О скитаньях вечных и о Земле (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 51

— «Электрическое тело пою!» [4]

Нахмурившись, он вопросительно посмотрел на отца:

— Это что еще такое?

— Читай дальше.

Мы с Агатой виновато оглянулись, словно испугались, что вот-вот войдет мама и застанет нас за этим недостойным занятием. А потом закивали головами: да-да, пусть Тимоти читает.

— «Фанто...»

— «Фанточини»,— не выдержав, подсказал отец.

— ...«"Фанточини, Лимитед". Мы провидим... Вот ответ на все ваши трудные и неразрешимые проблемы. Всего ОДНА МОДЕЛЬ, но ее можно видоизменять до бесконечности, создавая тысячи и тысячи вариантов, добавлять, исправлять, менять форму и вид... Единственная, уникальная... единая, неделимая, со свободой и справедливостью для всех».

— Где, где это написано? — закричали мы.

— Это я от себя добавил,— И впервые за много дней Тимоти улыбнулся.— Так вдруг, захотелось. А теперь слушайте дальше: «Для тех, кого измучили недобросовестные няньки и приходящая прислуга, на виду у которой нельзя оставить початую бутылку вина, кто устал от советов дядей и теток, преисполненных самых добрых намерений...»

— Да, добрых...— протянула Агата, а я, как эхо, повторил за ней.

— «...мы создали и усовершенствовали модель человека-робота на микросхемах с перезарядкой марки АСДСУ, электронную Бабушку...»

— Бабушку?!

Проспект упал на пол.

— Папа?..

— Не смотрите на меня так, дети,— прошептал отец.— Я совсем потерял голову от горя, я почти лишился рассудка, думая о том, что будет завтра, а потом послезавтра... Да поднимите же вы его, дочитайте до конца!

— Хорошо,— сказал я и поднял проспект.— «...Это Игрушка и вместе с тем нечто большее, чем Игрушка. Это Электронная Бабушка фирмы "Фанточини". Она создана с величайшим тщанием и заряжена огромной любовью и нежностью к вашим детям. Мы создавали ее для детей, знакомых с реальностью современного мира и еще в большей степени с реальностью невероятного. Наша модель способна обучать на двенадцати языках одновременно, переключаясь с одного на другой с быстротой в одну тысячную долю секунды. В ее электронной памяти, похожей на соты, хранится все, что известно людям о религии, искусстве и истории человечества...»

— Вот здорово! — воскликнул Тимоти. — Значит, у нас будут пчелы! Да еще ученые!..

— Замолчи,— одернула его Агата.

— «Но самое главное,— продолжал я,— что это Существо — а наша модель действительно почти живое существо,— это идеальное воплощение человеческого интеллекта, способное слушать и понимать, любить и лелеять ваших детей (как способно любить и лелеять совершеннейшее из творений человеческого разума),— наша фантастическая и невероятная Электронная Бабушка. Она будет чутко откликаться на все, что происходит не только в окружающем нас огромном мире и в вашем собственном маленьком мирке, но также во всей вселенной. Послушная малейшему прикосновению руки, она подарит чудесный мир сказок тем, кто в этом так нуждается...»

— Так нуждается...— прошептала Агата.

«Да-да, нуждается,— печально подумали мы.— Это написано о нас, конечно, о нас!»

Я продолжал:

— «Мы не предлагаем ее счастливым семьям, где все живы и здоровы, где родители могут сами растить и воспитывать своих детей, формировать их характеры, исправлять недостатки, дарить любовь и ласку. Ибо никто не заменит детям отца и мать. Но есть семьи, где смерть, недуг или увечье кого-либо из родителей грозят разрушить счастье семьи, отнять у детей детство. Приюты здесь не помогут. А няньки и прислуга слишком эгоистичны, нерадивы или слишком неуравновешенны в наш век нервных стрессов.

Прекрасно сознавая, сколь многое предстоит еще додумать, изучить, проверить и пересмотреть, постоянно совершенствуя из месяца в месяц и из года в год наше изобретение, мы, однако, берем на себя смелость уже сейчас рекомендовать вам этот образец, по многим показателям близкий к идеальному типу наставника — друга — товарища — помощника — близкого и родного человека. Гарантийный срок может быть оговорен в...»

— Довольно! — воскликнул отец.— Не надо больше. Даже я не в силах вынести этого.

— Почему? — удивился Тимоти.— А я только-только начал понимать, как это здорово!

Я сложил проспект.

— Это правда? У них действительно есть такие штуки?

— Не будем больше говорить об этом, дети,— сказал отец, прикрывая глаза рукой.— Безумная мысль...

— Совсем не такая уж плохая, папа,— возразил я и посмотрел на Тима.— Я хочу сказать, что если, черт побери, это лишь первая попытка и она удалась, то это все же получше, чем наша тетушка Клара, а?

Бог мой, что тут началось! Давно мы так не смеялись. Пожалуй, несколько месяцев. Конечно, я сморозил глупость, но все так и покатились со смеху, стонали и охали, да я и сам от души расхохотался. Когда мы наконец отдышались и пришли в себя, глаза наши невольно снова вернулись к рекламному проспекту.

— Ну? — сказал я.

— Я...— поежилась не готовая к ответу Агата.

— Это то, что нам нужно. Нечего раздумывать,— решительно заявил Тимоти.

— Идея сама по себе неплоха,— изрек я, по привычке стараясь придать своему голосу солидность.

— Я хотела сказать,— снова начала Агата,— можно попробовать. Конечно, можно. Но когда наконец мы перестанем болтать чепуху и когда... наша настоящая мама вернется домой?

Мы охнули, мы окаменели. Удар был нанесен в самое сердце. Я не уверен, что в эту ночь кто-нибудь из нас уснул. Вероятнее всего мы проплакали до утра.

А утро выдалось ясное, солнечное. Вертолет поднял нас над небоскребами, и не успели мы опомниться, как он высадил нас на крыше одного из них, где еще с воздуха была видна надпись: «Фанточини».

— А что такое Фанточини? — спросила Агата.

— Кажется, по-итальянски это куклы из театра теней. Куклы из снов и сказок,— пояснил отец.

— А что означает: «Мы провидим»?

— «Мы угадываем чужие сны и желания»,— не удержался я показать свою ученость.

— Молодчина, Том,— похвалил отец.

Я чуть не лопнул от гордости.

Зашумев винтом, вертолет взмыл в воздух и, на мгновение накрыв нас своей тенью, исчез из виду.

Лифт стремительно упал вниз, а сердце, наоборот, подпрыгнуло к горлу. Мы вышли и сразу же ступили на движущуюся дорожку — она привела нас через синюю реку ковра к большому прилавку, над которым мы увидели надписи:

— Зайчик?

Я сложил пальцы и показал на стене тень зайца, шевелящего ушами.

— Это заяц, вот волк, а это крокодил.

— Это каждый умеет,— сказала Агата.

Мы стояли у прилавка. Тихо играла музыка. За стеной слышался приглушенный гул работающих механизмов. Когда мы очутились у прилавка, свет в магазине стал мягче, да и мы повеселели, словно оттаяли, хотя внутри все еще оставался сковывающий холодок.

Вокруг нас, в ящиках и стенных нишах или просто свешиваясь с потолка на шнурах и проволоке, были куклы, марионетки с каркасами из тонких бамбуковых щепок, куклы с острова Бали, напоминающие бумажного змея и такие легкие и прозрачные, что при лунном свете кажется, будто оживают твои сокровенные мечты и желания. При нашем появлении потревоженный воздух привел их в движение. «Они похожи на еретиков, повешенных в дни празднеств на перекрестках дорог в средневековой Англии»,— подумал я. Как видите, я еще не забыл историю...

Агата с недоверием озиралась вокруг. Недоверие сменилось страхом и наконец отвращением.

— Если они все такие, уйдем отсюда.

— Тсс,— остановил ее отец.

— Ты уже однажды подарил мне такую глупую куклу, помнишь, два года назад,— запротестовала Агата.— Все веревки сразу перепутались. Я выбросила ее в окно.

— Терпение,— сказал отец.

— Ну что ж, в таком случае постараемся подобрать без веревок,— произнес человек, стоявший за прилавком.