Ночная дорога - Ханна Кристин. Страница 77
У хижины Джуд остановила машину и помогла Грейс из нее выбраться.
Она взяла маленькую ручку и спросила:
— Хочешь, я почитаю тебе книжку?
Грейс подозрительно на нее посмотрела, долго молчала, но потом все-таки сказала: «Ладно», словно ожидая, что Джуд отменит свое предложение.
Они молча прошли в дом, и Грейс сразу направилась в свою комнату. Там она взяла свою любимую куклу-принцессу с серебристо-белыми волосами, взобралась на белую кровать с ножками и накрылась цветным одеялом.
— Я взяла в рот палец пососать, — сообщила она с вызовом.
Джуд невольно улыбнулась:
— Наверное, я тоже так поступлю. — И сунула большой палец в рот.
Грейс рассмеялась:
— Ты слишком старая.
Посмеиваясь, Джуд подошла к книжному шкафу.
На глаза ей попалась тонкая книжка в белой обложке. Джуд медленно вытащила ее и уселась рядом с Грейс. Открыв книгу, она начала читать: «В тот день, когда Макс надел костюм волка и начал проказничать, мама назвала его чудовищем». [19] Знакомые слова перенесли Джуд в комнату, полную мультяшных фигурок и пластмассовых динозавров, к маленькому мальчику, который все время смеялся и не желал слушать никакие книжки, если только рядом не было сестры. Воспоминания как живые — осталось только руку протянуть. На секунду она снова превратилась в молодую маму, сидящую в центре огромной кровати с малышом под каждой рукой и раскрытой книгой на коленях.
— Книжка не грустная, бабушка. Почему ты плачешь?
— Я забыла, как мне нравилась эта книга. Она напоминает мне о моих детях. — Впервые за много лет она произнесла это нежное слово вслух. Дети. У нее было двое.
— Мне тоже она нравится, — сказала Грейс с серьезным видом, придвигаясь ближе к Джуд и почти прижимаясь к ней. Они долго так сидели, пока Джуд читала вслух. Потом она закрыла книгу и посмотрела на Грейс. Девочка спала.
Джуд поцеловала внучку в мягкую розовую щеку и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
В гостиной она увидела в коробке на кофейном столике письма — там, где она их оставила.
Но это были чужие письма, и не ей их вскрывать.
Джуд, однако, продолжала смотреть не отрываясь на конверты, разложенные веером. Незапечатанные — это было видно. Возможно, Лекси перечитывала через какое-то время то, что написала.
В конце концов Джуд уселась и поставила всю коробку на колени. Она долго смотрела на письма, понимая, что поступит неправильно, если их прочтет.
«Всего одно. Чтобы посмотреть, не разобьет ли оно сердце Заку…»
Она достала из коробки первый конверт и открыла. Письмо на дешевой белой бумаге, по всему листу серые размытые пятна. Слезы.
На письме стояла дата — ноябрь 2005 года. Да, Лекси понадобилось много времени, чтобы написать свое первое письмо.
У Джуд сжалось сердце, как случалось перед началом приступа паники, и она начала читать. Успела прочесть только первый абзац, когда открылась дверь и вошел Зак. Сын был явно расстроен.
— Привет, ма, — сказал он, швыряя рюкзак на пол. Тот проехал по деревянным доскам и ударился о стену. Зак нетерпеливо отбросил челку с глаз. — Как сегодня прошло с Лекси?
«Неужели так всегда было? — неожиданно подумала Джуд. — Неужели Лекси для него так и осталась на первом месте? А если так, то чего же это ему стоило — запереть свои чувства?»
— Послушай это, — сказала Джуд.
— Можно, я послушаю позже? Сейчас я хочу знать…
— Это письмо, которое Лекси написала Грейс в тюрьме.
— О боже… — Зак так и рухнул в кресло-подушку у камина.
Джуд видела, что он боится услышать слова Лекси. Она его понимала. Легче подавить сердечную боль, чем преодолеть. По крайней мере, они оба выбрали эту дорогу. Джуд откашлялась и начала читать:
«Дорогая Грейс,
Мне было восемнадцать, когда ты родилась. Глупо, наверное, об этом писать, потому что сейчас мне всего девятнадцать, но я решила, что, быть может, тебе захочется это знать.
Как бы мне хотелось о тебе забыть. Ужасно такое говорить, но если бы ты была постарше и могла прочесть это письмо, то ты уже знала бы, где я нахожусь и что я сделала. Почему я не могу быть твоей мамой.
Поэтому мне хотелось бы тебя забыть.
Но я не могу.
Просыпаюсь в этом месте, и первое, о чем я думаю, — это ты. Я не знаю, какие у тебя глазки — зеленые, как у папы, или голубые, как у меня. Я не знаю, спокойно ли ты спишь по ночам. Если бы я могла, я бы пела тебе каждый вечер колыбельные, чтобы тебя убаюкать. Хотя, честно говоря, я не знаю ни одной колыбельной.
Я полюбила тебя еще до того, как увидела. Как такое возможно? Но так и произошло, а потом я взяла тебя на руки и затем отдала Заку.
А что мне было делать? Позволить, чтобы ты навещала меня в этом месте, смотрела на меня через решетку? Нет, этого не будет!
Я где-то прочитала, что горе можно сравнить со сломанной костью. Перелом нужно вправить, иначе будет болеть всю жизнь. Молю, чтобы ты когда-нибудь это поняла и простила меня.
Я не пошлю тебе это письмо, но, может быть, когда-нибудь, когда ты станешь большой, ты решишь меня отыскать, а у меня будет эта коробка с письмами, и я тебе их отдам. И тогда я скажу: „Вот видишь? Я любила тебя“. И, может быть, ты мне поверишь.
А до тех пор я хотя бы знаю, что с тобой все в порядке. Когда-то я воображала, что я одна из Фарадеев. Тебе очень повезло, что у тебя такая семья. Если когда-нибудь взгрустнется, ступай к Майлсу. Он всегда тебя развеселит. Или попроси Джуд обнять тебя — никто не обнимает лучше твоей бабушки.
А потом, не забывай, что у тебя есть папа. Если ты его попросишь, он покажет тебе все звезды на небе и убедит тебя в том, что ты можешь летать.
Так что я не стану о тебе тревожиться, Грейси.
Я попытаюсь забыть тебя. Прости, но так нужно.
Любить тебя очень больно».
Джуд посмотрела на сына — его глаза блестели от слез. Он снова был похож на мальчишку, ее золотого Зака, и в ту же секунду она вспомнила молодую Лекси, не умевшую скрывать своих чувств, лучшую подругу Мии. Она вспомнила девушку из передвижного домика, которая никогда не знала материнской любви, но при этом всегда улыбалась.
— Свидание Лекси и Грейс прошло не очень хорошо. Лекси все испортила.
— Как это?
— Она поторопилась, слишком сильно наседала на Грейс, а девочка не была готова.
— Она не знает, как быть мамой. Да и откуда ей это знать?
— Никто не знает, — тихо заметила Джуд. — Я помню, как мне было трудно с тобой и… Мией.
— Ты была превосходной мамой.
Джуд не могла на него глаз поднять.
— Когда-то, быть может. Но не теперь. Я давно перестала вести себя как твоя мама, и мы оба это знаем. Я потеряла что-то. Я думала… — Она умолкла и заставила себя посмотреть на сына. — Я винила тебя. Хотя знала, что неправа. И я винила Лекси. И себя тоже.
— Ты не виновата. Мы должны были знать, к чему это может привести в ту ночь, — сказал он.
Ее как ножом по сердцу резануло. Та боль, что всегда служила барьером, заставлявшим отступать. Но сейчас она двинулась дальше.
— Ты прав, — тихо сказала она. — Вам не надо было пить в ту ночь, но и Лекси не следовало садиться за руль, да и мне нельзя было вас отпускать. Я ведь знала, что будет пьянка. О чем я только думала, доверяя принятие решения перепившим юнцам? Почему я решила, что не смогу уберечь вас от выпивки? И… Мии следовало пристегнуться. Все по-своему виноваты.
— Нет, это моя вина, — сказал Зак, и хотя Джуд и раньше слышала, как он это говорит, она впервые ощутила тот груз, который он на себя взвалил. Ей стало мучительно стыдно за то, что она полностью ушла в собственное горе и позволила сыну нести свое бремя одному.
Она подошла к Заку, взяла за руку, потянула, заставила его встать.
— Мы все живем под этим грузом, Зак. Мы носим его так долго, что он искривил наши хребты, согнул нас. Придется нам снова расправлять плечи. Мы долж ны простить себя.
19
Из книги Мориса Сендака «Там, где живут чудовища».