Нет дыма без огня - Браун Сандра. Страница 6

Джейнэллен не могла представить, сколько их поддалось магическому очарованию ее братьев, и в первую очередь Кея. Она часто грезила, как будет баловать многочисленных племянников и племянниц, но мечта оставалась только мечтой. Кей обожал женщин, причем самых разных. Но ничто не свидетельствовало о том, что он скоро угомонится, связав себя брачными узами.

– А ты ловко умеешь надевать на мужчин штаны, – заметил он шутливо. – А снимать-то умеешь? Я очень на это надеюсь, – добавил он.

– Замолчи!

– А все-таки?

– Нет! – Она почувствовала, что у нее загорелись щеки. Кей всегда заставлял ее краснеть.

– А почему нет?

– Меня это не интересует, вот почему, – отрезала она. – Кроме того, никто пока не очаровался моей привлекательной внешностью.

– Не вижу в ней ничего плохого, – настаивал он.

– И привлекательного тоже.

– Потому что ты вбила себе в голову, что ты некрасивая, и одеваешься соответственно. Ты такая… – Он неодобрительно показал на ее строгую блузку. – Такая застегнутая на все пуговицы.

– Я… на все пуговицы?

– Именно так. Тебе надо расстегнуться. Расстегнуть все пуговицы и крючки. Дать себе волю, сестренка.

Она изобразила негодование.

– Я, как старая дева, отказываюсь слушать подобные ужасные вещи.

– Старая дева! Какая еще… Послушай меня, Джейнэллен. – Указательным пальцем он почти касался кончика ее носа. – Послушай, ты совсем не старая.

– Но и не первой молодости.

– Ты на два года моложе меня. Значит, тебе тридцать четыре года.

– Ты немного ошибся.

– Ладно, тридцать три. Тебе до старости еще ой как далеко. Бабы в наши дни ждут до сорока, чтобы родить детей.

– Сомневаюсь, чтобы им понравилось, как ты их называешь.

– Самое главное, чтобы ты меня поняла, – настаивал он. – Ты даже еще не достигла полного расцвета своей сексуальности.

– Кей, прошу тебя.

– И единственной причиной, почему ты еще «девушка», если это действительно так…

– Это так.

– Что ж, можно только пожалеть… Единственной причиной является то, что ты сторонишься любого мужчины, который еще только подумывает, а не пошарить ли у тебя в трусиках.

Джейнэллен, онемев от его грубости, молча уставилась на брата. Она работала среди мужчин восемь часов в день, пять дней в неделю и, случалось, в субботу и воскресенье. Как правило, язык этих людей сочный и красочный, но они его придерживали, если поблизости оказывалась мисс Джейнэллен. А когда ее подчиненные к ней обращались, то их речь могла считаться образцом вежливости.

И конечно, Джоди убила бы на месте любого мужчину, позволившего себе вульгарно выражаться в ее присутствии или в присутствии ее дочери. Как ни странно, Джоди сама обладала довольно обширным набором непристойностей и ругательств и пользовалась ими, не замечая этой своей слабости.

Джейнэллен хорошо знала, что своей манерой держаться она возводит невидимую стену, препятствуя непринужденному дружескому общению с другими людьми. Она считала свою застенчивость серьезным недостатком. Это налагало на нее печать отчужденности и подтверждало, что она не привлекает мужчин на любом уровне отношений, включая дружбу. Она даже не могла быть запанибрата в мужской компании, хотя выросла вместе с Кларком и Кеем.

Она не столько обиделась, сколько поразилась непристойному замечанию, хотя в какой-то мере брат ей польстил. Кей, правда, не догадывался о ее чувствах.

– Черт возьми, – бормотал он с раскаянием и гладил ее по щеке. – Прости меня. Я не хотел сказать ничего плохого, но ты слишком строга к себе. Ради Бога, смотри на вещи проще. Радуйся жизни. Возьми на год отпуск и поезжай в Европу. Веселись. Шуми. Скандаль. Только не замыкайся в себе. Жизнь слишком коротка, чтобы хмуриться. Она проходит мимо тебя.

Джейнэллен улыбнулась, взяла его руку и поцеловала.

– Извинения приняты. Ты не хотел меня обидеть или оскорбить мои чувства. Но ты ошибаешься, Кей. Жизнь не проходит мимо меня. Моя жизнь здесь, и я ею довольна. Я очень занята и просто не представляю, что бы я делала в другом месте, даже если меня там ждет любовь или что-то еще. Согласна, моя жизнь кажется серой по сравнению с твоей, но это моя жизнь. Ты перекати-поле. А я домоседка, меня не привлекают ссоры, шум и скандалы. – Она положила руку ему на плечо. – Я не хочу с тобой спорить в первый день твоего приезда после того, как Кларк… – Она не смогла продолжать. Сняла руку с его плеча. – Пойдем вниз. Кофе уже готов.

– Прекрасно. Одна-две чашки не помешают перед встречей со старушкой. Когда она обычно встает?

– Старушка уже встала.

В дверях комнаты стояла их мать Джоди Такетт.

Бови Кейто проснулся от того, что кто-то с силой толкал его в бок носком ботинка.

– Эй ты, вставай.

Бови открыл глаза и перевернулся на спину. С трудом он вспомнил, что ночевал в кладовой бара «Под пальмой», самого шумного, буйного и обшарпанного бара из шумных, буйных и обшарпанных баров по обеим сторонам узкого шоссе на окраине Иден-Пасс.

Недавно нанятый уборщиком, Бови выполнял большую часть своей работы после двух часов ночи, когда бар закрывался, а в это время он закрывался, если оказывалось мало посетителей. Помимо жалкой зарплаты, выплачиваемой хозяином бара, Бови было разрешено ночевать в спальном мешке на полу кладовой.

– Что случилось? – спросил Бови, с трудом продирая глаза. Ему казалось, что он не проспал и двух часов.

– Вставай.

Снова последовал удар в ребра, но на этот раз скорее в качестве напоминания. Первым желанием Бови было схватить безжалостную ногу и оттолкнуть ее в сторону, таким образом лишив обидчика равновесия и приземлив на все три точки.

Но Бови провел последние три года в тюрьме штата как раз за то, что дал волю своим чувствам и рукам, и не стремился провести там еще один срок.

Молча, без замечаний и жалоб, он сел на пол и потряс все еще сонной головой. Щурясь от солнечного света, проникавшего через окно, он рассмотрел силуэты двух стоявших над ним мужчин.

– Прости, Бови. – Это был Хэп Холлистер, владелец бара «Под пальмой». – Я объяснил Гасу, что ты был тут всю ночь, никуда не отлучался с семи часов вечера, но он настаивает, что обязан проверить, потому что ты бывший заключенный. Они с шерифом с вечера опросили всех в округе, и на данный момент ты единственная подозрительная личность в городе.

– Единственная, этого не может быть, – бормотал Бови, с трудом поднимаясь на ноги. – Не беспокойся, Хэп, – улыбнулся он мрачно своему новому хозяину, затем повернулся к лысому, оплывшему, толстому помощнику шерифа. – О чем речь?

– Речь о том, – раздраженно передразнил помощник шерифа, – что вчера вечером миссис Дарси Уинстон чуть не изнасиловали и чуть не убили в собственной кровати. Вот о чем речь.

Он рассказал им о нападении.

– Мне очень печально это слышать. – Бови взглянул по очереди на помощника шерифа и на Хэпа, но они продолжали молча смотреть на него. Бови быстрым движением поднял и опустил плечи, выражая недоумение. – Кто такая миссис Дарси Уинстон?

– Будто не знаешь, – усмехнулся помощник шерифа.

– Не знаю.

– Ты с ней говорил вчера вечером, Бови, – сочувственно вздохнул Хэп. – Она была здесь, когда ты дежурил. Рыжая, с большими сиськами, фиолетовые штаны в обтяжку. Вся увешана побрякушками.

– А, помню.

Он не помнил побрякушек, но груди помнил, такие не забудешь, и миссис Дарси Уинстон знала это лучше всех других. Она опрокидывала коктейли, словно содовую, и приставала ко всем мужчинам, не исключая скромного уборщика Бови.

– Мы с ней говорили, – сообщил он помощнику шерифа, – но до обмена визитными карточками дело не дошло.

– Она говорила со всеми, Гас, – вмешался Хэп.

– Но только он один отсидел срок. Только его одного выпустили условно.

Бови переступил с ноги на ногу и приказал себе расслабиться. Провались все пропадом, он чувствовал, что беда притаилась где-то рядом за углом, вот-вот она вырвется оттуда, и тогда ему крышка.