Гении места или Занимательная география (СИ) - Волкова Дарья. Страница 9

Создавать димфэйев учат сразу после инициации, так говорила мама. Но способности к созданию таких энергетических двойников у каждого индивидуальны. Говорят, есть такие кифэйи, кто так и не освоил эту науку. И живут всю жизнь, привязанные к своей Обители, не покидая ее. Ужас-то какой! Мунира вспоминает тот раз, когда мама создавала димфэйя. Тогда они ездили в гости к папе.

Отец живет далеко, очень далеко. Они с мамой добирались к нему долго, почти двое суток. Сначала автобусом до Якутска, оттуда самолетом – восемь часов ждали летной погоды. А потом еще пересадка, еще один аэропорт, а там... там их встретил папа. Папочка, папуля. Она плакала, когда увидела его. Плакали все тогда, и родители тоже. Мунира увидела отца первый раз в жизни. Ей было шесть лет. Он ее видел до этого один раз, но она была всего двух месяцев от роду тогда и, разумеется, не помнила об этом.

Папа живет там, где тепло. Там почти нет зимы, там солнце. Много-много фруктов, целый фруктовый сад. Мунира помнит, как первые несколько дней не могла отойти от деревьев. Айва, персики, алыча, черешня. Мунира залезала на старую разлапистую айву и просто сидела, глядя на сад вокруг. Тепло, негромко жужжат насекомые. Пахнет удивительно – сладко и, одновременно, терпко. Вкусно. Папа говорит, что очень красиво весной, когда сады цветут. Все вокруг белопенное и нежно-розовое. И запах такой, что голова кружится.

А какие вкусные фрукты! Она в жизни таких не видела и не ела. Да она, кроме яблок, и не видела-то ничего толком. А здесь даже яблоки другие. А уж черешни она объелась до температуры и красной сыпи. Но даже об этом Мунира сейчас вспоминает с радостью. А еще папа возил ее на море, настоящее, теплое. Синее. Хотя называется оно Черным. Это было так здорово – как в сказке. А потом сказка кончилась, и надо было возвращаться назад, уезжать от отца. Было больно – она до сих пор помнит...

- Демакова! Я тебя спрашиваю!

- Ой...

- Опять мечтаешь на уроке? Похоже, придется вызвать мать в школу!

Мунира смущенно утыкается в тетрадку. Будь ты хоть трижды Хранителем, а если маму вызовут в школу, то ей, Мунире, не поздоровится. Кифэй, не кифэй, а маму лучше не сердить.

А в лагерях не жизнь, а темень тьмущая, кругом майданщики, кругом домушники...

До. София.

Паб пустует – на острове мертвый сезон. Немногочисленные наблюдатели за миграцией перелетных птиц уже покинули свои посты. Любители орхидей, как и велотуристы, появятся через месяц или немного раньше. Поэтому в полутемном помещении сейчас тихо. Девушка за стойкой привычными движениями протирает блестящую темную поверхность из массива дуба и медные носы пивных кранов, обернувшись, поправляет бутылку абсента, имеющую, на ее придирчивый взгляд, микроскопический крен в идеально ровном строю стеклянных емкостей у нее за спиной. Перегибается через барную стойку, чтобы так же придирчиво оценить непривычно прямую линию барных табуретов все из того же массива дуба. Все идеально, все готово к приему гостей.

Она уже собирается пройти на кухню и посмотреть, что там, как дверь в паб открывается. Сразу отчетливо слышным становится шелест дождя. Вновь вошедший стряхивает капли с зонта, потом цепляет его ручкой за вешалку, туда ж отправляется плащ.

- Хозяйка на месте, что не может не радовать!

- И тебе здравствуй. Ян. Давно не заходил, – девушка выходит из-за стойки навстречу посетителю, привычно подставляя щеку для поцелуя. – Чем так занят был?

- Ох, и правда, давно я не был, Софи, – Ян после поцелуя отстраняется, придерживая девушку за плечи. – Забыл, какая ты красавица. Новый костюм?

- Нравится? – она поворачивается вокруг себя, кружится, давая разглядеть аккуратные, одна к одной, мелкие складки на плиссированной, красной с тонкими черными, белыми и зелеными полосами, длинной юбке. Поднимает руки, расправляя пышнейшие рукава снежно-белой блузки с украшенными вышивкой манжетами.

- Красота! А это что – брошки такие?

- Руки! – смеется она, уворачиваясь от его пальцев, которыми он пытается потрогать серебряные бляшки, украшающие ворот и застежку рубахи.

- Извини-извини!

- Лучше обувку оцени, – она упирает руки в бедра и кокетливо выставляет вперед ногу в черном с вышитыми яркими розами тапочке.

- Словами не передать, как я потрясен!

Она ответно смеется, демонстрируя идеальные ямочки на округлых щеках.

- То-то же!

- Удобный костюм?

- Конечно, нет! Ты еще чепец не видел, который Хели пытался заставить меня надеть! Огромный, на картонной основе! Я в нем чуть бутылки не снесла с полок!

- Все для развлечения туристов. Но все же это он неосмотрительно...

- И, тем не менее – настаивал!

- Чем убедила?

- Тем, что я незамужняя дева! И имею право ходить простоволосая.

Теперь уже смеется Ян.

- Угостишь, хозяйка?

- Пойдем. Тебе как всегда – двойной без сахара?

- Да.

Они устраиваются за барной стойкой – по разные стороны. София отработанным движением заправляет кофемашину, готовит две чашки, решив составить компанию Яну. И, спустя минуту на дубовую поверхность ставится пара белых чашек с ароматнейшим эспрессо. И в помещении будто сразу становится светлее, несмотря на сильный дождь за окном – от одного запаха только.

- Ну, рассказывай, где пропадал? Почему не заходил так долго?

- Скучала?

- Не особенно, – морщит девушка нос. – Я тоже только на днях вернулась. Ездила на материк заказывать кое-какие вещицы для интерьера, лампы новые выбрала – блеск! Оценишь потом. Ну, так что – где был?

- Да тут был, – Ян отпивает кофе, блаженно жмурится. – С бумажками бегал, лицензию продлевал.

- Успешно?

- Да. Можно год не беспокоиться.

- Хорошо.

Они молчат какое-то время.

- Софи, пойдем сегодня вечером в театр? Моноспектакль, какое-то новое актерское дарование у нас в городском театре обнаружилось.

- Пойдем.

Потом Ян идет домой, все так же под зонтом, уворачиваясь от порывов ветра, и думает все время о ней – о Софи. Она чудесная девушка, и он все чаще задумывается о том, чтобы познакомить ее с мамой. Софи милая, веселая, хорошо воспитана и... И она ему просто нравится!

А Софи в это время задумчиво смотрит на косой дождь за окнами паба. Звонил Хели, просил его дождаться. Господин Хели – владелец бара. Но за хозяйку многочисленные завсегдатаи паба почитают именно ее, Софи. Часто именно она встречает гостей, точно знает, какое пиво любит каждый, помнит, у кого как зовут жену, детей или собаку. Именно она улыбается гостям, сверкая ровными ямочками на пухлых щеках, царит за барной стойкой, уперев в нее округлые локти. София совсем не соответствует общепринятым стандартам красоты – ни бесконечных ног, ни блондинистой шевелюры. Среднего роста, каштановые волосы, фигура – пышка пышкой. Но отбоя от ухажеров нет, Ян – один из числа многих.

А дождь все льет и льет. Надо бы проехаться, проверить, посмотреть, чем живет остров, но в такую погоду не хочется совершенно. Не хочется, но, наверное, надо. Уже неделю ее не оставляет чувство смутного беспокойства, ощущение, будто что-то не в порядке. Даже словно предчувствие надвигающейся беды. Своей интуиции она привыкла верить, но дальше невнятного чувства тревоги не ощущается ничего. И непонятно – с чего бы? И откуда ждать беды, не предвещает же ничего.

Она возвращается за стойку, берет книгу, что читала с утра. Открывает наугад.

С оглушительным шумом по небесной сфере летело солнце с длинным хвостом, кося лес, поджигая деревья, уничтожая городище. От белого пламени, взрывая, вздрогнули берега Балтийского моря, и это пламя было видно на другой стороне. Тогда наступила могильная тишина и, наверное, кромешная тьма, освещаемая далёким заревом горящих лесов. Солнце упало с небес и погасло. По-другому мы это объяснить не могли.*

Да что ж такое! И тут тоже! Даже господин Мери ее предает, и он о беде пророчествует. София откладывает в сторону книгу, бросает взгляд на часы. Скорее бы Хели пришел, и можно было бы идти домой, а потом с Яном в театр. Может быть, хоть там удастся отвлечься от тревожных мыслей. Любопытно все же, что там за дарование.