Любовь взаймы (Любовь Сейдж) - Браун Сандра. Страница 23

Она отложила тарелку и взяла свой бокал шампанского, который он уже успел наполнить снова. Глядя в пузырящееся вино, она спросила:

— Тебя когда-нибудь интересовало, как я выгляжу без одежды?

Прежде чем он мог ответить, она поспешно добавила:

— Неважно. Я думаю, что именно так. — Она быстро сделала глоток шампанского.

— На самом-то деле — интересовало.

— Неужели?

— Угу.

— Когда?

— Пожалуй, когда мы были в одиннадцатом классе. Это было в конце года. День раздачи наград. Ты шла через сцену, чтобы получить одну из своих многочисленных наград. В качестве старосты класса я сидел на сцене. Ты прошла прямо перед прожектором, светившим из дальнего конца аудитории. На несколько секунд ты стала силуэтом, и я увидел твой профиль. Я помню, что тогда я, как и положено любому семнадцатилетнему мужчине, подумал: как ты выглядишь голая?

Она рассмеялась низким горловым смехом.

— А я все думала; заметил ли ты? — Его потрясенное выражение лица заставило ее снова рассмеяться. — . Я точно знала, где ты сидишь. Когда я шла мимо тебя, я нарочно выпятила грудь.

— Без дураков? — Она кивнула. — Но почему?

— Наверное, пыталась привлечь твое внимание. Ничего у меня не вышло, — заметила она, стряхивая с юбки несуществующие крошки. — Твое любопытство оказалось не настолько сильным, чтобы попытаться выяснить, как же я выгляжу голой.

— Ну, я же встречался тогда с кем-то. Кажется, с Линдой…

— Нет, с Дебби Олдрич.

— А, верно, с Дебби. Мы расстались в то лето, как раз перед выпускным классом.

— А потом ты стал встречаться с Лорной Фицви-льямс.

Он покачал головой:

— Как ты все это помнишь?

— Я помню, — мягко сказала она. Допив шампанское, Марси поднялась с кожаного кресла. — Хочешь шоколадных конфет или оставим их на завтра?

— На завтра. Я наелся.

Она по-девчоночьи улыбнулась.

— Ладно. Будет что предвкушать. — Бросив жакет и туфли, где она сняла их, Марси направилась к лестнице в чулках. — Я пойду наверх.

— Хорошо.

— Так я жду тебя?.. — В ее голосе прозвучали вопросительные нотки.

— Идет. Я только… э… огонь погашу.

Она продолжала подниматься по лестнице. Дойдя до двери в свою комнату, посмотрела на него вниз с галереи и обольстительно улыбнулась перед тем, как скрыться за дверью спальни и закрыть ее за собой.

Чейз потер ладони о брюки. Затем собрал тарелки и отнес их на кухню. Он старательно поставил корзинку с подарками обратно в холодильник. Проверил, закрыта ли входная дверь, включил сигнализацию. Погасил огонь в камине.

Когда делать уже больше было нечего, он направился к лестнице. Поднявшись до половины, передумал, вернулся, подошел к бару, вынул из нижнего шкафчика бутылку виски и только тогда пошел в свою комнату.

В прилегающей к ней ванной Чейз налил виски в стакан для чистки зубов и одним глотком проглотил его. От спиртного навернулись слезы на глазах, обожгло пищевод, но приятное тепло разлилось по телу и немного заглушило тревогу.

Как, черт возьми, он выберется из этого положения?

Будь проклят брат! Либо Лаки абсолютно прав, либо он вложил эту мысль в голову Чейза, и она прочно засела там. В любом случае приключение на одну ночь было совсем не то, что первая брачная ночь.

Женщина, ожидающая его в соседней спальне, была не просто теплым телом. Она была личностью, улыбкой, сердцем, которое не заслужило, чтобы его разбили. Но он мог дать ей так мало и опасался, что этого ей будет недостаточно.

Проклятие, она хорошо знала его.

Она на это напросилась.

Она сказала, что примет то, что он может дать, и не ожидает ничего больше.

С этой мыслью он снял рубашку, но остался в брюках. На фоне его загорелой груди и темных брюк ярким белым пятном выделялась повязка. Он снял туфли и носки. Провел щеткой по волосам. Почистил зубы. Побрызгал на себя немного одеколона. Для ровного счета опрокинул в себя еще одну порцию виски.

Потом сел на край кровати и уставился на дверь. Это было похоже на то время, когда он был ребенком и ожидал, сидя в приемной у доктора, когда ему сделают укол. Самым страшным было именно ожидание. Когда екает в желудке и потеют ладони. Чем дольше откладывать, тем хуже. Лучше покончить с этим.

Он встал, вышел из комнаты и направился по галерее. Постучал в закрытую дверь.

— Войди, Чейз.

По комнате были расставлены горящие свечи и вазы с живыми цветами. Комбинация запахов была чудесной, такой же опьяняющей, как виски.

Его глаза обежали комнату и внезапно остановились на Марси. Она представляла собой ангельское видение, стоящее около обширной кровати, уже постеленной, с шелковыми простынями пастельного цвета, цвета перламутра морской раковины.

На ней был бледный шелковистый пеньюар. Под ним вырисовывались контуры ее тела. Он легко проследил вершины ее грудей и треугольник между бедрами. Волосы ее были распущены. Они просвечивали в пламени свечей и казались ореолом вокруг головы. Но взгляд ее глаз не был невинным. Вовсе нет!..

Чейз застонал про себя. Она старалась создать особенную обстановку, типичную для брачной ночи любящих друг друга людей.

— Я подумала, может быть, ты захочешь еще шампанского.

Она указала на серебряное ведерко для льда на ночном столике. В нем находилась неоткрытая бутылка, должно быть, она заранее принесла ее. Рядом стояло два хрустальных бокала в форме тюльпанов.

— Нет, спасибо, — мрачно ответил он.

Несомненно, именно теперь инициативу должен взять на себя жених. Он быстро пересек комнату и подошел к ней. Он знал, что ему положено сказать что-нибудь приятное.

— Мне нравится твоя… твоя штучка. — Он показал на ее халатик.

— Спасибо. Я на это надеялась.

Теперь должен последовать поцелуй. Ладно. Он с этим справится. Он уже десятки лет целует девочек.

Обняв ее руками, он притянул ее поближе — но так, чтобы их тела не соприкасались, — и поцеловал сначала в лоб, потом в щеку и наконец накрыл ее губы своими.

Ее губы призывно открылись. Дыхание ее было сладким и чистым. Он почувствовал, что его охватывает любопытство. Следует ли ему признать это и удовлетворить его? Следует ли проникнуть языком в ее рот? Это было бы проявление доброты и признательности.

Но нет. Нет смысла заходить дальше, чем необходимо. Он решительно сжал губы и через несколько секунд поднял голову. Это был самый сухой, бездушный и стерильный поцелуй из всех возможных. И все же его сердце колотилось.

Это предательское сердцебиение заставило его признать, что то чувство, которое не позволило ему поцеловать ее более интимно, было страхом — холодным, откровенным страхом того, что если он начнет, то уже не сможет остановиться. Он уже попробовал ее на вкус сегодня, и этот вкус оставался на его губах много часов. Если он уступит сейчас этой внезапной жажде…

Еще одна мысль пришла ему в голову, более пугающая, чем предыдущая: что, если он не сможет… подняться? Даже в самом пьяном состоянии он никогда не терпел неудач в сексе. Ни одна из тех женщин, с которыми он делил постель, не могла бы упрекнуть его в физической неготовности к действию. То, что он был дружен с Марси, могло повлиять на него.

Господи боже, он надеялся, что этого не случится. Страх неудачи парализовал его.

Марси, наверное, почувствовала, что у него какое-то затруднение. Вопросительно глядя на него, она с улыбкой скрестила на груди руки и медленно спустила с плеч тонкие бретельки ночной рубашки, сдвигая их до тех пор, пока не оказалась обнаженной до тонкой талии.

Ее груди были высокими, округлыми и бледными. У нее были самые розовые соски, какие он когда-либо видел. И самые чувствительные. Потому что, когда она спустила рубашку и воздух прикоснулся к ним, они сморщились и потемнели до еще более глубокого розового оттенка. Они стали очень твердыми.

Рот Чейза наполнился слюной. Он сглотнул, чтобы не захлебнуться. Его тело напряглось под плавками, и чувство облегчения нахлынуло на него.