Невидимки - Паланик Чак. Страница 25

— Завтрак с астронавтами! Вы только представьте себе! — восклицает Сет. — Теперь люди приходят сюда в самодельных кожаных сандалиях. Они называют своих детей Зильпа и Зевулун, как в Ветхом Завете.

Сет шмыгает носом и стирает рукой появившиеся на глазах слезы. Все это — работа эстраса. У Сета начинается предменструальный период.

— Люди, которые приходят в Спейс Нидл в настоящее время, — продолжает Сет, — насыщаются дома чечевицей. Они гуляют по развалинам будущего, как варвары, нашедшие греческие руины, и уверяют себя, что все это — творение Господа.

Сет останавливает машину под одной из трех огромных ног Спейс Нидл. Мы выходим из своей синей обители на колесах и смотрим вверх. На нижний ресторан Спейс Нидл. На верхний ресторан, вращающийся. На смотровую площадку на самой вершине. На звезды.

Перенесемся в тот печальный момент, когда мы покупаем билеты и входим в большую стеклянную кабину лифта. Он поднимает нас на средний уровень Спейс Нидл.

Мы в стеклянно-медной клетке на вечеринке звезд. Перемещаясь вверх, я ощущаю острое желание услышать гипоаллергенную телезвездную музыку, не тронутую человеком. Нечто, порожденное компьютером, воспроизведенное на синтезаторе Муг. Мне хочется станцевать фраг на борту самолета «Трансатлантических авиалиний», летящего на Луну, перед крутыми ребятами и их подругами, поглощающими в невесомости толченую картошку и ароматные таблетки.

Мне очень этого хочется.

Я пишу свои мысли на листе бумаги и показываю его Бренди Александр. Она тут же устремляется к стеклянно-медным окнам и начинает танцевать фраг, несмотря на то, что мы еще едем вверх. Из-за перегрузки это походит на танец на Марсе, где человеческий вес увеличивается до восьмисот фунтов.

Печальной я назвала эту ситуацию потому, что парень в разноцветном форменном костюме, который управляет лифтом, портит все ощущение будущего. Всю прелесть, прелесть, прелесть момента. Он смотрит на нас так, будто перед ним щенки, каких обычно видишь сквозь витрины в загородных зоомагазинах. Щенки со слезящимися глазами по шестьсот долларов за штуку. Они такие печальные, что их всем жалко. Так жалко, что пухлые девчонки с кудрями останавливаются у окон и шепчут:

— Я люблю вас, малыши. Будущее растрачено на людей.

Перенесемся на обзорную площадку Спейс Нидл. С нее не видно стальных ног внизу, и кажется, будто ты висишь над Сиэтлом в воздухе на летающей тарелке, наполненной сувенирами на продажу. Большинство из этих штуковин — вовсе не сувениры будущего. Они — экологические футболки и какие-то другие вещи из натуральных волокнистых крашеных тканей, которые нельзя стирать с чем-то другим. Еще здесь много пленок с записью песен китов во время спаривания. Ненавижу эти мелодии.

Бренди отправляется на поиски реликтов и артефактов будущего.

Акриловых.

Изготовленных из органического стекла.

Радия.

Алюминиевых.

Пенопластовых.

Сет приближается к перилам, подается торсом вперед и замирает над суицидными сетками и штырями. Ближайший из штырей уходит назад, в двадцать первый век.

Ветер развевает мои волосы, и они трепещут над темнотой. И над ночным Сиэтлом. Я крепко хватаюсь за стальной поручень. Когда-то он был покрыт краской, но миллионы чьих-то чужих рук, прикасавшихся к нему до меня, давно ее стерли.

Под рубашкой Сета, склонившегося над городом, рыхлый жир. Вместо пластин мышц, когда-то сводивших меня с ума. Жир нависает над ремнем его брюк. Во всем виноват премарин. Сексуальную щетину Сета осветлила провера. Опухли даже его пальцы.

Фотограф в моей голове говорит:

Покажи мне умиротворение.

Вспышка.

Покажи мне освобождение.

Вспышка.

Сет делает рывок, подпрыгивает всем своим водянистым телом и усаживается на поручень. Кисточки, украшающие его легкие кожаные туфли, болтаются над сетками. А галстук висит над тьмой и бездной как плоская селедка.

— Мне ничуть не страшно! — заявляет Сет, выпрямляет одну ногу и высвобождает пятку от туфли.

Та раскачивается, удерживаясь лишь на его пальцах.

Я крепче прижимаю вуали и покровы к своей шее. Люди, которые, подобно моим родителям, не знают, что со мной, наверное, подумали бы, что я делаю это просто от радости.

Сет говорит:

— В тот день, когда я пытался убить тебя и ты меня поймала, я в последний раз испытал страх.

Сет поворачивает ко мне голову и улыбается.

Я бы тоже улыбнулась, честное слово, но у меня нет губ.

Окутанная дымкой грядущего, ветром и теменью обзорной площадки Спейс Нидл, Бренди Александр, ее несравненное величество, Бренди с сувенирами будущего в руках подходит к нам с Сетом. Ее сувениры — это выцветшие открытки с обтрепанными загнутыми уголками, долгие годы пролежавшие на крутящейся подставке из металлических прутьев. Бренди протягивает каждому из нас по пачке. На открытках — фотографии будущего, сделанные в день открытия Спейс Нидл. Вот монорельс, переполненный улыбающимися красотками в розовых мохеровых костюмах с тремя огромными пуговицами спереди. Вот детишки в полосатых футболках, вот подстриженные «под ежик» светловолосые космонавты, стремительно идущие по направлению к научному центру. Тогда еще работали фонтаны.

— Расскажите миру, что пугает вас больше всего, — велит Бренди.

Она дает нам по контурному карандашу для глаз баклажанного цвета и говорит:

— Спасите мир, дав ему ценный совет из будущего. Сет что-то пишет на обратной стороне открытки и

протягивает ее Бренди.

— Лишь немногие, — читает Бренди, — победив в телеигре, выберут в качестве приза поездку во Францию. Большинство предпочтет получить сушилку для выстиранного белья.

Бренди заверяет написанное печатью — целует открытку своими графитовыми губами — и бросает ее в воздух. Ветер подхватывает картонный прямоугольник и уносит его в сторону взмывающих ввысь высоток делового центра Сиэтла.

Сет подает Бренди следующую открытку, и Бренди читает:

— Телеигры придуманы для того, чтобы мы спокойнее относились к случайным и бесполезным остаткам от полученного нами образования.

Поцелуй — и открытка летит в направлении озера Вашингтон.