Сборник 6 ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ТЕЛО ПОЮ! - Брэдбери Рэй Дуглас. Страница 26
Зазвонил телефон. Байес вздрогнул от неожиданности. Воспоминания рассеялись.
– Байес? Это Фиппс. Бак звонил только что. Говорит, чтобы я немедленно ехал. Говорит, что-то с Линкольном…
– Нет, – сказал Байес. – Ты же знаешь Бака. Наверняка звонил из ближайшего бара. Я здесь, в театре. Все в порядке. Один из генераторов забарахлил. Мы только что кончили ремонт…
– Значит, с ним все в порядке?
– Он велик, как всегда. – Байес не мог отвести глаз от тяжело осевшего тела.
– Я… Я приеду…
– Нет, не надо!
– Бог мой, почему ты кричишь ?
Байес прикусил язык, сделал глубокий вдох, закрыл глаза, чтобы не видеть этой фигуры в кресле, потом медленно сказал:
– Фиппс, я не кричу. В зале только что дали свет. Публика ждет, я не могу сдержать их. Я клянусь тебе…
– Ты лжешь.
– Фиппс!
Но Фиппс повесил трубку.
«Десять минут, – в смятении подумал Байес. – Он будет здесь через десять минут. Всего десять минут – и человек, вернувший Линкольна из могилы, встретится с тем, кто вогнал его туда обратно».
Он резко встал. Бешеная жажда деятельности овладела им. Скорее бежать туда, за сцену, включить магнитофон, посмотреть, какие узлы можно заменить, а что уже никогда не поправить. Впрочем, нет. Нет времени. Оставим это на завтра.
Время оставалось лишь для разгадки тайны.
И тайна эта заключалась в человеке, который сидел сейчас в третьем кресле последнего ряда.
Убийца – ведь он убийца , не так ли? Что он представляет собой?
Байес ведь видел совсем недавно это лицо. До боли знакомое лицо со старого поблекшего и позабытого уже дагерротипа. И эти пышные усы. И темные надменные глаза.
Байес медленно сошел со сцены. Медленно поднялся по проходу до последнего ряда и остановился, глядя на человека с опущенной головой, зажатой между руками.
– Мистер… Бутс?
Странный незнакомец сжался, потом вздрогнул и выдавил шепотом:
– Да…
Байес выждал. Потом собрался с силами и спросил:
– Мистер… Джон Уилкес Бутс? 3
Убийца тихо рассмеялся. Смех перешел в какое-то зловещее карканье.
– Норман Левелин Бутс. Только фамилия… совпадает.
«Слава богу, – подумал Байес. – Я бы не вынес этого».
Он повернулся и пошел вдоль прохода, потом остановился и взглянул на часы. Стрелка неумолимо бежала вперед. Фиппс уже в дороге. В любой момент он может забарабанить в дверь.
– Почему?..
– Я не знаю! – крикнул Бутс.
– Лжешь!
– Удобная возможность. Жалко было упустить.
– Что? – Байес резко повернулся.
– Ничего.
– Ты не посмеешь повторить это.
– Потому что… – начал Бутс, опустив голову, – …потому что… это правда, – прошептал он в благоговейном трепете. – Я сделал это… в самом деле сделал это.
Стараясь как-то сдержаться, Байес продолжал ходить вверх и вниз по проходам, боясь остановиться, боясь, что нервы не выдержат и он бросится и будет бить, бить, бить этого убийцу.
Бутс заметил это.
– Чего вы ждете? Кончайте…
– Я не сделаю этого… – Байес заставил себя успокоиться. – Меня не будут судить за убийство, за то, что я убил человека, который убил другого человека, который, в сущности, и не был человеком, а машиной. Достаточно уже того, что застрелили вещь только за то, что она выглядит как живая. И я не хочу ставить в тупик судью или жюри и заставлять их рыться в уголовном кодексе в поисках подходящей статьи для человека, который убивает потому, что застрелен человекоподобный компьютер. Я не буду повторять твоего идиотизма.
– Жаль, – вздохнул человек, назвавшийся Бутсом. Краска медленно сошла с его лица.
– Говори, – сказал Байес, уставившись в стену. Он представил себе ночные улицы, Фиппса, мчащегося в своей машине, неумолимо убегающее время. – У тебя есть пять минут, может, больше, может, меньше. Почему ты сделал это, почему? Начни с чего-нибудь. Начни с того, что ты трус.
– Трус, да, – сказал Бутс. – Откуда вы знаете?
– Я знаю.
– Трус, – повторил Бутс. – Это точно. Это я. Всегда боюсь. Вы правильно назвали. Всего боюсь. Вещей. Людей. Новых мест. Боюсь. Людей, которых мне хотелось ударить и которых я никогда не тронул пальцем. Вещей – всегда хотел их иметь – никогда не было. Мест, куда хотел поехать и где никогда не бывал. Всегда хотел быть большим, знаменитым. Почему бы и нет? Тоже не получилось. Так что, подумал я, если ты не можешь сделать ничего, что доставило бы тебе радость, сделай что-нибудь подлое. Масса способов наслаждаться подлостью. Почему? Кто знает? Нужно лишь придумать какую-нибудь гадость и потом плакать, сожалеть о содеянном. Так по крайней мере чувствуешь, что сделал что-то до конца. Так что я решил сделать что-нибудь гадкое…
– Поздравляю, ты преуспел!
Бутс уставился на свои руки, как будто они держали старое, но испытанное оружие.
– Вы когда-нибудь убивали черепаху?
– Что?..
– Когда мне было десять лет, я впервые задумался о смерти. Я подумал, что черепаха, эта большая, бессловесная, похожая на булыжник тварь, собирается еще жить и жить долго после того, как я умру. И я решил, что если я должен уйти, пусть черепаха уйдет первой. Поэтому я взял кирпич и бил ее по спине до тех пор, пока панцирь не треснул и она не сдохла.
Байес замедлил шаги. Бутс сказал:
– По той же причине я однажды отпустил бабочку. Она села мне на руку. Я вполне мог раздавить ее. Но я не сделал этого. Не сделал потому, что знал: через десять минут или через час какая-нибудь птица поймает и съест ее. Поэтому я дал ей улететь. Но черепахи?! Они валяются на задворках и живут вечно. Поэтому я взял кирпич – и я жалел об этом многие месяцы. Может быть, и сейчас еще жалею. Смотрите…
Его руки дрожали.
– Ладно, – сказал Байес. – Но какое, черт возьми, все это имеет отношение к тому, что ты оказался сегодня здесь?
– Что? Как какое отношение?! – закричал Бутс, глядя на него, как будто это он , Байес, сошел с ума. – Вы что, не слушали? Отношение!.. Бог мой, я ревнив! Ревнив ко всему! Ревнив ко всему, что работает правильно, ко всему, что совершенно, ко всему, что прекрасно само по себе, ко всему, что живет и будет жить вечно, мне безразлично что! Ревнив!
– Но ты же не можешь ревновать к машинам.