Гении места или Занимательная география (СИ) - Волкова Дарья. Страница 25

Михаил подходит и молча обнимает сестру. Остальным тоже сказать было нечего. Только – ждать.

Они ждали Фарида долго. Благо, солнце уже совсем повернуло к весне, и было даже не холодно. Однако, дождались только темноты, но отнюдь не своего товарища. Фарид так и не вернулся.

Зашло солнце и Мика запалила костер – не в самом распадке, а рядом. Там, на том месте, разводить огонь казалось им всем опасным. Еще несколько часов, в лес уже полноправной хозяйкой вступила ночь. А они все ждали. За перевалом экватора ночи Миша, скрепя сердце, дал команду двигаться домой, в село.

Они успели сделать от силы десяток шагов, когда за спинами раздалось хриплое: “Помогите!”. Все повернулись одновременно. Спустя лишь всего секунду вперед метнулся луч фонарика в руках Мики. В круге света на черной, будто обожженной земле, стояли две человеческие фигуры. Та, что поменьше, пыталась не дать упасть той, что побольше. Снова прозвучало хриплое: “Помогите”, и кифэйи на поляне опомнились.

После. Фарид и Тагир.

С ним такое приключилось первый раз в жизни. Когда ты говоришь первый слог – а за тебя заканчивают предложение. Когда ты успеваешь только подумать – а тебе вслух говорят то же самое. Когда такое ощущение, будто говоришь сам с собой (что за Фаридом иногда водилось), или с собственным отражением, хотя на самом деле, конечно же, нет – Софи на него совершенно не похожа. Но как она его понимала! За тот час, что они провели вместе, он с ее помощью разложил по полочкам все. Ну, или очень многое. Фарид быстро перестал ломать голову над тем, откуда такое взаимопонимание между двумя совершенно незнакомыми людьми, и просто пользовался этим. Тем, что она понимает его так, как никто. И тем, что ей можно рассказать обо всем, совершенно обо всем, что мучило и не давало покоя ему во всей этой истории. Она – поймет. Он не знал, почему, но сейчас важно другое. Что они вдвоем могут до чего-то додуматься. Потому что у Софии еще и голова ой какая светлая. Хоть и русая.

Именно ей он обязан был странной уверенностью, что сможет. Что разберется на месте, как там и что. На деле вышло все несколько иначе. И – страшнее.

Словно попал в капкан, в петлю. Будто оплело что-то ноги, зацепило, не давая шагнуть в сторону, даже пошевелиться. И выдернуло вверх, совсем вверх, в воздух. Куда-то прочь от земли, будто она отталкивает его, через тропосферу и стратосферу, все дальше и дальше, к границам, к пределу... Как стало ясно потом, ему это лишь показалось.

Он лишился тела – так он решил. Но что-то же корчилось от боли и ужаса. От этого жуткого чувства, что его растягивают, словно на средневековой дыбе – на бесконечные расстояние растягивают, и невообразимо долго, так долго, что он осознать не может этот период времени. И, одновременно, его словно спрессовали тяжелым молотом в одну сверхплотную частицу, вместившую в себя свернутые до адской ломоты суставы, мышцы, кости. Какая-то гигантская сила смяла его, как лист бумаги, в тугой шарик боли. Но хуже всего был Голос. Тот самый. Или не тот, но схожий. Он слышал его не ушами, тот звучал в голове. Он что-то спрашивал, требовал – настойчиво, жадно. В нем не было злобы или ненависти, он лишь хотел получить ответ на вопрос. И сквозь пелену боли Фарид услышал все же этот вопрос: “Куда?”. Если бы он знал – куда! Если бы он мог сказать – но у него теперь не было губ, языка. Паника, ужас от собственной самонадеянности, агонический крик терзаемого и как бы несуществующего тела. Последняя мысль о человеке, к которому бежал всегда, когда было очень плохо. Режущее усилие мысли – чужой, абсолютно чужой здесь мысли погибающего кифэйя. А потом его отпустили.

Вновь обретенные ноги подвели, и он упал на колени. Ладонями в мокрый снег, лбом едва не ударившись в деревянный забор, за которым лаем захлебывалась собака. Неужели он дома?!

Поднимался он с трудом, держась все за тот же забор. А встав, понял. Забор не тот, собака не та. Не его дом. А Тигра. Открывшаяся дверь и вышедшая на крыльцо пожилая женщина подтвердили эту догадку.

- Чего надо? – поинтересовались у него недружелюбно, не отходя от двери.

- Здравствуйте, Акулина... Игнатьевна, – воспоминания давались тяжело, будто голова чужая. И имя квартирной хозяйки брата пришлось выскребать оттуда, из глубин памяти, с огромным усилием.

Та прищурилась, шагнула с крыльца.

- Да замолкни, ирод! – прикрикнула на пса. – Ты кто такой будешь, мил человек? – И, подойдя еще ближе: – Батюшки-светы, Фарид! Ты, что ли?!

- Я, – он все так же держался на доску забора. – Пустите?

- Заходи уж, – Акулина Игнатьевна подошла к калитке, откинула щеколду.

- А Тагир где? На работе? – он прошел внутрь двора, но отпускать забор было боязно – что-то в ногах никакой уверенности.

Акулина буркнула что-то столь недружелюбное и невразумительное, что он мигом забыл о своей слабости. И вспомнил о страхе.

- Что с ним?!

- А я-то думала, вы порядочные люди. И ты, и братец твой. Такой мужик был... серьезный, хозяйственный. Непьющий, – тут Акулина Игнатьевна совершенно по-мужицки сплюнула себе под ноги. – И туда же! Стыд-то какой! И что люди скажут?

- Что с ним?! – он заорал, и тут же вслед за ним подала голос собака.

- А ну цыц! – одернула пса хозяйка. – И ты на меня глотку не дери – молод еще. А брат твой...

- Что?!

- Пьет уж который день. Валяется без памяти, всю горницу мне изгадил, прости, Господи!

- Как?!

- А бес его разбери, как! И где только водку проклятую берет, не пойму – встать же на ноги не может толком. А, может, и не водку пьет. А эти, каких их... наркотики, вот!

- Мне нужно его видеть!

- Было б на что смотреть-то, – брезгливо поджала губы квартирная хозяйка, отступая в сторону. – Хоть совсем его забирай. Подвел он меня, сильно подвел... А такой человек с виду был приличный...

В комнате пахнет остро и неприятно. Что-то за спиной ворчит Акулина. А Фарид не видит ничего, кроме лица брата на подушке. Запавшие глаза закрыты, ввалившиеся щеки затянуты темной щетиной. Словно постарел за тот год, что не виделись, лет на десять, если не больше.

- Тагир...

Ответа нет.

- Оставьте нас одних!

- С чего это ты в моем дому раскомандовался?

- Пожалуйста...

- Ладно, пойду, чайник поставлю, – хмуро соглашается Акулина. – А все одно – не узнает он никого! Допился до белой горячки, паразит. Меня не узнал, даже драться пытался. Да только где ему – на ногах не стоит. А я все равно, – сердито засопела, – теперь топор рядом с кроватью на ночь кладу.

Фарид вздрагивает от этих простых слов. И того, чем они гипотетически могут обернуться.

А потом, оставшись наедине с братом, садится на корточки рядом с кроватью.

- Тигр, пожалуйста, ответь мне. Тигр, этоя, Ридли. Пожалуйста. Услышь меня. Тигр... Тагир... Черт побери, брат, услышь меня!!!

Он долго и упорно зовет Тагира – вслух и ментально. Безрезультатно. Брат не отзывается, не отвечает на сжимавшие его ладонь пальцы брата, не реагирует на прикосновения к лицу. Что с ним?! Дышит, но так рвано, испарина на лбу. И вдруг вспоминается рассказ Софи о матери Мо. Это то же самое? И реакция Магомеда становится сразу такой понятной, и сейчас Фарид сам бы так же... Знать бы, кого убивать. Точнее, знать бы, как это сделать.

- Фарид, пойдем чай пить! – окликает его Акулина Игнатьевна.

- Я сейчас, – откликается он, лишь бы что-то ответить. Да какой ему сейчас чай.

Решение только одно, он не имеет права обманывать себя. Странно, что люди, которых он совсем не знал еще пару дней назад, теперь стали его единственной опорой, теми, у кого он рассчитывал найти помощь. Он понятия не имел, как они могут помочь ему. Он не представлял, как туда попадет. Но раз смог переместится сюда – значит, обязан суметь вернуться туда, к ребятам. К Мише, к Мо, к Мике с Линой, к Соне. Они – все, что у него есть на данный момент. Они – последняя надежда его и Тагира.