Белые ночи (СИ) - Лисина Александра. Страница 20

В темноте было еще терпимо, потому что густые тени неплохо скрадывали тревожное впечатление, а вот днем мне приходилось быть очень осторожной, чтобы никого не напугать. Нет, я не хочу сказать, что зрелище совсем уж жуткое. Точнее, не так: конечно, оно было жутким, но в основном только в полнолуние — не зря даже оберона когда-то пробрало. А в остальное время люди просто инстинктивно чуяли угрозу от моих непроницаемо черных глаз, которые, хоть и похожи на человеческие, но все же мне никогда не удавалось их полностью скрыть ни за какой маской. И если кто-то рисковал туда смотреть дольше минуты, быстро подмечал неестественный блеск темных радужек, их нескончаемую глубину, как у бездонного черного озера, и плавно меняющий цвет зрачок, от которого порой и меня бросало в дрожь. Так что ни о каких попутчиках лучше не думать, как, впрочем, и о кавалерах, и даже просто друзьях. В мои глаза только Рум не боялся заглядывать, да и то потому, что ему все тревоги этого мира были ему глубоко по… гм, по барабану. Что же касается разных недоброжелателей или того, что я выгляжу беззащитной…

Я мельком покосилась на свои ногти. О да, страстного любителя женского общества будет ждать ОЧЕНЬ неприятный сюрприз, если он вздумает делать скромной девушке неприличные предложения. Полагаю, не надо напоминать, что мои коготки легко прошивают каменную стену в полкирпича и без труда режут стальные доспехи. Силой меня Двуединый тоже не обидел, так что беззащитной я себя не считала. Против тяжеловооруженного рыцаря, конечно, не выстою, но от всякой швали вполне отобьюсь. Или сбегу, что тоже — неплохой вариант. Все-таки я — воровка, а не хладнокровный убийца, и на моем счету нет кучи трупов, которые позволили бы мне чувствовать себя достаточно уверенной с оружием наперевес. В конце концов, благородная профессия вора не любит лишних жмуриков, и настоящим профи считается не тот, кто с боем прорывается сквозь охрану «клиента», а тот, кто умеет незаметно прийти, тихо сделать свое дело и так же незаметно уйти, не потревожив ни собак, ни магов, ни охранных заклятий.

На этой мысли я с досадой поджала губы и с сожалением признала, что о рыжей Ведьме теперь придется надолго забыть. Как придется выбросить из головы крамольные мыслишки о быстром обогащении, чужих сундуках и дорогих безделушках, которые, надо признать, неплохо умели поднимать настроение и скрашивать унылые будни. Но я больше не имела права привлекать ничье внимание и не могла ни задерживаться подолгу на одном месте, ни шарить темными ночами по плохо охраняемым тайникам, ни настораживать своей внешностью. Вообще ничего.

Кстати, о внешности… сейчас у меня было обычное, незаметное лицо с мелкими и незапоминающимися чертами. Маленький аккуратный носик, тонкие губы, лишенные манящей чувственности и зазывного блеска. Острый подбородок. Абсолютно черные волосы, которые я в кои-то веки решила отрастить так, как им всегда хотелось — до середины спины, и благоразумно заплела в толстую косу, чтобы не мешались. Еще появилась густая челка, намеренно падающая на глаза и скрывающая их неестественную форму. Смуглая кожа, тонкие пальцы и своя собственная, привычная во всех смыслах фигура среднего роста, с узкими плечами и довольно стройными бедрами. Почти ничем не отличающаяся от большинства девушек моего возраста и сложения.

Конечно, наилучшим вариантом было бы перекинуться в нечто, совсем уж на меня не похожее. Например, в неоформившегося подростка с глупыми восторженными глазами и румяными щечками, в старую матрону с больными ногами или, еще чего похлеще — полностью сменить пол. Но, во-первых, всякий прыщавый недоросль, в одиночестве бредущий по пустому тракту, автоматически будет вызвать подозрения (читай: воришка, попрошайка или сбежавший малолетний дурак, которых не только нигде не любили, но и пнуть не забывали, просто проходя мимо). Во-вторых, противной бабкой я уже не раз была, когда заходила в оставленные позади селения, но потом быстро сообразила, что престарелая попрошайка вызывает еще больше неприязни, чем полная сил, но некрасивая молодка. Не говоря уж о том, что таких старались всячески отваживать от ворот, не гнушаясь порой и собак спустить, чтоб неповадно было. И, на своей шкуре ощутив однажды все прелести подобного приема, я зареклась от необдуманных экспериментов. Ну, а в-третьих, в мальчика я тоже как-то решила переделаться и, надо сказать, результат меня совсем не впечатлил. Потому что у хмурого парня со страшноватыми черными провалами вместо глаз, к моему изумлению, оказались чересчур мягкие черты лица, наводящие на довольно неприятные ассоциации. Но, что совсем уж безобразие, еще и вполне себе женственная фигура. Смотрелось это крайне омерзительно даже под мешковатой одеждой, которую пришлось поспешно нацепить во избежание недоразумений, однако тратить силы на полное преображение, не зная точного результата, да еще отращивать себе… сами знаете что… я просто не решилась.

Так что о мальчике пришлось навсегда забыть.

В итоге я остановила выбор на невзрачной худенькой брюнетке — не страшненькой, но и не настолько привлекательной, чтобы собирать вокруг себя аншлаги. Не поражающей формами, но и не полной замухрышке. Не низкой, не высокой, в скромной одежде и длинном сером плаще, под которым скрывалась небольшая котомка и совсем уж крохотный кошелек, из которого просто нечего брать. Всего лишь очередная серая мышка, которой легко затеряться среди такого же невзрачного люда, во множестве путешествующего по дорогам Симпала, и на которую никто, никогда и нигде не обратит пристального внимания.

Меня это более чем устраивало. И, собираясь сделать очередную остановку под открытым небом, я со странным чувством подумала, что, наверное, так и буду всю жизнь прятаться за такими вот, серыми масками. Буду непрерывно бежать, отговариваясь любыми причинами, чтобы не стоять на одном месте и не думать о том, о чем так не хотелось. С каждым днем уходить все дальше и дальше на восток, надеясь, что он убережет меня от старых страхов. Скрываться в ночи, шарахаться от каждой тени, бесконечно менять лица и, одновременно, настойчиво убеждать себя, что это — правильно. Что так надо и у меня просто нет иного выбора. Да. Я буду бежать до скончания веков, но никогда так и не признаюсь, что не оберона я больше всего боюсь в этом мире. Что не от него так яростно бегу. Не от него прячусь под сотнями личин, отворачиваюсь от зеркал, избегаю даже мимолетного взгляда на блестящую поверхность. Нет, не смерти от его клыков я так страшусь. И не того, что в одном из этих образов он вдруг почует мой странный запах.

Вовсе нет.

На самом деле я смертельно боюсь своего отражения.

5

В торговый город Тирилон я вошла на исходе второй недели, как распрощалась со старым лекарем. Вошла не по причине того, что устала или окончательно запылилась — нет, такие мелочи меня, проведшей чуть не половину жизни на нижних уровнях грязного Лерскила, давно уже не смущали. Особенно после того, что не далее, как месяц назад, пришлось провести несколько славных часов в столичной канализации, где колоритно извозиться во вполне определенной субстанции и вдосталь надышаться тамошними чудесными ароматами. О, нет. Причина такого решения оказалась гораздо прозаичнее и материальнее — у меня просто-напросто закончились деньги. Предпоследнюю медную монетку пришлось отдать за постой три с половиной дня назад (все-таки мои ресурсы даже при самой жесткой экономии не могли тянуться вечно), а последняя осталась в алчных руках стража на воротах одного маленького городка. После чего мне пришлось тяжело вздохнуть, срочно искать место для работы и змеей просачиваться за следующую, показавшуюся на горизонте городскую стену в толпе таких же плохо одетых бедолаг.

Сперва мне показалось странным, что народу в тот день прибывало так много, но потом выяснилось, что завтра-послезавтра на главной площади откроется традиционная весенняя ярмарка, и удивляться я перестала. Надо думать, что в таком отдалении от богатой столицы и столь мелкое происшествие, как скудная на развлечения ярмарка, неизменно привлечет к себе внимание, а местные батраки со всех ног припустят из своих сел и деревень, чтобы попытать счастья и урвать хоть одну серебряную монетку из этого балагана.