Главный свидетель - Браун Сандра. Страница 23
Весело расхохотавшись, он уклонился от воображаемого удара в промежность.
– Я так и знал, что ты огорчишься, – тяжело вздохнул он.
– Я не огорчилась. Я просто обделалась от злости. Его веселая улыбка тут же слетела с лица:
– Неужели не нашлось других слов?
От этого дурацкого упрека она еще сильнее разозлилась:
– Я грублю тебе от отчаяния, Мэт. Черт возьми, мой муж всего лишь через три месяца после свадьбы предпочитает провести ночь с охотничьей собакой, а не со мной! Думаю, я имею право быть вульгарной.
Она резко повернулась, и направилась к книжному шкафу, где хранились фолианты по юриспруденции и толстенные тома федерального законодательства и законодательства Южной Каролины. Там же, на одной из полок стоял свадебный подарок Роско – картина в рамке, а с краешка их свадебная фотография. Она специально поместила картину на самом видном месте.
Когда Роско впервые увидел свой подарок в офисе, он гордо расправил плечи и выпятил грудь. Детская неподдельная радость уборщика до слез умилила ее. Пожалуй, не зря она пошла наперекор Гибу и Мэту и послала ему приглашение на свадьбу.
– Никак не пойму, – глядя на фото, сказала она, – почему для тебя так важно взглянуть на новую охотничью собаку.
– Для меня – нет, – спокойно возразил Мэт. – Но она так много значит для Леонарда, что я просто задену его, если не разделю с ним радость.
Она мгновенно повернулась и в упор посмотрела на него:
– А меня, значит, ты не заденешь.
– Я этого не хотел.
– Но ты именно так и поступаешь.
– Я делаю то, – еле сдерживаясь, произнес он, – что устраивает всех. И откровенно говоря, уже здорово устал от всей этой кутерьмы.
Похоже, он давно уже мучился, но не мог набраться смелости и завести разговор. Сейчас решился.
– Не знаю, что хуже, Кендал, – исподволь начал он, – твой обиженный вид, когда я не считаюсь с тобой, или упреки друзей, когда подчиняюсь тебе.
Слова прозвучали хлестко и обожгли ее до глубины души.
– Поскольку твоя женитьба стала помехой для твоих друзей, может, стоило хорошенько подумать, прежде чем предложить мне руку и сердце.
– Я искренне желал этого, – сказал он. – Правда. Но ты должна понять, что…
– Что ты прежде всего принадлежишь им, – закончила она. – И в особенности Гибу.
Он поспешно приблизился и обнял жену за плечи.
– Совершенно верно. После смерти матери я стал для него всем. Мы прожили вместе почти тридцать лет. Вдвоем, я и он. Теперь, в связи с моей женитьбой, он очень одинок.
– Одинок? – переспросила она возмущенным тоном. – Да я не задумываясь назову тебе дюжину женщин, которые ухлестывают за ним и стремятся переплюнуть одна другую лишь бы добиться его расположения. Предложений столько, что он мог бы целый год не обедать дома! Друзей больше, чем возможности всем уделить внимание! Почему ты должен вечно его развлекать?
– Потому что он мой отец и я его очень люблю. А он любит меня. И тебя тоже, – добавил Мэт с особым нажимом на последнее слово. – Ну что плохого он тебе сделал или что-нибудь не так сказал? Разве он не старался изо всех сил, чтобы ты здесь чувствовала себя как дома?
Она опустила глаза и глубоко вздохнула:
– Да, Мэт, это правда. Мне нечего возразить…
Он приложил свой палец к ее губам:
– Давай не будем спорить, Кендал. Ненавижу наши споры.
Ей страшно не нравилось, когда, изложив свою позицию, он потом требовал примирения, лишая ее возможности сделать то же самое. Но даже последний студент юридического факультета прекрасно разбирался в преимуществах выбора аргументов разных сторон, тут она шла ему на уступки. Дело было вовсе не в том, что его желание поохотиться противоречило ее специфическим планам на сегодняшний вечер.
Просто именно эти, свободные от всяких встреч и бесед вечера, она любила больше всего. Ей нравилось, когда они оставались вдвоем, смотрели телевизор, обжирались кукурузными хлопьями. И занимались любовью. Когда же он где-то на стороне встречался с друзьями, она чувствовала себя одинокой и брошенной, тем более что не разделяла их увлечений.
Тем не менее Кендал предпочитала одиночество дома, нежели длинные вечера в обществе жен его друзей, когда мужчины предавались охоте.
Правда, она пыталась обзавестись друзьями, но все эти попытки так ни к чему и не привели, поскольку в отличие от других женщин ее занимала собственная карьера. Кроме того, еще что-то, почти неуловимое, пропастью пролегло между ней и всеми ее знакомыми. Паранойя это или нет, но она почти физически ощущала, что все окружающие что-то намеренно от нее скрывают. Иногда ей казалось, что этой отчужденности она никогда бы не ощутила, пусти она глубокие корни в этом городе.
В самом деле, ей так и не удалось раствориться в общей массе. Возможно, с досады и отчаяния она невольно выплескивала все свои чувства на Мэта, поскольку тот был просто нарасхват. Возможно, она просто расстроилась, будучи не принятой в высшие круги Проспера. А Мэтом восторгались все наперебой. Естественно, она подсознательно стремилась к безраздельному обладанию мужем.
В любом случае ей была присуща патетика молодой жены, которая без разбору отвергала все права мужа на деятельность вне дома.
– Хоть бы эта чертова собака не поймала ни одного енота, – чуть слышно прошептала она.
Мэт воспринял ее слова, как попытку выбросить белый флаг и поцеловал в нос:
– Я долго не задержусь, но ты меня не жди.
– Все равно буду ждать, – возразила она. Он еще раз поцеловал Кендал и направился к двери. – Аккуратнее с оружием и вообще, – бросила она вдогонку.
– Конечно-конечно.
Закрыв за ним дверь, Кендал долго сидела в офисе и размышляла. Мэт наконец высказался, подумала она. Да, положение у него уязвимое и он сам себя загнал, стараясь найти золотую середину между отцом и женой, которых одинаково горячо любил и всячески пытался ублажить.
Она никогда не стремилась их поссорить, напротив, всегда хотела гармонично влиться в их семью. Может, следовало бы проявить больший интерес к их увлечениям, а не ворчать по каждому поводу? Вот бы Мэт обрадовался, впрочем, и Гиб тоже. Он ведь частенько повторял, что желает видеть ее полноправным членом их сообщества.
Теперь Кендал чувствовала себя гораздо лучше. Ее не устраивает нынешнее положение дел – что ж, она в силах все изменить, и добьется этого, наверняка добьется.
Игра стоила свеч еще и потому, что ей мало было просто хорошего брака. Ей хотелось создать самую лучшую семью на свете.
Билли Джо Крук оказался высоким, долговязым парнем, без каких-либо существенных различий в размерах плеч, талии и бедер. Под одеждой без труда угадывались острые кости. Временами он резко встряхивал головой, убирая с глаз светлые прямые волосы, что весьма напоминало нервный тик.
– В полицейском протоколе сказано, что в момент задержания у тебя под рубашкой обнаружили компакт-диски, – начала Кендал ровным голосом.
Он громко втянул в себя содержимое носа и проглотил: – Я собирался за них уплатить.
– За пределами магазина?
– Я пошел к машине, чтобы взять деньги, а эти засранцы налетели на меня сзади, скрутили и стали обыскивать, будто я какой-то страшный преступник.
– Уг-гу, – задумчиво протянула Кендал, абсолютно не отреагировав на его неловкие попытки изобразить из себя невинного младенца. – Тебя раньше уже задерживали за кражу?
Он тупо уставился на нее своими бесцветными глазами. Кендал выдержала этот холодный взгляд и терпеливо ждала, что будет дальше. Наконец он обвел глазами потолок, охранника у двери, остальные предметы в комнате. Через секунду снова глянул на нее своими жуткими колючими глазами:
– Нет.
– Билли Джо, – предупредила она тихо, – не стоит мне врать, поскольку я все равно узнаю правду. И лучше, все расскажешь ты сам, чем я услышу ее от мистера Горна. Раньше аресты были?
– Меня не арестовывали.
– Но инцидент уже был?
Он нагло ухмыльнулся, как бы отвергая упреки: