Когда подхватил ее после падения, макушка ее головы не доходила до его подбородка. По всей видимости, мускулистый и сильный. Она помнила, какой надежной опорой оказалась для нее его крепкая грудь.
– Дэвис давно мечтал о вашем приезде.
– А мне до смерти хотелось увидеть вас. Когда мы ехали из аэропорта, Дэвис без умолку говорил о своей невесте, – улыбаясь, сказал Спенсер. – Но даже столь восторженные слова не способны выразить, насколько вы очаровательны. Я поздравляю друга с его выбором.
– С-спасибо, – заикаясь, поблагодарила она. Ей редко приходилось слышать от мужчин комплименты. Будь на ее месте Энн, она бы наверняка отреагировала какой-нибудь игривой, остроумной репликой. Эллисон же сидела, словно проглотив язык, руки и колени до сих пор еще тряслись, и всего лишь потому, что у мужчины голос по звучанию напоминал виолончель; да и вообще ей не приходили на ум никакие реплики – ни игривые, ни остроумные, ни серьезные.
Как она сумеет есть без того, чтобы не вывалить половину еды себе на колени?
Интересно, а Спенсер Рафт смотрит сейчас на ее грудь? Она вдруг с какой-то внезапной обостренностью ощутила себя голой. Как ни странно, ее не интересовало, смотрит ли на нее Дэвис.
– А вот и напитки, – сказал Дэвис. – Я заказал тебе как всегда.
Эллисон любила перье и лаймовый сок. Она не решалась спросить, что обычно пила Энн. Организм сестры был гораздо более терпим к спиртному, чем ее собственный.
– Сразу два? – спросила она. О Господи, неужели двойная порция?
– Сегодня счастливый день, – пояснил Дэвис и поднял свой бокал. – За старую дружбу! Рад тебя видеть, Спенсер!
– И за тебя, Дэвис, – откликнулся Спенсер, также поднимая бокал.
Эллисон нерешительно потянулась к бокалу. Ей удалось благополучно поднять его.
– За добрых друзей, – проговорила она. Водка «Коллинз», подумала Эллисон, сделав глоток. После половины бокала я окажусь под столом. После двух – потеряю сознание. Боже мой, как выжить при таких обстоятельствах? Может, лучше открыть всю правду, пока не разразился настоящий скандал? Но уж тогда Энн точно порвет с ней всякие отношения.
– Ваша закуска, мадам, – услышала Эллисон официанта, который ожидал, когда она уберет руку, чтобы можно было поставить перед ней тарелку.
– Я заказал для тебя pate de foie gras, [1] дорогая, – сказал Дэвис. – Я знаю, что ты его очень любишь.
Она вдруг почувствовала, как к ее горлу что-то подкатило. Pate. Как бы красиво ни называли, какие бы приправы ни добавляли, печенка всегда оставалась печенкой и не лезла ей в горло.
– Очень мило с твоей стороны. Но я хочу поделиться с вами обоими. – Она слабо улыбнулась и погладила Дэвиса по руке. Он поцеловал ее в щечку. Эллисон вдруг пришло в голову, что за сегодняшний вечер ее целовали больше, чем в течение всей жизни.
Подошел официант, чтобы принять заказ.
– Ты, конечно, хочешь грудинку? – спросил Дэвис.
Эллисон испытывала недоверие к мясу и изредка ела лишь хорошо прожаренную говядину в гамбургерах.
– Пожалуй, я лучше возьму омары. Дэвис засмеялся, решив, что она шутит. Наклонившись, он доверительно сказал Спенсеру:
– Когда последний раз она поела омаров, у нее появилась сыпь.
Эллисон покраснела до корней волос, а Дэвис поцеловал ее в ухо и промурлыкал:
– Дорогая, зачем опять играть в эту игру? Я не хочу, чтобы ты снова пережила приступ аллергии.
Эллисон закрыла меню и сделала вид, что весело смеется.
– Да, это было ужасно!
Как ее угораздило забыть, что у Энн аллергия на омары и устрицы?
Когда заказ был сделан, Дэвис отлучился в туалет. Официант предложил убрать тарелку с закуской, и Эллисон обрадовалась, что появилась возможность отделаться от паштета. Она съела три крекера, запив каждый из них содержимым бокала, и у нее закружилась голова и появился звон в ушах.
Чувствуя себя неуютно в присутствии незнакомого мужчины, она нашла бокал с коктейлем, отыскала соломинку и стала рассеянно вертеть ее в руке. Спенсер наклонился к Эллисон. На нее повеяло легким запахом одеколона.
– Вы сильно ушиблись во время падения. Уверены, что чувствуете себя хорошо? – тихо спросил он.
Она ощутила его дыхание на шее и на обнаженной руке.
– Вполне уверена. Я чувствую себя хорошо. – Ей никак не удавалось рассмотреть его лицо, и это сильно раздражало.
– Вы пьете из двух бокалов, – шепотом сказал Спенсер, и хотя Эллисон не могла этого видеть, чувствовала, что он улыбается.
– Разве? – испугалась она, но тут же решила последовать примеру Энн и радостно засмеялась. – Очень глупо с моей стороны.
– И не стали есть паштет, хотя Дэвис упорно утверждал, будто вы его страшно любите.
Энн рассказывала ей, что старинный приятель Дэвиса занят в загадочном бизнесе и исколесил весь мир. Чем бы он ни занимался, но этот человек был вовсе не глуп и гораздо более наблюдателен, нежели Дэвис.
– Я разнервничалась.
– Почему?
– Из-за вас.
– Из-за меня?
– Дэвис хотел, чтобы я произвела на вас хорошее впечатление.
Как могло такое вырваться у нее? Впрочем, может быть, это послужит толчком для непринужденного разговора. Не исключено, что она польстила ему, и он немного расслабится, отодвинется и примет позу человека, которого погладили по шерсти.
К ее ужасу, Спенсер не только не отодвинулся, но даже наклонился к ней ближе.
– В таком случае успокойтесь. Вы произвели на меня впечатление.
Она и сейчас была не в состоянии рассмотреть выражение его лица, однако смогла его почувствовать. Это можно было угадать по голосу – проникновенному, глубокому, волнующему. Она ощущала, как его глаза блуждают по ее груди. Задерживаются на сосках, которые чутко реагируют на магнетический голос.
Эллисон очень обрадовалась, когда в этот момент вернулся Дэвис. Сердце у нее стучало словно молот, ободранные ладони взмокли от пота. Несмотря на саднящее колено, она положила ногу на ногу и плотно их сжала.
– Расскажите мне о свадьбе, – сказал Спенсер так, будто речь шла о погоде.
1
печеночный паштет (фр.).