Тень суккуба - Мид Ричел (Райчел). Страница 45

Эрик с осторожностью посмотрел на демона.

— Да… Но вы же сами сказали, это бесполезно. Связь, существовавшая между вами, теоретически была достаточно сильна, чтобы призвать ее обратно, но вы туда войти не сможете. Что проку с бесполезного прохода между мирами?

Джером резко встал, посмотрел на Романа и сказал:

— Домой сам доберешься.

А потом театрально исчез, оставив после себя клубы дыма.

А я вернулась в тюрьму к онейридам. Они стояли передо мной в темноте и светились от полученной энергии. Пребывая во сне, я не чувствовала жуткой потери силы. Лишь по возвращении в свою тюрьму я ощущала, как измучена. Однако нельзя сказать, чтобы на этот раз я пришла в полное отчаяние.

— Вы ошиблись, — заявила я, пытаясь говорить с издевкой, но от истощения едва ворочала языком.

Боже правый, как же я устала. Видеть сны — не означает спать.

— Мои друзья знают о вас. Они знают, где я. Первый и Второй, как всегда, сохраняли непроницаемые лица.

— А с чего ты взяла, что этот сон — правда? Неплохой вопрос.

— Интуиция, — ответила я.

— Думаешь, ей можно доверять? — спросил Первый. — После всего этого? После такого количества снов? Откуда ты знаешь, где реальность, а где — сон?

Да ниоткуда. Пока я еще могла отличить настоящие воспоминания от выдумок онейридов, но вот события в мире смертных… тут все сложнее. Может, дело не в интуиции, а скорее в моей слепой вере в то, что все будет хорошо.

Второй прочитал мои мысли.

— Ты надеешься. А мы питаемся надеждами, заставляя тебя думать, будто еще не все потеряно. Тебе остается просто ждать. Ждать. Ждать.

— Это была правда, — твердо сказала я, словно это могло что-то изменить.

— Даже если и так, — возразил Первый, — это ничего не значит. Ты же сама видела. Тебя здесь никто не сможет найти.

— Может, это была ложь, а остальное — правда. Вы специально так все подстроили. Они узнали, где я нахожусь, но вы не хотели показывать мне, что они придумали, чтобы спасти меня. Они проведут этот ритуал.

— У них ничего не выйдет. Ничто не сможет вырвать твою душу отсюда.

— Ошибаетесь.

Я плохо понимала, что говорю. Казалось, все мое естество разрывается пополам, мне не оставалось ничего, кроме как продолжать спорить с ними.

— Ты наивна. Так было всегда. Низшие бессмертные сохраняют эту слабость с тех времен, когда, были смертными, а ты вообще — особый случай. Нашей матери почти удалось воспользоваться твоей слабостью и вырваться на свободу от ангелов. Но теперь час твоего падения близок.

— В смысле — почти удалось?

Онейриды обменялись довольными взглядами.

— Твой сон, — объяснил Второй. — Твоя фантазия. То, что она пообещала показать, если ты освободишь ее. Тебе так сильно хотелось поверить в это, что ты почти сдалась.

На секунду я перестала видеть не только онейридов, но и постоянно окружавшую меня тьму. Я оказалась во сне, который создали не онейриды, а я сама. Раз за разом Никта посылала мне видения будущего. В них у меня был дом и ребенок. И мужчина. Мужчина, которого я любила, но никак не могла разглядеть его лицо. Никта так и не показала, чем закончился этот сон. Я так и не узнала, кто же этот мужчина.

— Вы просто куски дерьма, — сказала я. — Вы же сами говорите, что Никта показывает правду — настоящее будущее. Но как этот сон может быть правдой, если мне суждено остаться здесь навечно? Что-то из этого должно быть ложью.

— Будущее все время меняется, — возразил Первый. — Тот сон был правдой, когда она показала его тебе. А теперь твой путь изменился.

— Ой да ладно! Какой тогда смысл показывать будущее, если оно все время меняется? Это не правда и не ложь, просто догадка. Я никогда ей не верила. То, что она показывала мне, невозможно — даже если бы я сейчас находилась в более приятной компании, чем ваша.

— Ты никогда не узнаешь, было ли это возможно, — мрачно заявил Второй, но тут же исправился — то есть это было возможно, но теперь ты будешь жить с осознанием того, что лишилась такого будущего.

— Нельзя лишить меня того, чего никогда не было! — заорала я. — У суккубов не бывает детей! У меня не могло быть такой жизни!

Но кое-чего я им не сказала. В том сне была одна забавная деталь — две кошки. Тогда у меня была всего одна — Обри. Вскоре после этого я нашла Годиву, как две капли воды похожую на вторую кошку из сна. Совпадение? Или тогда я и правда была близка к осуществлению мечты, а теперь ей никогда не суждено сбыться? Онейриды, как всегда, прочитали мои мысли.

— Хочешь увидеть его? — спросил Первый.

— Кого — его?

— Мужчину, — подхватил Второй, — мужчину из твоих снов.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Не успела я открыть рот, как провалилась в новый сон.

Я оказалась на кухне. В этом сне я одновременно чувствовала себя и наблюдала за собой со стороны. Кухня была современная, ярко освещенная, гораздо больше, чем надо женщине, которая не умеет готовить. Я стояла у раковины, руки по локоть в мыльной пене, пахнущей апельсином. Я мыла тарелки, причем не очень-то хорошо, но чувствовала себя счастливой и даже не замечала этого. На полу лежали части посудомоечной машины — теперь понятно, почему мне приходится мыть посуду вручную.

Из комнаты доносились звуки «Sweet Home Alabama» [12], я мыла посуду и тихонько подпевала. Меня наполняла радость, сначала я даже растерялась, настолько забытым было это ощущение после всего, что со мной приключилось, особенно после похищения онейридами. Пропев еще несколько строчек, я поставила мокрую чашку рядом с раковиной и обернулась, чтобы заглянуть в гостиную.

Там, на одеяле, в окружении мягких игрушек, сидела маленькая девочка лет двух. Она обнимала плюшевого жирафа, который гремел, когда она трясла его. Как будто почувствовав мой взгляд, она оторвалась от игрушек и посмотрела мне прямо в глаза.

Ее щечки еще не потеряли младенческой пухлости. Светло-каштановые локоны обрамляли личико с большими карими глазами и темными пушистыми ресницами. Она была просто прелесть. За ней на диване клубочком свернулась Обри, а рядом лежала Годива.

Девочка радостно улыбнулась, и на одной щечке появилась крошечная ямочка. Меня захлестнуло волной любви и радости, мое настоящее измученное «я» с трудом смогло выдержать такой ураган чувств. Как и в первый раз, когда мне приснился этот сон, я точно, абсолютно точно знала, что эта девочка — моя дочь.

Потом я вернулась к мытью тарелок, хотя мне ужасно хотелось пойти в гостиную. Чертовы заботы по хозяйству. И сновиденная, и реальная «я» хотели только одного — быть рядом с этим ребенком. Впитывать каждую ее черточку, смотреть на нее вечно, на ее глазки и длинные ресницы, на эти пушистые кудряшки.

Сопротивляться не осталось сил, да и тарелки порядком надоели, поэтому я снова обернулась. Девочки не было. Я бросила тарелки и тут же услышала стук, а потом отчаянный рев.

Я бросилась в гостиную, Обри и Годива встрепенулись, когда я пронеслась мимо них. В дальнем углу комнаты на полу, около стола с острыми краями сидела моя дочка, прижимая ладошку ко лбу. Она рыдала, и слезы струились по щечкам.

В мгновение ока я оказалась рядом и крепко ее обняла. Мне самой хотелось рыдать от ощущения крошечного теплого тела на руках. Я укачивала ее, шепча бессвязные слова утешения, нежно целуя шелковистые волосы. Постепенно она перестала плакать, положила голову мне на грудь и успокоилась. Мы просидели так с минуту, наслаждаясь тем, что мы есть другу друга, и тут я услышала шум подъезжающей машины и приподняла голову.

— Слышишь? — спросила я. — Папа приехал.

Мое радостное возбуждение сразу же передалось девочке и отразилось на ее лице, я встала, держа ее на бедре. Если учесть мой небольшой рост, это требовало некоторой координации.

Мы подошли к входной двери и вышли на крыльцо. На улице уже стемнело, только фары машины светились вдалеке, освещая ровный слой сверкающего снега на лужайке перед домом и на дорожке. Снег падал сплошной стеной. Я не узнала место, но это точно не Сиэтл. Если бы в Сиэтле выпало столько снега, в городе уже ввели бы чрезвычайное положение и стали готовиться к концу света. А мы с дочкой совершенно спокойно смотрели на эту картину, не обращая на снег особого внимания. Не знаю, где мы находимся, но тут такая погода — обычное дело.