Гнев истинной валькирии - Мид Ричел (Райчел). Страница 27

– Какое там неизведанное! Смотри, сколько наснимали наши спутники и шпионы!

– Молодец, так держать!

Джастин откинулся в кресле. Мэй заподозрила, что по дороге в аэропорт им тоже наливали.

– А ты бы хоть попробовала! – продолжал Джастин. – В Аркадии-то не выйдет! Им не нравится, когда женщины пьют.

Мэй пригубила шампанское – если честно, больше по привычке.

– Значит, аркадийцам нравится запрещать женщинам что ни попадя. Например, носить яркие цвета. Что за ирония?.. У Аркадии и РОСА – общие корни! Почему наше развитие пошло в прямо противоположном направлении?..

Джастин осушил бокал и заметно оживился: еще бы, философский вопрос! Самое время оседлать своего конька:

– В Соединенных Штатах до Упадка тоже не было единства, однако столь разительных отличий не наблюдалось. Кстати, не поддавайся заблуждению, что земли, которые позже стали принадлежать Аркадии, всегда были отсталыми. Нет-нет! Гениальнейшие произведения американской литературы и музыки создали именно тамошние уроженцы! Некогда мысль там била ключом, в тех краях жили образованные, культурные люди.

Он неодобрительно оглядел пустой бокал, и Мэй с радостью перелила туда свое шампанское. Шуточно отсалютовав ей, Джастин продолжил:

– Но как часто случается в экстремальных ситуациях, к примеру, при катастрофических сценариях, – люди поддаются панике и сразу отдаются на волю тех, кто громче всех орет. А когда эти орущие получают власть в нестабильном мире, они начинают перестраивать его по своему образу и подобию.

– Неужто? – скептически отозвалась Мэй. – По-твоему, к власти всегда приходят самые крикливые? Не самые разумные?

– Самые крикливые, – отрезал Джастин. – Во всяком случае, во времена потрясений. Ты не в курсе, потому что служишь в армии. А голос армии очень хорошо слышен, и обычно это один из самых разумных голосов. Но что же произошло в ту эпоху, когда мы пытались выкарабкаться из Упадка? Армия не была единым целым – половина войск тогда была разбросана по всему свету. Нам с тобой, Мэй, крупно повезло: наши предки прислушались к тем крикунам, которые убеждали политиков присоединиться к азиатским странам. Поэтому мы и победили эпидемию… «Мефистофель»-то мог всех загубить. – Джастин задумался и поправил себя: – Впрочем, «прислушались» – не то слово. Я бы сказал, некоторых заставили. Силой.

– Но их оказалось немного! – возразила Мэй.

– Гораздо больше, чем ты считаешь. Твои блондинистые красавцы предки откупились, но ребята, которые не желали для себя «генетически оптимальных стратегий воспроизводства», не могли позволить себе подобной роскоши. Страшное и гадкое тогда было время – и оно было страшнее, чем сейчас себе представляют. А теперь посмотри, что получилось. – Джастин развел руками: – Мы – вершина цивилизации. Величайшая ее драгоценность. А вот аркадийцы прислушались к тем крикунам, которые вопили, что не надо обмениваться населением и вводить принудительные межэтнические браки. В итоге они выбрали теократическое правительство. Теперь тамошние граждане насаждают свою религию, держат население в невежестве и запрещают женщинам открывать на людях шею.

Мэй вздрогнула от неожиданности: Джастин осторожно провел пальцем вдоль ворота ее платья.

– Как думаешь, правильный выбор наши предки сделали или нет?

Она покачала головой и заметила, что Лусиан наблюдает за ними со своей стороны салона.

– Понятия не имею, – наконец отозвалась она. – Я мало знаю о том, что творилось в Эпоху Упадка. Наверное, они приняли лучшее из возможных решений, основываясь на той информации, что у них была.

– Именно.

Джастин опустил руку в карман, а потом вложил Мэй в ладонь какой-то предмет.

– Возьми. Надень эту штуку перед посадкой. Не сейчас, Лусиан на нас глазеет.

– Как ты догадался? – удивилась она. – Он действительно на нас таращится, но ведь ты сидишь к нему спиной!

– Я чувствую. А он не случайно выбрал кресло, откуда тебя хорошо видно – никто не загораживает. Обзор отличный, и он им воспользуется на полную катушку, помяни мое слово.

Мэй посмотрела на вещицу, которую Джастин ей подсунул: маленький деревянный прямоугольник на шнурке – в самый раз на шее носить. На пластинке красовалась буква, одновременно похожая на N и H.

– Что это? – спросила Мэй.

– Хагалаз, – пояснил Джастин. – Вороны сказали, что медальон можно повесить на серебряную или золотую цепочку, но это нарушает аркадийские законы против тщеславия, и я решил действовать по старинке. Носи его под одеждой, а если кто и увидит, то не обратит на кулон внимания – это же не дорогое ювелирное украшение. Кто на побрякушку покусится?

– Ты сам сделал медальон?

– Ага, – сказано было скорее с иронией, чем с гордостью. – Мэй, я, между прочим, на все руки мастер.

И тут Мэй осенило.

– Минутку, это магический амулет? Для защиты от сверхъестественных сил?

Она попыталась вернуть медальон, но Джастин решительно отвел ее руку.

– Он скроет тебя, никто не поймет, что ты избранная. Можешь не носить, конечно, но тогда к тебе наведается кто-то столь же приятный и настойчивый, как инфернальные жуки. Только аркадийского разлива.

Мэй подозрительно оглядывала украшение, но уже не пыталась отделаться от него:

– Я не знала, что ты умеешь делать… всякое такое.

– Мне это не доставляет удовольствия, поверь, – сообщил он. – Но я держу слово и оберегаю своих.

Мэй посмотрела ему в глаза:

– Ты требуешь меня для себя?

Он подмигнул и поднялся:

– Даже мечтать не смею! Но пожалуйста, сделай мне приятное, надень кулон и не снимай его во время поездки. Кстати, когда мы вернемся в РОСА, тоже не снимай. Ладно. – Джастин принялся озираться по сторонам и осведомился: – А где же наше шампанское?

Внезапно он осекся и уставился на экран эго, принадлежавшего Мэй.

– Что там у тебя?

– Я просто изучаю материалы перед поездкой, – ответила Мэй.

С фотографии на экране на них глядел первосвященник аркадийской религии – Великий Ученик, как его называли официально. Он стоял, облаченный в расшитые драгоценностями ризы, головной убор его блистал каменьями – какая нарочитая, варварская роскошь! В одной руке он сжимал золотую чашу, в другой нечто вроде короткого золотого жезла, увенчанного фигуркой орла.

– Я думала, тебе известно все насчет местной религии, – заметила Мэй.

– Конечно, но… – Джастин продолжал изучать изображение на экране. – А здесь, случайно, не сказано, что у жреца за жезл?

– Данных немного: это символ власти Великого Ученика. Жезл можно увидеть только по особо торжественным случаям во время праздников или религиозных служб.

Джастин со вздохом поднялся с места.

– Замечательно, – пробормотал он. – Похоже, Гераки ничего не выдумал.

Джастин поплелся в хвостовую часть самолета, а Мэй осталась одна. Она недоуменно повертела кулон: что теперь с ним делать? Надеть? Но тогда Мэй признается – и Джастину, и самой себе, – что она, преторианка, связана со сверхъестественным! Но, как правильно сказал Джастин, разве ей хочется, чтобы знающие люди указывали на нее пальцем и насылали всякие напасти? Кроме того, когда она спросила, почему получилось, что Матушка Оран не опознала в нем избранного, Джастин ответил уклончиво: мол, у него есть свои способы утаить информацию. Вероятно, он намекал именно на амулет. А ведь все сработало! И Мэй решилась: выждав, когда никто на нее не смотрел, она быстро надела шнурок на шею и опустила кулон в вырез платья.

Она также хорошо понимала важность того, что Джастин сделал амулет своими руками. Он рассказывал, что давным-давно к нему явился скандинавский бог и спас его жизнь, надеясь, что Джастин отблагодарит его. Однако Джастин представил дело так, что ему не пришлось платить по счетам, но Мэй чувствовала: ситуация коренным образом изменилась. Джастин, естественно, будет помалкивать, но кулон четко указывал на то, что Джастин успел заключить с Одином какой-то уговор. Может, именно поэтому ее отношения с Джастином стали теснее, чем прежде. А еще Мэй не винила Джастина за скрытность: ведь она сама ничего не говорила ему о видении с девочкой под алым бархатным флагом.