Гнев истинной валькирии - Мид Ричел (Райчел). Страница 42

– Салон, – кратко ответил он.

– Где они держат девочек… для продажи.

– Если вывешен красный флаг, значит, у них есть девушки, достигшие половой зрелости. Раньше ими нельзя торговать, им должно исполниться тринадцать.

– Тринадцать? Этот возраст надо расценивать как меру предосторожности? – сердито буркнула она.

– Правительственные чиновники пытаются что-то предпринять. Точнее, сделать вид, будто они кого-то защищают. А еще я слышал, что в глубинке в салонах и этих правил не придерживаются.

Мэй сверлила здание взглядом, даже когда автомобиль тронулся с места. Однако после реплики Джастина про глубинку она вздрогнула и спросила:

– А сколько здесь салонов?

– В Аркадии? – пожал плечами Джастин. – Куча. Только здесь и в пригороде не меньше дюжины.

Мэй оглянулась на ветхое здание с красным флагом, и память услужливо подсунула ей образы из видения. А вдруг ее племянницу держат за этими самыми облупленными стенами? Но, может, Джастин прав насчет количества салонов в столице и в ее окрестностях. А что тогда говорить об остальной стране? Мэй затошнило. В том полусне ей явилась дочь сестры, и был дан знак – она очутилась в одном из таких заведений. Но в каком именно? Аркадия – большая страна. А если нужный салон вовсе не в столице? И где гарантия, что племянница попала в «цивилизованное» заведение, которое соблюдает местные правила?

Доехав до усадьбы Карла, они обнаружили, что джемманская делегация еще не вернулась с экскурсии. Карл тоже отсутствовал, но его сыновья и жены с любопытством глазели на Джастина и Мэй, пока те брели через двор к гостевому флигелю. Среди них стояла и старшая жена Карла, Хэрриет. Она несла ведра воды от колодца: аркадийцы принципиально отказывали своим женщинам в благах прогресса. Все, естественно, ради пресловутого «укрепления характера». Кстати, в особняке имелся водопровод, и ванна с туалетом отлично работали. Но для того чтобы приготовить пищу, женщинам приходилось таскать ведра через всю усадьбу. Затем воду выливали в продвинутую и сложную систему фильтрации и очистки, и от этого сама затея выглядела еще обиднее и комичнее. Мэй пока не сталкивалась с подобными обязанностями, а Вал не жалела красочных эпитетов для описания работы, конечно, когда подруг никто не слышал.

Хэрриет заступила им дорогу и встала, чуть отвернувшись от Джастина и уважительно глядя в сторону.

– Прошу прощения, что отрываю вас от дел, – произнесла она и умолкла. Джастин понял, что первая часть фразы предназначена для него, а Хэрриет обратилась к Мэй: – Когда освободитесь, присоединяйтесь к нам, нам нужна помощь. Остальные еще не вернулись, а Ханна еще не может работать. – Потом довольно миролюбиво добавила: – Забот много – и гостей немало.

– Да, – отчеканила Мэй, и Джастин даже обрадовался, что ее лицо скрыто за покрывалом. – Скоро я к вам присоединюсь.

Хэрриет недовольно скривилась: похоже, она привыкла, что женщины перед ней пресмыкаются. Однако ничего не сказала и пошла дальше, кивнув на прощание Джастину.

А когда они оказались в безопасных пределах своей комнаты, Мэй смертельно захотелось вздремнуть: такое с ней случалось и после того, как она стала преторианкой. Вот бы броситься сейчас на кровать и поспать часов восемь, чтобы не видеть ни усадьбы, ни красных бархатных флагов и быта, «укрепляющего характер»! Но вместо этого она принялась разворачивать свой туго намотанный кокон, собранный из бесчисленных слоев материи. Ей так не терпелось избавиться от плотной и тяжелой материи, что она позволила Джастину помочь ей. Впрочем, наматывали ткань две жены Карла – в четыре руки. Неудивительно, что ей понадобился Джастин. Сам он присвистнул, когда они наконец добрались до первого слоя – длинной рубахи грязно-бурого оттенка, насквозь мокрой от пота.

– Поверить не могу, – выдавил он, садясь на кровать. – Сколько же на тебе было одежек!

Мэй провела ладонью по влажной коже: сейчас бы принять душ! Но с другой стороны, зачем ей мыться, если целый вечер придется вкалывать, не поднимая головы?

– Так здесь уберегают бедняжек-мужчин от мерзкой похоти. Одного слоя ткани им явно недостаточно.

Джастин потемнел лицом:

– А Его Святейшеству даже того, что на тебе было намотано, не хватило! Еще чуть-чуть, и этот мужик бы руку в штаны себе запустил! Или что там он носит? Сутану? В общем, запустил бы под подол шаловливые пальцы и…

– Еще чуть-чуть, и ты бы полез в драку, ни дать ни взять – мальчишка в пубертате! – рассердилась она. – Я признательна тебе за рыцарский жест, но ты и не думал, что моя добродетель в опасности, не правда ли?

Джастин даже не улыбнулся в ответ на шутку.

– Мэй, Великий Ученик – псих, причем гениальный. Он стоит у руля целой секты, которая рулит этой полубезумной страной. Я понимаю, что тебе изнасилование ни разу не грозило, но поверь: если бы он захотел, примчалась бы дюжина слуг и держала бы тебя за руки и за ноги, попутно распевая гимны своему богу. А он бы занимался тобой в свое удовольствие.

Мэй болезненно поморщилась, но не от того, что живо представила себе пугающую картину. Ее задело невзначай брошенное «тебе ни разу не грозило изнасилование». Джастин, впрочем, ушел не столь далеко от истины. Мэй всегда предельно тщательно отбирала сексуальных партнеров и вообще держала под контролем эту сферу. Лишь однажды она допустила невольный промах.

Ее бывший парень, Порфирио Алдайа, попытался ее изнасиловать после того, как она прекратила с ним всякие отношения. А Порфирио не мог смириться с разрывом. Конечно, Мэй удалось отбиться с помощью Морриган – хотя она и не догадывалась, что кельтская богиня пытается получить над ней власть. Но сейчас Мэй серьезно сомневалась, что сумела бы взять верх без вмешательства Морриган: ведь Порфирио был истинным преторианцем. Внезапно Мэй захлестнула беспомощность, и она подумала: а если бы пришлось пережить этот кошмар снова, не прибегла бы она к божественной помощи уже сознательно?

Но эти мысли оставались ее личной тайной, в которую она решила не посвящать Джастина. Поэтому ее лицо приняло бесстрастное выражение, и Мэй беззаботно отмахнулась:

– Помилуй, не ты ли твердил, что аркадийцам не нужен международный скандал? А если он гений, как ты говоришь, он не станет рисковать миром между державами ради какой-то женщины, несмотря на все свое хваленое могущество.

Джастин слабо улыбнулся: напряжение стало понемногу его отпускать.

– Ты не просто женщина – никакое чудовищное подобие платья тебя не испортит. Но нельзя недооценивать их сексуальную фрустрацию. Все они, даже власти предержащие, жутко закомплексованы. – Он посмотрел в окно и добавил: – А Великий Ученик обладает огромной властью. Причем сила его не совсем из этого мира.

Мэй рылась в чемодане в поисках чистого платья, но тотчас замерла.

– Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, – медленно проговорила она. – Я тоже почувствовала…

Джастин, затаив дыхание, подался вперед:

– Да? Что именно?

– Не знаю, как объяснить, но у меня мурашки по коже побежали. Может, все из-за нервов?

– Ты почувствовала, что он – избранный, – выдохнул Джастин.

Мэй приподняла брови, а Джастин с жаром продолжил:

– Потрясающе, Мэй! У тебя получилось! Но я пока не пойму, свидетельствует это о его уровне силы или о твоем. Амулет при тебе?

Мэй сунула руку в ворот рубашки и вытащила деревянный кругляш на шнурке.

– Замечательно! – воскликнул Джастин. – Не снимай его здесь ни на секунду. Не надо привлекать внимание богов, в Аркадии слишком опасно.

Поскольку Мэй собиралась переодеться, он деликатно отвернулся. Она с удовольствием стащила с себя рубашку.

– А что ты будешь делать с требованием пустить в РОСА миссионеров? Или как их, экспертов по культуре?

– Расскажу о нем Лусиану и другим ребятам, а затем дам свои рекомендации, – без обиняков ответил Джастин.

– И какие?

– Полный запрет на поганых миссионеров! У Нехитимара в чужой земле не будет столько энергии, как здесь, но пускать в нашу страну чужих проповедников – плохая идея. И с политической точки зрения, и с духовной. Они будут уверять, что приедут почитать лекции по аркадийской культуре, но рассказывать они станут в основном о своей религии.