Они появляются в полночь - Хэйнинг Питер. Страница 14

Однажды вечером, часов так около девяти, мистер Уорби постучался в дверь комнаты жильца.

— У меня есть один повод, — сказал он, — сходить нынче в собор, мистер Лэйк, и, как мне помнится, я вам обещал при первом же удобном случае показать, как он выглядит в ночные часы. Как раз сегодня такой случай нам предоставляется. На улице ясно и сухо — если вы не раздумали идти..

— Ну разумеется, не раздумал. Премного вам благодарен, мистер Уорби, за то, что вы не забыли мою просьбу. Позвольте только я захвачу пальто.

— Вот оно, сэр, будьте добры, наденьте, пожалуйста. Я взял с собой для вас фонарь: надеюсь, вы согласитесь, что в безлунную ночь он окажется не лишним — в особенности на лестницах.

— Увидь нас кто-нибудь в эту минуту, непременно бы принял за новоиспеченных Джаспера и Дердлса, не правда ли, похоже? — пошутил Лэйк, когда они пересекли открытое место около собора, окруженное со всех сторон прицерковными постройками, — дело в том, что он успел предварительно удостовериться в том, что служитель читал «Эдвина Друда».

— Да уж, не без этого, — откликнулся на шутку мистер Уорби и коротко хохотнул. — Только вот не совсем я уверен в том, что мы бы восприняли такое сравнение за комплимент. Странные у нас порядки в соборе, сэр, не находите ли вы? Полный состав хора собирается на утреннюю спевку и службу аж к семи часам — и так круглый год. Голоса-де наших мальчишек их нынче не устраивают, так они нанимают на службу одного или двух взрослых мужчин, а тем ведь и платить надобно пожирнее — это, понятное дело, ежели капитул согласится, — особливо касательно альтов.

Они стояли у юго-западного входа в собор. Пока мистер Уорби возился с замком, Лэйк поинтересовался:

— А не доводилось вам обнаружить внутри запертого по ошибке человека?

— Дважды со мной случалось подобное. Один раз там оказался пьяный матрос. Как он умудрился проникнуть в собор — ума не приложу. Я так думаю, что он задремал во время службы. Когда же я до него добрался, он, право слово, готов был до крыши прыгать от счастья. О-с-с-по-ди! Как же он шумел, как ругался! Я, говорит, впервые за десять лет внутрь церкви зашел и ни за какие коврижки, говорит, больше моей ноги в ней не будет. А во второй раз это был вообще старый баран: мальчишки с ним одну штуку выкинули — ох уж мне их проказы! Ну да это уж в последний раз, больше у меня не пошуткуют. Так вот, сэр, мы и выглядим в ночное время; покойный декан наш раз от разу приводил сюда любопытствующих сразу по нескольку человек, ну и читал им вслух один стих — что-то касательно шотландского собора, насколько я понимаю, но наверное сказать вам не могу. Что до меня, то я, например, считаю, что эффект получается очень красивый, — когда внутри темным-темно. Подчеркивает темнота, понимаете, размеры и высоту собора. А теперь, если вы не возражаете, постойте где-нибудь некоторое время и осмотритесь, пока я схожу на хоры — мне там требуется кое-что сделать.

Лэйк последовал его совету и, прислонившись к колонне, наблюдал за светом покачивавшегося в руке служителя фонаря сначала по всей длине собора, потом вверх по ступенькам на хоры, пока свет не заслонил какой-то занавес или предмет убранства церкви и видны были лишь отблески в простенках и на крыше. Довольно скоро в проеме двери, ведущей на клирос, возникла фигура Уорби, просигналившего фонарем, чтобы Лэйк присоединился к нему.

«Надеюсь только, что это и вправду Уорби, а не фантом», — подумал Лэйк, направляясь к нему. Все получилось как нельзя лучше. Уорби показывал ему бумаги и документы, которые принес от декана, поинтересовался, как ему понравилось зрелище ночного собора — Лэйк согласился, что оно в самом деле заслуживало внимания и поглядеть на собор ночью, несомненно, стоило.

— Мне кажется, — сказал он Уорби, когда они преодолевали вместе алтарные ступени, — что за время стольких ночных посещений вы, должно быть, привыкли и не испытываете нервозности и беспокойства от мрачности этого места, однако я уверен, что и вы вздрагиваете, когда с полки вдруг свалится книга или неожиданно со скрипом откроется дверь.

— Нет, мистер Лэйк, позвольте с вами не согласиться, не могу сказать, что меня уж так сильно тревожат всякие там загадочные звуки — теперь-то уж точно не тревожат. Я скорее волнуюсь, чтоб, не приведи Господь, не приключилось бы утечки газа, а то и взрыва в дымоходе — вот тут-то и вправду вздрогнешь. А вообще, были такие времена: давно, столько лет уже минуло. Обратили вы внимание на одну очень простенькую надгробную плиту в алтаре? Мы обычно говорим, что она древняя, пятнадцатый век — уж не знаю, согласитесь ли вы с подобным утверждением. А если не заметили, то, милости прошу, вернитесь немного назад и разглядите ее хорошенько.

Надгробие находилось в северной части клироса и расположено было крайне неудобно: всего в трех метрах от каменного ограждения, замыкающего пространство алтаря. Ничем не примечательное, как и предупреждал служитель, с самой заурядной отделкой по камню. С северной стороны надгробия (ближе к каменной перегородке) стоял металлический крест — единственное украшение могилы, представляющее какой-то интерес.

Лэйк подтвердил, что назвать его очень старым нельзя.

— Однако, — заметил он, — если только это не захоронение какой-нибудь замечательной персоны, то надеюсь, вы извините мне мою нескромность, когда я осмелюсь высказать мнение, что надгробие ничем особенным не примечательно.

— Н-да, не могу сказать, что это надгробие принадлежит человеку, оставившему след в истории, — согласился Уорби с натянутой улыбкой, — потому как мы в точности не знаем, за отсутствием документов, кому оно, так сказать, было воздвигнуто. Ну а раз так, то ежели вы, сэр, располагаете получасом свободного времени, то я, значит, расскажу вам, как только вернемся домой, историю, связанную с этим самым надгробием. Сейчас я, пожалуй, начинать не стану: здесь становится холодно, да ведь и не собираемся же мы здесь всю ночь торчать.

— Ну конечно же, я очень рад буду услышать эту историю.

— Вот и отлично, сэр, вы ее услышите. Знаете, мне очень хочется задать вам один вопрос, если не возражаете, — продолжил он, когда они проходили по клиросу. — В нашем местном путеводителе — да и не только в нем, и в той книжечке, посвященной собору, которая выходила в тех, значит, сериях, — так вот, везде говорится, что вот эта именно часть здания была возведена до двенадцатого века. Ну, и я бы с удовольствием предложил вам, сэр, вид на эту древность вот с этого самого места, только не споткнитесь, сэр, прошу вас, но я хотел бы знать, каково ваше мнение, напоминает ли вам кладка камня в этом участке стены, — он постучал ключом по стене, — как, по-вашему, можно тут углядеть дух того, что зовется саксонской архитектурой? По-моему, так ею здесь и не пахнет, не так ли? И уж поверьте мне, я так им прямо и говорил — и библиотекарю нашему из «Свободной Библиотеки», здесь у нас в городе, и тому другому, что нарочно из Лондона приезжал, — обоим раз пятьдесят, не меньше, талдычил про этот кусок стены и про кладку. Но так оно и получается: сколько людей, столько и мнений.

Дискуссия на тему этой особенности человеческой натуры настолько занимала мистера Уорби, что он распространялся и спорил с собеседником почти до самого дома. Неразожженный камин у мистера Лэйка в комнате привел мистера Уорби к логическому умопостроению, что лучше всего было бы им закончить вечер в его собственных апартаментах, что он и не замедлил предложить мистеру Лэйку, и в самом скором времени они расположились поудобнее в креслах гостиной мистера Уорби.

Рассказ мистера Уорби оказался довольно длинным, посему не буду приводить его весь, от слова до слова, и в том порядке, какой предпочел избрать рассказчик. Лэйк перенес суть его на бумагу сразу же по возвращении в свою комнату, украшая повествование некоторыми отрывками, воспроизведенными им дословно, настолько отчетливо они запечатлелись в его памяти.

* * *

Родился мистер Уорби, как выяснилось, году в 1828. Его отец также в свое время имел отношение к собору, и дед тоже. И тот и другой мальчиками пели в церковном хоре, а потом решили связать дальнейшую жизнь с собором: один работал каменщиком, а другой — плотником в мастерских при церкви. Уорби и самого, не спросив его согласия, как он чистосердечно признался, в возрасте десяти лет от роду командировали в церковный хор.