Шут. Книга 3 (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde". Страница 62

…Ночь внезапно прорезал крик.

Шут вскинулся на своей узкой лежанке с колотящимся сердцем. Распахнув глаза, он таращился в темноту и пытался унять накатившую внезапно тошноту.

"Мама!" — хотел позвать он, хотя никогда не называл так Далу вслух. Но в фургоне не оказалось никого из взрослых — только Вейка и трехлетняя Тинне, которая немедля начала испуганно плакать. Старшая сестра выбралась из постели и ухватила шута за локоть.

— Шутик, мне страшно! Мне страшно! — ее маленькие горячие пальцы стиснули запястье Шута. Он спрыгнул вниз, обнял Вейку. Сразу почувствовал, что и у девочки сердце колотится о ребра не хуже пойманной птахи.

— Тихо, — сказал ей Шут, быстро гладя по голове. — Я сейчас погляжу. Не бойся! Отец рядом… — случайно это прозвучало так, будто Виртуоз и его отец тоже… Вот только тошнота и внезапно закружившаяся голова не предвещали ничего хорошего.

Сглотнув, Шут набросил куртку и устремился к выходу. Он уже протянул руку, чтобы отворить дверь и выскочить на поляну, где труппа Виртуоза поставила на ночь свои фургоны привычным треугольником вокруг костра, когда все вокруг вдруг озарилось ярким светом, и крик раздался снова. Один, а потом другой, третий… Шут без труда узнал голос Фей и братьев-жонглеров. Громко заржали распряженные кони, топот копыт доносился со всех сторон, словно на поляне внезапно оказался целый табун лошадей. Трещал огонь, пахло горелым маслом. Внезапно Шут услышал яростный, заглушающий все эти звуки, вопль Виртуоза. Вопль дикого вепря, пойманного в зубастые силки.

— Прочь! Прочь ублюдки! Дала, беги! К детям! Беги же, уводи их! — и лязг, звон, рык, отборная брань, злобный смех…

Шут примерз к порогу. Его пальцы так и застыли на ручке двери. Вейка за спиной давилась всхлипами, понимая, что случилась необратимая беда… Тинне плакала уже во весь голос.

— Ма-а-ма… — рыдала она.

"Мама…" — подумал Шут и увидел Далу. По правде увидел, хотя стоял в темном запертом фургоне. Вот только перед глазами плясали языки огня, и отблески их отражались на лезвии длинного меча, уже обагренном кровью.

— Мама! — Шут наконец толкнул дверцу фургона и вывалился наружу. В первый миг ему показалось, будто пылает весь мир, но сделав пару коротких вдохов, он разглядел, что пламенем охвачены только две других повозки. Возле одной из них отчаянно отбивались сразу от нескольких человек Виртуоз и силач Нерт. Жена Нерта, молчаливая дрессировщица Арна лежала на траве за спиной у супруга. Огонь, пожирающий повозку, уже лизал края ее одежды… Впрочем, это больше не имело значения — залитое кровью лицо Арны навсегда застыло, искаженное гримасой боли и ненависти. Шут в ужасе смотрел на целый отряд вооруженных людей, которые громили, уничтожали привычный и любимый мир. Трое из них были верхом, остальные — пешие… Они перевернули фургон жонглеров и, пока тот еще не вспыхнул целиком, выбрасывали наружу нехитрое добро братьев, которых нигде не было видно…

Шут всхлипнул и попытался отыскать глазами Далу.

— Мама! — вновь крикнул он, не задумываясь о том, что это опасно… И тотчас поплатился — один из разбойников, сидящий верхом на огромном коне, развернулся в сторону тонкого мальчишеского крика. Миг — и он, страшный как демон, оказался рядом, пытаясь схватить Шута за волосы, но тот вывернулся, оставив свои солнечные пряди в кулаке всадника.

— Беги, Шут! — услышал он крик Виртуоза. — Беги, мальчик! Мама погибла. Девочек уведи! — в спину всадника вдруг вонзился длинный кинжал. Метнув взгляд на хозяина, Шут понял, что тот остался без оружия… Захлебываясь слезами, он бросился назад к фургону.

Но не успел…

Другой всадник уже плеснул маслом на деревянный борт повозки, и та вспыхнула, ярче прежнего осветив чудовищные картины этой ночи.

— Нет! Нет!!! — закричал Шут. Не видя вокруг ничего, кроме двери в фургон, он ринулся вперед. Забыв про жар, распахнул дощатую створку. — Вейка! Где вы?!

Ответом ему была тишина. Шут метался по фургону, пока не понял, что тот пуст.

"Хвала богам! — подумал он. — Убежали!" — и выскочил из своего дома на колесах, который уже стал горячей сковороды.

Выскочил, чтобы прямиком попасть в чьи-то крепкие руки. Шут яростно дернулся, стараясь выскользнуть из стального зажима, но с изумлением услышал такой родной голос:

— Малыш, это же я!

Дейра!

Шут теперь уже сам вцепился в руки акробата.

— Дей! Дей, что это?! — он едва сдерживался, чтобы не сорваться на крик. — Но Дейра не отвечал, он сгреб Шута в охапку и бежал с ним прочь от полыхающей поляны. — Дей, там же мама! Там Ларс!

— Нету больше Ларса… Беги, дурень! Быстрей!

— А девочки, Дей! Мы должны найти их!

— Они там! — Дейра указал куда-то вперед, куда, очевидно, и волок за собой Шута.

Ветки деревьев хлестали по лицу, в босые ноги впивались острые камни, обломки веток и колючки шиповника, но боли Шут почти не чувствовал. Он бежал за Дейрой точно слепой щенок на веревке. Мертвая Арна, искаженное яростью и отчаянием лицо Виртуоза, пылающие фургоны, запах гари, испуганное ржание лошадей, злой смех разбойников, колючие искры, падающие на голые плечи — все это смешалось в его голове, превратившись в оживший кошмар.

За ними не гнались — кому нужны испуганные комедианты, бросившие свой скарб?

Но… но ведь и скарб этот явно не был главной целью бандитов… Шут понял это много позже, когда остался один и впервые всерьез задумался об истинных причинах нападения. Бандиты не подвергли насилию женщин, почти ничего не взяли из добра… Все, что им досталось — насмерть перепуганные лошади, выжженная поляна с мертвыми телами, да выгоревшие до черноты остовы фургонов…

Именно эта страшная картина предстала перед Шутом наутро.

Они с Дейрой оставили девочек в лесной чаще, где укрывались до утра, а сами вернулись на поляну.

Всегда разговорчивый акробат был молчалив всю дорогу. Лишь один раз со вздохом сказал Шуту, что не хотел брать его с собой… но кому-то же надо предать земле погибших… а это нелегкая работа. От этих слов у Шута встали дыбом волосы на затылке и пресеклось дыхание. Он не был так наивен, чтобы ожидать от возвращения на поляну чего-то хорошего… но до того момента все-таки не мог по-настоящему представить своих близких мертвыми. Мысль о том, что придется увидеть обезображенные тела, вдохнуть запах смерти, прикоснуться к ней, заставила Шута сбиться с шага.

Ему, наверное, повезло… Если ночью кого и нужно было хоронить, к утру от труппы Виртуоза остались только кучки потемневших костей. Дейра еще издаклека окинул взглядом пепелище и тихо сказал Шуту:

— Возвращайся к девочкам. Я сам управлюсь. Тут… немного работы.

Шут хотел кивнуть, но застыл, не в силах пошевелиться.

Дейра не стал ждать и направился к чернеющим на фоне рассветного неба фургонам. За ночь молодой акробат как будто постарел в два раза. Его походка была сутулой, а движения ничем не напоминали о прежней ловкости канатоходца.

"Так не бывает, — думал Шут, таращась на место гибели своей семьи. — Так ведь не бывает…"

— Иди к девочкам! — снова крикнул Дейра, обернувшись. В голосе его прозвучала незнакомая доселе Шуту жесткость. Но он все-таки ослушался. Вместо этого подошел ближе к старшему другу и осторожно взял его за плечо.

— Дей… Кто-нибудь еще остался жив? — глупая надежда никак не хотела уняться…

Акробат вздохнул. Опустил глаза, безмолвно качнув головой. Шут увидел, как из-под темных ресниц скатились по щеке две блестящих капли. Потом Дейра отвернулся, а Шут наконец и сам поглядел туда, где вчера стоял еще живой Виртуоз.

Лучше бы он этого не делал. Вид обугленных костей отозвался болезненным спазмом внутри, и Шут выпростал свой вчерашний ужин на горелую землю… Он согнулся сначала пополам, а потом и вовсе упал на колени, уткнулся лицом в черные останки травы и горько заплакал.

Дейра больше не понукал его — молча собирал все кости в один большой мешок, который сделал из своей рубахи. Сам Шут из всей одежды имел на себе только старые штаны чуть ниже колен — именно эта нехитрая одежонка была на нем, когда он проснулся ночью от крика… Ни обуви, ни реквизита, ни вещей — ничего не осталось. Шут думал об этом, лежа лицом в землю. В один миг они лишились и дома, и родителей, и будущего. Как жить дальше? Как жить, зная, что никогда больше голос Далы не разбудит утром, а вечером Виртуоз не разожжет костер, у которого собирались все артисты… Кто станет затягивать канаты и вытаскивать фургон из самой непролазной канавы? Норт всегда делал это с такой легкостью… А веселый смех братьев Шена и Руна — неужели теперь он останется только в памяти тех, кто уцелел?