Как две капли воды - Браун Сандра. Страница 14

Он сидел на краю кровати, стараясь не побеспокоить ее сломанной ноги, которая была поднята вверх. Наверное, сегодня холодно, подумала она, глядя на его замшевый пиджак. Зато светит солнце: в дверях он снял и убрал в нагрудный карман темные очки. Глаза у него серо-зеленые, взгляд – открытый и обезоруживающий. Да, весьма привлекательный мужчина, подумала она.

Разве она может отказать ему в этой просьбе? Он был так добр к ней. Пусть даже эта девочка не ее дочь, но, если это способно доставить радость Тейту, она готова сыграть роль ее матери. Один раз.

Теперь она могла не только моргать единственным открытым глазом, но даже выразить свое согласие кивком головы. По сравнению с ее предшествующим состоянием это был значительный прогресс.

– Вот и отлично. – На сей раз улыбка шла от души. – Я посоветовался со старшей медсестрой, она говорит, ты уже можешь одеваться в свои вещи, если хочешь. Я взял на себя смелость прихватить для тебя несколько ночных рубашек и халатов. Для Мэнди будет лучше, если она увидит тебя в чем-то привычном.

Эйвери снова кивнула.

В дверях возникло оживление, и она перевела взгляд в ту сторону. Вошли мужчина и женщина, в которых она узнала родителей Тейта, Нельсона и Зиннию – или Зи, как ее все называли.

– Ого, вы только посмотрите. – Нельсон опередил жену и стремительно подошел к кровати. – Ты прекрасно выглядишь, правда, Зи?

Зи встретилась глазами с Эйвери.

– Намного лучше, чем вчера, – вежливо подтвердила та.

– Пожалуй, этот доктор не зря получил свой фантастический гонорар, – смеясь, заметил Нельсон. – Никогда не верил в пластические операции. Всегда считал, что это каприз тщеславных богатых женщин, которым некуда давать мужнины деньги. Но это, – он показал на лицо Эйвери, – это стоит того.

Их комплименты досаждали Эйвери. Она понимала, что все еще выглядит как жертва авиакатастрофы – и никак не иначе.

Тейт, по-видимому, почувствовал ее раздражение и поспешил переменить тему:

– Кэрол согласилась завтра повидаться с Мэнди.

Зи повернулась к сыну и нервно сплела руки:

– Ты уверен, что это необходимо, Тейт? И Кэрол, и Мэнди?

– Нет, совеем не уверен. Сам боюсь.

– А что говорит детский психолог?

– Какая разница, что она говорит? – отрезал Нельсон. – Как психиатр может знать, что нужно, а что не нужно ребенку? Отцу виднее. – Он похлопал Тейта по плечу. – Я думаю, ты поступаешь правильно. Мэнди будет только на пользу повидаться наконец с матерью.

– Надеюсь, ты прав.

Эйвери заметила, что в голосе Зи прозвучала неуверенность. Она разделяла ее озабоченность, но не могла ее высказать. Оставалось надеяться, что великодушный жест, который она согласилась сделать ради Тейта, не обернется своей противоположностью и не принесет еще большего вреда ребенку, пережившему моральную травму.

Зи обошла палату, доливая воду в вазы с цветами, полученными не только от Тейта, но еще от многих людей, имена которых Эйвери ничего не говорили. Поскольку о родных Кэрол не было до сих пор сказано ни слова, она заключила, что таких у нее нет. Единственной ее семьей были родные мужа.

Нельсон и Тейт принялись обсуждать ход предвыборной кампании. Казалось, эта тема занимает их двадцать четыре часа в сутки. Когда прозвучало имя Эдди, она сразу представила себе мужчину с гладко выбритым лицом и в безукоризненном костюме. Он дважды навещал ее, оба раза вместе с Тейтом. Этот человек, постоянно поддерживающий бодрое настроение во всех окружающих, произвел на нее приятное впечатление.

Брата Тейта зовут Джек. Он старше и какой-то нервный. А может, ей так показалось, поскольку когда он приходил, то все время извинялся за жену и дочь, которые не смогли приехать с ним вместе.

Эйвери уже знала, что жена Джека Дороти-Рей постоянно недомогает, хотя об изнурительной болезни речи не было. Фэнси, по-видимому, для всей семьи являлась яблоком раздора. Из отрывочных реплик Эйвери знала, что ей уже достаточно лет, чтобы иметь водительские права, но не так много, чтобы жить отдельно. Вся семья жила в одном доме где-то в часе езды от Сан-Антонио. Теперь она припоминала, что в репортажах о Тейте Ратледже говорилось о ферме и загородном доме. По всем признакам, семья Ратледжей имела деньги, а значит, и соответствующий вес и влияние.

В разговорах с ней все были дружелюбны и корректны. Они тщательно подбирали выражения, с тем чтобы не доставить ей никаких волнений. Но ее больше интересовало то, что крылось за этими вежливыми словами.

Она изучала выражение их лиц, которые, как правило, были насторожены. Улыбки всегда были сдержанные и несколько натянутые. Родные Тейта обращались с его женой учтиво, но в их взаимоотношениях были подводные течения. Здесь не все было гладко.

– Вот красивое платье, – сказала Зи, возвращая мысли Эйвери к происходящему в палате. Она распаковывала вещи, привезенные Тейтом из дома, и развешивала их в шкафу. – Может, завтра, когда придет Мэнди, наденешь его?

Эйвери слегка кивнула.

– Ты еще не закончила, ма? По-моему, ей надо отдохнуть. – Тейт подошел к постели и заглянул ей в глаза. – Завтра у тебя трудный день. Сейчас тебе, наверное, лучше отдохнуть.

– Ни о чем не тревожься, – сказал Нельсон. – У тебя все идет хорошо, как и следовало ожидать. Пойдем, Зи, оставим их вдвоем.

– Пока, Кэрол, – сказала Зи.

Они вышли. Тейт снова присел на край постели. Он выглядел усталым. Как бы ей хотелось набраться смелости и коснуться его рукой, но она не решалась. Он никогда не прикасался к ней – только чтобы утешить, когда видел, что она расстроена. В этих прикосновениях не было любви.

– Мы приедем во второй половине дня, после дневного сна. – Он вопросительно замолчал. Она кивнула. – Жди нас около трех часов. Я думаю, будет лучше, если мы с Мэнди придем вдвоем. Никого брать с собой не будем. – Он отвернулся и неуверенно вздохнул. – Не могу представить, какова будет ее реакция, но прошу тебя, Кэрол, учти, что ей пришлось пережить. Я знаю, тебе досталось еще сильнее, но ты – взрослый человек. У тебя больше сил справиться с этим. – Он снова встретился с ней глазами. – А она всего лишь маленькая девочка. Не забывай. – Выпрямившись, он улыбнулся. – Впрочем, я уверен, что все пройдет нормально.

Он поднялся, чтобы уйти. Как всегда, когда он прощался, на Эйвери накатила паника. Он стал для нее единственной ниточкой, связывающей ее с внешним миром. Он был ее единственной реальностью. Уходя, он уносил с собой ее мужество, оставлял одну, охваченную страхами и всеми покинутую.

– Отдохни и хорошенько выспись. До завтра.

На прощание он провел пальцами по ее руке, но не поцеловал. Он никогда ее не целовал. Конечно, ее и целовать-то пока было почти некуда, но, подумалось Эйвери, муж все же мог бы найти способ поцеловать жену – при желании, разумеется.

Она смотрела ему в спину, пока он не скрылся за дверью. Со всех сторон нахлынуло и охватило ее одиночество. Единственным способом побороть его были мысли. Часы бодрствования она проводила, думая о том, как сообщит Тейту Ратледжу, что она – не та, кем он ее считает. Его жена Кэрол наверняка погребена в могиле под именем Эйвери Дэниелз. Как ему сказать об этом?

И как сказать ему, что кто-то из его близких собирается его убить?

Наверное, тысячу раз за последнюю неделю она пыталась убедить себя, что ее таинственный посетитель привиделся ей во сне. Причиной галлюцинации могло стать что угодно. Ей было бы легче поверить, что этого зловещего визита на самом деле не было.

Но она знала, что это не так. Он был. В голове ее так же отчетливо звучал его голос. Она отлично помнит текст. Угрожающие слова и интонации неизгладимо врезались ей в память. И он не шутил. В этом не могло быть сомнений.

Это должен был быть кто-то из Ратледжей, поскольку в реанимацию допускают только ближайших родственников. Но кто именно? Ни один из них, казалось, не испытывал к Тейту никакой злобы, наоборот, его все обожали.

Она стала перебирать всех по очереди. Отец? Невероятно. Было очевидно, что и отец и мать души в нем не чают. Джек? Не похоже, чтобы у него был зуб на младшего брата. Эдди хотя и не был кровной родней, но воспринимался всеми как член семьи, а дружеские отношения между ним и Тейтом были видны невооруженным глазом. Она еще не слышала голосов Дороти-Рей и Фэнси, но тот, который с ней говорил, явно принадлежал мужчине.