О скитаньях вечных и о Земле (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 279
Пошатываясь, он спустился по лестнице и вышел на улицу.
Город лежал в темноте. Не горели больше красные неоновые огни, не играла музыка, не носились в воздухе кухонные запахи. Давным-давно забросу он фантастику механической лжи. Прислушайся! Что это — шаги?.. Запах! Должно быть, клубничный пирог!.. Он прекратил все это раз и навсегда.
Подошел к каналу, где звезды мерцали в дрожащей воде.
Под водой шеренга к шеренге, как рыбы в стае, ржавели роботы — бездушное население Марса, которое он создавал в течение многих лет, а потом внезапно осознал жуткую бессмысленность того, что делает, и приказал им — раз, два, три, четыре! — шествовать на Дно канала, и они утонули, пуская пузыри, как пустые бутылки. Он истребил их всех — и не чувствовал угрызений совести.
В неосвещенном домике тихо зазвонил телефон.
Бартон прошел, мимо. Телефон замолк.
Зато впереди, в другом коттедже, забренчал звонок, словно догадался о его приближений. Он побежал. Звонок остался позади. Но на смену пришли новые звонки — в этом домике, в том, здесь, там, повсюду! Он рванулся прочь. Еще звонок!
— Ладно,— прокричал он в изнеможении — Ладно, иду!
— Алло, Бартон!
— Что тебе еще?
— Мне одиноко. Я живу, только когда говорю. Значит, я должен говорить. Ты не можешь заставить меня замолчать.
— Оставь меня в покое! — в ужасе воскликнул старик.— Ох, сердце схватило...
— Говорит Бартон. Мне двадцать четыре. Прошло еще два года. А я все жду. И мне все более одиноко. Прочел «Войну и мир». Выпил реку вина. Обошел все рестораны — и в каждом был сам себе официант, и повар, и оркестрант. Сегодня играю в фильме в «Тиволи». Эмиль Бартон в «Напрасных усилиях любви» исполнит все роли, некоторые в париках!..
— Перестань мне звонить — или я тебя убью!
— Не сумеешь. Сперва найди меня!
— И найду.
— Ты же забыл, где меня спрятал. Я везде: в кабелях и коробках, в домах и башнях, и под землей. Давай убивай! Как ты это назовешь? Телеубийством? Самоубийством? Ревнуешь, не так ли? Ревнуешь ко мне, двадцатичетырехлетнему, ясноглазому, сильному, молодому... Ладно, старик, война так война! Война между нами! Между мной — и мной! Нас тут целый полк всех возрастов против тебя, единственно живого. Валяй, объявляй войну!
— Я убью тебя!..
Щелк.
Тишина.
Он вышвырнул телефон в окно.
В полночный холод автомобиль пробирался по глубоким долинам. На полу под ногами Бартона были сложены пистолеты, винтовки, динамит. Рев мотора отдавался в его источенных, усталых костях.
«Я найду их,— повторял он себе,— найду и уничтожу всех до единого. Господи^ и как он только может так поступать со мной?..»
Он остановил машину. Под заходящими лунами лежал незнакомый город. В воздухе висело безветрие.
Он сжал винтовку холодными руками. Смотрел на столбы, башни, коробки. Где же запрятан голос в этом городе? Вон в той башне? Или вон там, подальше? Сколько лет прошло! Он судорожно повел головой в одну сторону, в другую...
Поднял винтовку.
Башня развалилась с первого выстрела.
«А надо все до одной,— подумал он.— Придется срезать в этом городе все башни. Я забыл, забыл! Слишком давно это было...»
Машина двинулась по безмолвной улице.
Зазвонил телефон.
Он бросил взгляд на вымершую аптеку.
Да, там аппарат.
Сжав пистолет, сбил выстрелом замок и вошел внутрь.
Щелк.
— Алло, Бартон! Предупреждаю: не пытайся разрушить все башни или взорвать их. Сам себе перережешь глотку. Одумайся!
Щелк.
Он тихо вышел из телефонной будки, выбрался на улицу и все прислушивался к смутному гулу башен. Гул доносился сверху —они все еще работали, все еще были в действии. Посмотрел на них снова и вдруг сообразил: он не вправе их уничтожить. Допустимее Земли прилетит ракета ~ невозможная мысль, но что, если она все-таки прилетит сегодня, завтра, через неделю? И сядет на другой стороне планеты, и кто-то захочет связаться с Бартоном по телефону — и обнаружит, что вся связь прервана?..
Он опустил винтовку.
— Да не придет она,— возразил он себе вполголоса,— Я старик. Поздно, слишком поздно...
«Ну а вдруг придет,— подумал он,— а ты и не узнаешь. Нет, связь должна оставаться в порядке...»
Телефон в аптеке зазвонил снова.
Он тупо повернулся. Прошаркал обратно в аптеку, непослушными Пальцами поднял трубку:
— Алло!..
Незнакомый голос.
— Пожалуйста,— произнес старик,— оставь меня в покое...
— Кто это? Кто там? Кто вы? Где вы? — откликнулся изумленный голос.
— Подождите.— Старик пошатнулся.— Я Эмиль Бартон; Кто со мной говорит?
— Говорит капитан Рокуэлл с ракеты «Аполлон-48». Мы только что с Земли.
— Нет, нет, нет!..
— Вы меня слушаете, мистер Бартон?
— Нет-нет! Этого не может быть...
— Где вы?
— Врешь! — Старику пришлось прислониться к стенке будки. Глаза Ничего не видели.—Это ты, Бартон, потешаешься надо мной, разыгрываешь меня!..
— Говорит капитан Рокуэлл: Мы только что сели. В Ныо-Чикаго. А вы где?
— В Гринвилле,— прохрипел старик.— Шестьсот миль от вас.
— Слушайте, Бартон, а вы не могли бы приехать сюда?
— Что?
— Нам нужно провести кое-какой ремонт. Да и устали за время полета. Вы могли бы приехать помочь?
— Да, конечно.
— Мы на поле за городом. К завтрашнему дню доберетесь?
— Да, но...
— Что еще?
Старик погладил трубку.
— Как там Земля? Как Нью-Йорк? Война кончилась? Кто теперь президент? Что с вами случилось?..
— Впереди уйма времени. Наговоримся, когда приедете.
— Но хоть скажите: все в порядке?
— Все в порядке.
— Слава Богу — Старик прислушался к звучанию далекого голоса.—А вы уверены, что вы действительно капитан Рокуэлл?
— Черт возьми!..
— Прошу прощения...
Он повесил трубку и побежал.
Они здесь, после стольких лет одиночества,— невероятно,— люди с Земли, люди, которые возьмут его с собой, обратно к земным морям, горам, небесам...
Он завел машину. Он будет ехать всю ночь напролет. Риск стоит того — он вновь увидит людей, пожмет им руки, услышит их речь...
Громовое эхо мотора неслось по холмам.
Но этот голос... Капитан Рокуэлл. Не мог же это быть он сам сорок лет назад... Он не делал, никогда не делал подобной записи! А может, делал? В приступе депрессии, в припадке пьяного цинизма не придумал ли он однажды ложную запись ложной посадки на Марсе ракеты с поддельным капитаном и воображаемой командой? Он зло мотнул головой. Нет! Он просто подозрительный дурак. Теперь не время для сомнений. Нужно всю ночь, ночь напролет мчаться вдогонку за марсианскими лунами. Ох, и отпразднуют же они эту встречу!..
Взошло солнце. Он бесконечно устал, шипы сомнений впивались в душу, сердце трепетало, руки судорожно сжимали руль — но как сладостно было предвкушать последний телефонный звонок: «Алло, молодой Бартон!! Говорит старик Бартон. Сегодня я улетаю на Землю. Меня спасли!..» Он слегка усмехнулся.
В затаенные предместья Нью-Чикаго он въехал перед закатом. Вышел из машины — и застыл, уставясь на бетон космодрома, протирая воспаленные глаза.
Поле было пустынно. Никто не выбежал ему навстречу. Никто не тряс ему руку, не кричал, не смеялся.
Он ощутил, как заходится сердце. В глазах потемнело, он будто падал и падал сквозь пустоту. Спотыкаясь, побрел к какой-то постройке.
Внутри в ряд стояли шесть телефонов.
Он ждал, задыхаясь.
Наконец — звонок.
Он поднял тяжелую трубку.
Голос:
— А я еще гадал, доберешься ли ты живым...
Старик ничего не ответил, просто стоял и держал трубку в руке.
— Докладывает капитан Рокуэлл,— продолжал годос.— Какие будут приказания, сэр?
— Ты!..— простонал старик.
— Как сердчишко, старик?
— Нет!!!!
— Надо же было как-то устранить тебя, чтобы сохранить жизнь себе — если, конечно, можно сказать, что звукозапись живет...